Делянов, Иван Давыдович

Иван Давыдович Делянов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Министр народного просвещения Российской империи
16 марта 1882 — 29 декабря 1897
Предшественник:	Александр Николаи
Преемник:	Николай Боголепов
Рождение:	30 ноября (12 декабря) 1818(1818-12-12) Москва
Смерть:	29 декабря 1897 (10 января 1898)(1898-01-10) (79 лет) Санкт-Петербург

Граф Ива́н Давы́дович Деля́нов (1818—1897) — государственный деятель Российской империи, камергер Двора Его Императорского Величества (со 2 апреля 1849 года), статс-секретарь ЕИВ (с 16 апреля 1867 года), директор Публичной библиотеки в 1861—1882, действительный тайный советник (с 1 января 1873 года), член Государственного Совета (с 1 января 1874 года), министр народного просвещения c 16 марта 1882 года — и до самой своей смерти, в 1897 году. Проводил реакционную политику в русле контрреформ.

Биография

Сын генерал-майора Д. А. Делянова и Марии Екимовны, племянницы графа И. Л. Лазарева. Деляновы — благородный армянский род, с XVIII века состоявший на российской службе. Получил домашнее образование. Знал французский, немецкий, английский языки и латынь. Женился на двоюродной сестре Анне Лазаревой.

Окончив в 1838 году юридический факультет Московского университета, пользуясь благосклонностью и покровительством своего начальника, графа Дмитрия Блудова, он в 1838 году поступил на службу во Второе Отделение СЕИВК, где занимался кодификацией законов. В 1854 году ему поручено управлять делами секретного Комитета о раскольниках. В 1858 году временно заведовал учебной частью в Воспитательном обществе благородных девиц и Александровском училище, в петербургском Екатерининском институте. В 1858 году перешёл в министерство народного просвещения и был назначен попечителем Петербургского учебного округа.

С 18 января 1860 года Иван Делянов — член Главного цензурного управления. 4 августа 1861 года назначен директором Департамента народного просвещения с увольнением от должности попечителя Петербургского учебного округа. 17 ноября 1861 уволен со службы «согласно прошению». С 3 мая 1866 Делянов — товарищ министра просвещения Дмитрия Толстого и его ближайший сотрудник. Как и его патрон, Делянов выступал за ограничение университетской автономии и сохранение классической системы образования в гимназиях.

Директор Публичной Библиотеки

6 декабря 1861 года Иван Делянов был назначен директором Публичной Библиотеки. За время службы в Библиотеке одновременно исполнял и другие государственные должности. С 17 февраля 1862 года вновь назначен попечителем Петербургского учебного округа, а с 1865 года — сенатор. С 1866 года — товарищ министра народного просвещения с увольнением от должности попечителя учеб, округа, с оставлением в должности дир. Б-ки. В 1867 году назначен статс-секретарём, в 1874 году — членом Государственного совета с увольнением от должности товарища министра нар. просвещения. С 1880 исправлял должность главноуправляющего собств. е. и. в. Канц. по учреждениям имп. Марии.

С назначением Делянова директором, Библиотека вновь перешла 24 июля 1862 года в ведение Министерства народного просвещения из ведомства императорского Двора. При нём к традиционным путям комплектования — ОЭ, покупка, дары — прибавился и книгообмен со многими научными учреждениями и о-вами Европы, Азии и Америки. С марта 1874 года директор получил право получать из-за границы, без цензуры, произв. печати. С целью улучшения комплектования по инициативе дир. мн. ученые составляли списки заказов книг по трём разделам: необходимые, нужные, полезные. Списки заказов представляли также АН, Петербургский и Московский университеты, Медико-хирургическая, Петербургская духовная, Михайловская артиллерийская и Николаевская инженерная академии. С 1863 года в читальном зале велась кн. читательских заказов, Универсальный характер фондов Библиотеки был сохранен и упрочен путём планомерного определения пропорций роста отдельных частей фонда, в соответствии с потребностями того времени. В виде опыта средства на комплектование были распределены между отделениями с учетом их значения, полноты и запросов читателей. Отделения Библиотеки пополнялись и за счет внутренних резервов. С 1863 года тщательно проверялось Дублетное отделение, из которого недостающие книги поступали в другие отделения, а дублеты передавались в Московский Публичный и Румянцевский музеи, шли на обмен или продавались. Кроме отпускаемых утверждённых императором сумм на комплектование, Библиотека могла тратить деньги, получаемые с арендаторов лавок и помещений, от продажи дублетов, от принадлежащих ей процентных бумаг. Иностранными книгами особенно интенсивно комплектовалось Отделение естественных наук (медицина, физика, математика). Библиотека по-прежнему регулярно через своих иностранных комиссионеров скупала эмигрантскую литературу, которая шла в Секретное отделение, существовавшее в первую очередь для нужд «высших правительственных учреждений и лиц». В секретный фонд поступали также издания на русском языке, задерживающиеся при таможенных досмотрах, отобранные при арестах революционеров. В 1867 году издано особое распоряжение об обязательной доставке в Библиотеку по одному экземпляру всех тех сочинений, которые судом и цензурой приговаривались к уничтожению. В Библиотеку направлялись также экземпляры отдельных статей, исключённых цензорами из различных изданий. При Делянове значительно пополнилось Отделение рукописей.

За время директорства Делянова в Библиотеку поступило 317866 назв. в 453854 т. кн., брошюр, отд. листов; 15 334 рукописи; 5 455 карт и планов; 23 358 эстампов и фотографий; 12882 музыкальных произведений. Всего 510883 единиц за 21 год.

Делянов уделял внимание внутренней организации Библиотеки. По его приказу в начале 1862 года началась работа над проектом новых устава и бюджета. Проект устава был подготовлен в 1865 году. В нём подчеркивалось, что «Библиотека, имея назначением служить науке и обществу, открыта для занятий всем желающим». Проект был опубликован в 1865 году в «ЖМНП», общественность приняла его положительно, охарактеризовав как «в высшей степени либеральный и рациональный». Но Устав не был одобрен министром народного просвещения Д. А. Толстым. Тем не менее отдельные части Устава были включены в административные директивы Делянова в 1870 и 1871 годах.

В 1863-64 по приказу Делянова проводилась ревизия состояния организации фондов и каталогов, было установлено большее единообразие в организации каталогов, отменена книжная форма каталогов, подтверждена крепостная расстановка книг. Эти положения были разработаны в утвержд. им. 24 дек. 1870 в «Правилах для составления каталогов», согласно которым сохранялись три каталога — алфавитный, системный и инвентарный, но изменялись акценты. Главную роль в обслуживании читателей отводилась алфавитному каталогу. Было введено обязательное ведение системного и алфавитного каталогов на карточках даже и в тех отделениях, в которых каталоги были переписаны в тетради. С 1875 года введена инвентарная проверка всех отделений. В 1870 Деляновым были разработаны и утверждены министром народного просвещения «Правила для занятий в ИПБ и для её обозрения», «Правила о Совете ИПБ», «Правила о хозяйственном комитете ИПБ», которые исключили бытовавшие в среде б-рей и общественности мысли об обществ, предназначении Библиотеки. По «Правилам…» выдача литературы за пределы ПБ разрешались научным обществам и правительственным учреждениям, а также частным лицам, известным директорам.

В 1870 Гос. совет утвердил временное расписание должностей и расходов по Библиотеке, где была увеличена общая смета расходов и впервые расходы на комплектование, каталогизацию и издательскую деятельности были выделены в особую статью бюджета. Делянов добился от правительства пятидесятипроцентного повышения бюджета ПБ. В 1874 временный бюджет заменен постоянной сметой расходов, закрепившей на четверть века бюджет в размере около 80 тыс. рублей. По новому штату, утверждённому в 1874 году, численность работников библиотеки увеличивалась, расширялась возможность привлечения вольнотрудящихся, использовавшихся главным образом в качестве дежурных читального зала. Делянов стремился расширить для читателей возможность пользоваться фондами Библиотеки. В ноябре 1862 открылся новый читальный зал на 250 мест, постр. по проекту В. И. Соболыцикова и И. И. Горностае в а, с особой комнатой для занятий художников, в самом зале организована справочная библиотека из нескольких тысяч книг, ускорена подача книг из отделений в читальный зал. Устроена комната для пользования науч. период, изд. за текущий год. В читальном зале вместо одного общего каталога на подсобный фонд находились 8 печатных системных каталогов. Заведена «Книга заявлений», в которую читатели записывали свои замечания и пожелания. В январе 1871 года при читальном зале была выделена особая комната для читательниц. В 1875 в зале введены четыре пункта выдачи кн., а в 1877 — устроен специальный пункт для обслуживания поврем, изд. С 1867 нижним чинам воен.-учеб, заведений дворянского происхождения было разрешено посещать Б-ку. Прочие воен. нижние чины допущены были в Б-ку только в 1877.

В 1860-х ПБ стала пользоваться славой наиболее благоустроенного и общедоступного в России книгохранилища.

В 1864 напечатан каталог периодических изданий, находящихся в журнальной комнате. Это был первый, отдельно изданный в России библиотечный каталог периодики. С этого же года и до 1895 года выходил каталог новых приобретений книг на иностранных языках за 1863-90 в 22 вып. По запросам жителей др. городов, а также заруб, б-рей готовились библиогр. справки. Напечатан целый ряд важных библиогр. изд. Составлено и напечатано несколько каталогов отд. коллекций кн. и рукописей, в том числе каталог Отделения «Россика» в 2 т. (1873). При Делянове были организованы новые выставки: образцов куфической каллиграфии; рисунков и автогр. русских худоэников; кит. рукописей, украш. рис.

В конце 1870-х — нач. 1880-х — в эпоху реакционных «контрреформ» Александра III в Б-ке за читателями был установлен фактически политический надзор.

При Делянове были произведены работы по упорядочению фондов: разобраны, каталогизированы и расставлены по местам кн., поступившие из Эрмитажной б-ки, разобрана 30-тыс. библиотека кн. С. В. Кочубея. Кн., на-печат. Эльзевирами, соединены в одну коллекцию, составлен их инвентарь. В связи с участившимися кражами книг в 1868 были введены контрольные листки.

Был принят ряд противопожарных мер, возведены кирпичные своды под всеми залами, во всех окнах и в балконных дверях на углу Невского проспекта и Садовой улицы сделаны железные переплеты вместо деревянных и др. Положение осложнялось теснотой, недостатком площадей для размещения фондов и обслуживания посетителей. В 1881 Делянов обратился к министру имп. Двора и в Гор. думу с просьбой об уступке принадлежащей М-ву и городу земли для стр-ва новой пристройки к существующему зданию Б-ки, но вопрос этот был разрешен уже при преемнике Д.- А. Ф. Бычкове.

Министр народного просвещения

Министром Иван Делянов был назначен 16 марта 1882 года вновь по прямой протекции Д. А. Толстого (тогда ещё не занявшего пост министра внутренних дел), а также при активной поддержке Константина Победоносцева и Михаила Каткова. В связи с назначением министром народного просвещения, Делянов покинул управление Публичной Библиотекой. Чтобы отметить его особые заслуги, совет Библиотеки попросил Делянова принять звание почётного члена Совета Публичной Библиотеки. В 1883 году по соизволению императора Александра III на средства сотрудников Библиотеки в XIV зале, в котором находились исторические сочинения (ныне читальный зал общественно-политической литературы) был вывешен портрет Делянова работы художника Н. Т. Богацкого.

Деятельность Делянова на посту министра народного просвещения отнюдь не была однозначной. С одной стороны, при нём было обращено особое внимание на техническое и промышленное образование: открыт Харьковский технологический ин-т и Томский университет, в целом ряде городов открыты средние и нижние технические и промышленные училища, пересмотрены учебные планы классических гимназий, где за счёт древних языков было значительно расширено преподавание русского языка.

Однако, убийство императора Александра Второго 1 марта 1881 года почти немедленно привело к резкому повороту во внутренней политике России в сторону консервативно-охранительного курса, в том числе и в области народного просвещения. Первым делом Делянов передал в ведение Святейшего Синода церковно-приходские школы и младшие школы грамотности, придав таким образом всему начальному образованию церковный характер. В 1884 году новым университетским уставом была также значительно ограничена автономия университетов и других высших учебных заведений, введено назначение для профессоров и государственные экзамены — для студентов. Наконец, при активном участии Делянова в 1887 году был выпущен печально знаменитый «циркуляр о кухаркиных детях», серьёзным образом затруднявший поступление в гимназии и высшие учебные заведения людям низших сословий. В этом циркуляре напрямую предписывалось не принимать в гимназию «детей кучеров, прачек, мелких лавочников». В 1886 Деляновым были закрыты Высшие женские курсы, которые были вновь открыты через три года, но уже с новой, значительно изменённой программой. Также при Делянове была введена строгая процентная норма приема евреев в высшие учебные заведения.

С одной стороны, во второй половине 19-го века значительно выросло количество начальных школ, что привело к заметному увеличению грамотности населения. В значительной мере это произошло благодаря усилиям земств. Но при этом последовательно принимались меры, призванные сделать специальное образование, особенно высшее, достоянием только верхушки общества, привилегированных сословий. Поэтому единой и преемственной системы учебных заведений так и не было создано, а меры Делянова способствовали тому, что эта система была фактически разделена на две половины: низшее всесословное образование, и высшее, условием которого стало окончание курса классической гимназии, что теперь стало доступным только небольшому слою горожан.

Нельзя сказать, что сам Иван Делянов был инициатором или идейным вдохновителем такой политики. Добрый, мягкий человек, вечно хлопочущий за массу совсем не знакомых ему людей, он не воспринимался современниками как серьёзный и самостоятельный деятель. Между «своими» служащими министерства он получил кличку «армянский ноль». Его попросту не считали способным на какие-то самостоятельные и последовательные поступки. Главнейшей сильной стороной его была безусловная верность и преданность своему давнему патрону Дмитрию Толстому и Константину Победоносцеву, которые по существу (через Делянова) и направляли деятельность министерства народного просвещения. И в итоге, хотя некоторые современники отмечали мягкий и добрый характер Делянова, но его политика в области просвещения у прогрессивных людей вызывала резко отрицательную оценку. Так, Владимир Короленко назвал Делянова человеком, «много лет лежащим гнилой колодой поперек дороги народного образования». Б. Горев писал в своих воспоминаниях о петербургском студенчестве в 1890-х годах: «Студенческая масса в общем была настроена резко оппозиционно: об этом достаточно заботились деляновские гимназии».

Значительно мягче, хотя и всё-таки с тенью осуждения отзывались о нём известные государственники и консерваторы, люди своего круга. Например, граф Сергей Витте вспоминал об этом министре примерно в таких же выражениях:

«Делянов был очень милый, добрый человек, и вопросы Министерства народного просвещения вообще были ему не чужды. Он был человек культурный, образованный… Он никогда никаких резких вещей не делал, всегда лавировал, держась того направления, которое в то время было преобладающим, а именно направления графа Дмитрия Толстого. Вообще он лавировал на все стороны».

— Витте С. Ю. 1849—1894: Детство. Царствования Александра II и Александра III, глава 15 // [az.lib.ru/w/witte_s_j/text_0010.shtml Воспоминания]. — М.: Соцэкгиз, 1960. — Т. 1. — С. 311. — 75 000 экз.

А его коллега, долгие годы хорошо знавший его по министерству, Главный цензор России и одновременно яркий литератор и журналист, Евгений Феоктистов, выразился о нём гораздо короче:

«Делянов представлял собой идеальный пример того, как можно у нас достигнуть весьма высокого положения без сколько-нибудь выдающихся заслуг…»

— ( Евгений Феоктистов, «За кулисами политики и литературы»)

Со 2 апреля 1849 года был назначен камергером Двора Его Императорского Величества, спустя 18 лет получил чин статс-секретаря Его Императорского Величества, 23 ноября 1888 года по представлению Дмитрия Толстого, Иван Делянов получил титул графа. А с 1 января 1873 года имел чин действительного тайного советника, а годом позже был назначен членом Государственного Совета.

Похоронен в Воскресенской церкви — усыпальнице на Смоленском армянском кладбище в Петербурге.

Внучка Делянова княжна Наталья Александровна Голицына была замужем за князем императорской крови Василием Александровичем Романовым (1907—1989).

По завещанию Делянова книги его библиотеки передавались Петербургскому университету и гимназиям, а редкие издания — Публичной библиотеке и Московскому Румянцевскому музею.

Награды

• орден Св. Станислава 2-й ст. (1855)
• Св. Анны 2-й ст.
• орден Св. Владимира 3-й ст.
• орден Св. Станислава 1-й ст. (1855)
• орден Св. Анны 1-й ст. (1856)
• орден Св. Владимира 2-й ст. (1860)
• Белого Орла (1862)
• орден Св. Александра Невского (1865)
• орден Св. Владимира 1-й ст. (1811)
• орден Св. Андрея Первозванного (1883)

иностранные

• [орден Красного орла]] 1-й ст. (1874)
• орден Заслуг герцога Петра-Фридриха-Людвига 1-й ст. (1878)
• Орден Князя Даниила 1-й ст. (1879)
• орден Золотой звезды 1-й ст. с алмазами (1893)

Литература

• Делянов, Иван Давыдович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01004161228#?page=77 Альманах современных русских государственных деятелей]. — СПб.: Тип. Исидора Гольдберга, 1897. — С. 15—18.
• Императорская Публичная библиотека в эпоху перехода в ведомство Министерства народного просвещения: (Краткий очерк её прошедшего и настоящего). — СПб.: тип. И. Огризко, 1863. — 72 с.
• [vivaldi.nlr.ru/ab000000748/view#page=43 Список гражданским чинам первых трех классов. Исправлен по 1-е октября 1893 года]. — СПб., 1893. — С. 1—2.
• Хрущёв И. П. [dlib.rsl.ru/viewer/01003644342#?page=7 Памяти графа И. Д. Делянова: (Очерк: С прил. 2-х речей Делянова)]. — СПб.: тип. М. Акинфиева и И. Леонтьева, 1898. — 82 с.
• Рождественский С. В. [dlib.rsl.ru/viewer/01004487373#?page=1 Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения, 1802—1902]. — СПб., 1902. — 785 с.
• Никитенко А. В. Моя повесть о самом себе и о том, «чему свидетель в жизни был»: Записки и дневник (1804—1877). — 2-е изд., испр. и доп. по рукописи. — Т. 1—2. — СПб., 1904—1905.

Отрывок, характеризующий Делянов, Иван Давыдович

– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.