Дело было в Пенькове
Поделись знанием:
К:Фильмы 1957 года
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.
Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
| Дело было в Пенькове | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
100 мин. |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Дело было в Пенькове» — советский полнометражный чёрно-белый художественный фильм, поставленный на Киностудии имени М. Горького в 1957 году режиссёром Станиславом Ростоцким по повести Сергея Антонова.
Премьера фильма в СССР состоялась 17 февраля 1957 года.
Содержание
Сюжет
В колхоз по распределению приезжает молодой специалист Тоня Глечикова. Первый, кто встречается Тоне, — колхозный тракторист Матвей Морозов, заводила и выдумщик. Выходки Матвея были причиной постоянных конфликтов между ним и председателем колхоза Иваном Саввичем. К тому же дочь председателя Лариса против воли отца выходит замуж за Морозова. С приездом Тони жизнь в деревне начинает меняться. К ней тянется молодёжь. Тянется к ней и Матвей. Их невинный на первый взгляд интерес друг к другу становится источником сплетен. Лариса ревнует мужа к Тоне. Особенно недовольна её появлением в колхозе самогонщица Алевтина, чей дом раньше был центром «светской» жизни в деревне, что было дополнительным источником её доходов. Однажды Тоня в недостроенном клубе подворачивает ногу. Домой её относит Матвей, случайно оказавшийся там. Это видит Алевтина и приводит домой к Тоне отца Ларисы. Лариса, чувствуя, что муж охладел к ней, сильно ревнует его к Тоне. Алевтина подговаривает Ларису отравить соперницу. Лариса сначала соглашается, но в последний момент не решается на убийство. Матвей, узнав об участии Алевтины, в наказание запирает её в погребе, за что получает тюремный срок. Возвратившись домой, Матвей впервые видит уже подросшего сына и обеих любящих его женщин. Жизнь продолжается.
В ролях
- Вячеслав Тихонов — Матвей Морозов, тракторист
- Майя Менглет — Тоня Глечикова, молодой специалист из Ленинграда
- Светлана Дружинина — Лариса, жена Матвея
- Владимир Ратомский — Иван Саввич, председатель колхоза, отец Ларисы
- Валентина Телегина — Алевтина Власьевна, самогонщица
- Анатолий Кубацкий — Василий Николаевич, дед Тони
- Юрий Медведев — Зефиров, «штатный передовик»
- Евгения Мельникова — Дарья Семёновна, мать Матвея
- Александра Харитонова — Шурочка
- Юрий Мартынов — Лёня, комсомольский вожак
В эпизодах
- С. Яковлев — Сергей Алексеевич Игнатьев, партийный руководитель
- Екатерина Мазурова — Марья Фёдоровна, жена Ивана Саввича
- Григорий Михайлов — директор Подкаменской МТС
- Георгий Светлани — Фёдор Петрович Уткин, колхозник
- Евгений Гуров — корреспондент
- Анатолий Кириллов — корреспондент
- Пётр Кирюткин — бригадир
- Владимир Трошин — Дима Крутиков, лектор
- Иван Рыжов — колхозник на телеге
- М. Буданов — эпизод
Не указанные в титрах
- Николай Тарасов — проводник в поезде
- Юрий Афанасьев — парень в клубе
Съёмочная группа
- Сценарий и постановка — Станислава Ростоцкого (по повести С. Антонова[1])
- Оператор — Грайр Гарибян
- Художник — Мария Фатеева
- Композитор — Кирилл Молчанов
- Звукооператор — Леон Канн
- Текст песен — Николай Доризо
- Режиссёр-монтажёр — Евгения Абдиркина
- Редактор — Валерия Погожева
- Художник по костюмам — Ольга Беднова
- Художник-гримёр — К. Купершмидт
- Ассистенты:
режиссёра — З. Курдюмова, А. Кузьмин
оператора — А. Николаев - Комбинированные съёмки:
Оператор — Вера Шолина
Художник — В. Васильев - Государственный оркестр Главного Управления по производству фильмов
Дирижёр — Григорий Гамбург - Директор картины — Григорий Купершмидт
Фильм восстановлен на киностудии имени М. Горького
Фильм восстанавливали:
директор — Андрей Демьяненко
режиссёр — Станислав Ростоцкий
звукооператор — Керим Амиров
оператор — Г. Никитин
редактор — Е. Ольшанская
Звуковая дорожка
В фильме звучат песни композитора Кирилла Молчанова на стихи поэта Николая Доризо:
- «От людей на деревне не спрятаться» в исполнении Вячеслава Тихонова
- «Огней так много золотых» в исполнении Людмилы Зыкиной и Екатерины Семёнкиной
Признание и награды
- 1957 — Третья премия режиссёру Станиславу Ростоцкому на ВКФ (Всесоюзном кинофестивале) в Киеве (1959)[2].
- Один из лидеров проката 1958 года (13 место) — 30.5 млн. зрителей[2].
Факты
- Роль Матвея изначально писалась автором Сергеем Антоновым для Сергея Гурзо. Готовился снимать именно Гурзо и Ростоцкий. Из-за разных обстоятельств Гурзо не пришлось сыграть эту роль.
- Роль Ларисы могла сыграть Нонна Мордюкова, а роль Тони — Нина Меньшикова, но она в это время была беременна.
- Роль Тони — первая роль в кино Майи Менглет [3].
- Съемки фильма большей частью проходили в окрестностях деревни Кленково, Клинского района Московской области.[4]:7
Напишите отзыв о статье "Дело было в Пенькове"
Примечания
- ↑ publ.lib.ru/ARCHIVES/A/ANTONOV_Sergey_Petrovich/_Antonv_S._P..html
- ↑ 1 2 [old.russiancinema.ru/template.php?dept_id=3&e_dept_id=2&e_movie_id=1627 «Дело было в Пенькове»]. Фильмы. Энциклопедия отечественного кино. Проверено 26 ноября 2013.
- ↑ [megabook.ru/article/%D0%94%D0%95%D0%9B%D0%9E%20%D0%91%D0%AB%D0%9B%D0%9E%20%D0%92%20%D0%9F%D0%95%D0%9D%D0%AC%D0%9A%D0%9E%D0%92%D0%95 «Дело было в Пенькове»]. Статья. Онлайн энциклопедия Кирилла и Мефодия. Проверено 26 ноября 2013.
- ↑ Советский экран журнал № 19. — М., 1957.
Ссылки
- [mkrf.ru/registr/detail.php?ID=110086509&ganr=&strana=&year_from=1&year_to=106&kateg=&color=&nud=&firm_z=&keywords=&q=%C4%E5%EB%EE+%E1%FB%EB%EE+%E2+%CF%E5%ED%FC%EA%EE%E2%E5 «Дело было в Пенькове»]. Государственный регистр фильмов. Министерство Культуры Российской Федерации. Проверено 26 ноября 2013.
- [old.russiancinema.ru/template.php?dept_id=3&e_dept_id=2&e_movie_id=1627 «Дело было в Пенькове»]. Фильмы. Энциклопедия отечественного кино. Проверено 26 ноября 2013.
- [megabook.ru/article/%D0%94%D0%95%D0%9B%D0%9E%20%D0%91%D0%AB%D0%9B%D0%9E%20%D0%92%20%D0%9F%D0%95%D0%9D%D0%AC%D0%9A%D0%9E%D0%92%D0%95 «Дело было в Пенькове»]. Статья. Онлайн энциклопедия Кирилла и Мефодия. Проверено 26 ноября 2013.
- [old.tvkultura.ru/news.html?id=59206&cid=1484 «Дело было в Пенькове»]. Теле- и художественные фильмы. Телеканал «Культура». Проверено 26 ноября 2013.
- [www.domkino.tv/announce/7387 «Дело было в Пенькове»]. Телеканал «Дом Кино». Первый канал. Всемирная сеть. Проверено 26 ноября 2013.
- [russia.tv/brand/show/brand_id/6731 «Дело было в Пенькове»]. Государственный интернет-канал «Россия». Проверено 26 ноября 2013.
- «Дело было в Пенькове» (англ.) на сайте Internet Movie Database
| ||||||
Отрывок, характеризующий Дело было в Пенькове
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.
Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
