Дело Ставиского

Де́ло Стави́ского — финансово-политическая афера, обострившая политическую борьбу во Франции и вызвавшая кризисную ситуацию в стране в период с декабря 1933 по февраль 1934 года; дело по обвинению Александра Ставиского, французского предпринимателя еврейско-украинского происхождения, в подделке векселей на 200 миллионов франков.

Подробнее

Во французском городе Байонна 25 декабря 1933 г. был арестован директор местного отделения банка «Муниципальный кредит» («Crédit municipal») Гюстав Тиссье, обвинённый в выпуске в обращение фальшивых чеков на предъявителя на огромную сумму в 25 миллионов франков. Директор был лишь исполнителем аферы, задуманной одним из учредителей банка Александром Стависким и выполненной под потворствующим надзором Жозефа Гара, байоннского мэра. За что впоследствии мэр-депутат был осуждён на два года.

Неоднократно преследовавшийся в предыдущие годы во Франции за мошенничество, Ставиский имел связи в высших кругах — политических, судебно-административных и журналистских. Что позволяло ему организовывать выпуски фальшивых векселей под различные социальные программы, вроде жилого строительства, а высокопоставленные чиновники и деятели помогали ему с распространением ценных бумаг, получая с них определенный процент. Следствие выяснило, что высшие чины и высокие лица также всячески отдаляли и препятствовали аресту Ставиского. Первым был снят с поста супрефект Антельм (Antelme), тот самый, который распорядился арестовать Гюстава Тиссье.

8 января 1934 г. полиция нашла Ставиского в альпийском шале в Шамони, умирающим от выстрела, сделанного с трёхметрового расстояния, как писала газета «Канар аншене». 16 января был обнаружен обезглавленный труп Альберта Пранса (Albert Prince), главы финансового отдела парижской прокуратуры, занимавшегося делом Ставиского, что только подлило масла в огонь. Происходящее сравнивали с Панамским делом.

Коррупционный скандал стал причиной политического кризиса в стране, и 27 января правительство Камиля Шота́на ушло в отставку, на его смену 30 января пришло правительство Даладье. В Париже происходили стычки между крайне правыми и крайне левыми партиями с применением оружия. Еврейское происхождение Ставиского породило всплеск антисемитизма. 6 февраля правые антиреспубликанские силы устроили на Елисейских полях демонстрацию, вылившуюся в неудачную попытку фашистского путча. На следующий день, 7 февраля 1934 г., недавно сформированное правительство социалиста Э. Даладье вышло в отставку.

В кинематографе

• Жизнь афериста, чьё разоблачение в 1934 году вызвало попытку государственного переворота во Франции, представлена на киноэкране фильмом «Стависки» (1974 г.), где главную роль сыграл Жан-Поль Бельмондо .
• В 2015 году во Франции вышел телефильм «Ставиский, мошенник века», где главную роль сыграл Томер Сислей.

Литература

• В. И. Вернадский. Дневники: 1926—1934. — Комиссия по разработке научного наследия академика В. И. Вернадского, Российская академия наук. Наука, 2001—455 с. — С. 338.
• Андрé Симоне, Гордон Ватерфиелд, Андрé Мауройс, Андрé Гéрауд, Жулес Ромайнс. О тех, кто предал Францию. — Гос. изд-во худож. лит-ры, 1941 - 395 с. — С. 38.

Отрывок, характеризующий Дело Ставиского

Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.