Деменков, Лаврентий Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лаврентий Васильевич Деменков
Дата рождения

15 июля 1918(1918-07-15)

Место рождения

деревня Соколовка, Чериковский район, Могилёвская область

Дата смерти

22 октября 1993(1993-10-22) (75 лет)

Место смерти

Воронеж

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

пехота,
Комитет государственной безопасности СССР

Годы службы

19381960

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Лаврентий Васильевич Деменков (19181993) — подполковник КГБ СССР, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1944).



Биография

Лаврентий Деменков родился 15 июля 1918 года в деревне Соколовка (ныне — Чериковский район Могилёвской области Белоруссии) в семье крестьянина. С 1924 года вместе с семьёй проживал в Кемеровской области. В 1938 году окончил Томский техникум общественного питания. Осенью 1938 года Деменков был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию, в 1940 году демобилизован. В 1941 году он повторно был призван в армию. В 1942 году Деменков окончил ускоренный курс Омского военного пехотного училища. С марта того же года — на фронтах Великой Отечественной войны. Принимал участие в боях на Ленинградском и Карельском фронтах. В боях два раза был ранен. К июню 1944 года лейтенант Лаврентий Деменков командовал взводом 1063-го стрелкового полка 272-й стрелковой дивизии 7-й армии Карельского фронта. Отличился во время Свирско-Петрозаводской операции[1].

21 июня 1944 года взвод Деменкова переправился через Свирь в районе города Лодейное Поле Ленинградской области. Возглавив группу добровольцев, Деменков ползком и перебежками добрался до обстреливавшего советские части дзота и забросал его гранатами, после чего поднял взвод в атаку, выбив противника из второй линии траншей и выйдя на дорогу Сортавала — Петрозаводск. Во время боя за деревню Сармяги взвод оказался в окружении. Несмотря на это, Деменков трижды поднимал взвод в атаку, отбив все удары вражеского батальона[1].

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 июля 1944 года за «образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм» лейтенант Лаврентий Деменков был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» за номером 3829[1].

Вскоре Деменков был назначен командиром стрелковой роты. Участвовал в освобождении Олонца, Видлицы, Салми, Питкяранты. В боях под Питкярантой он получил тяжёлое ранение, лечился в госпитале в Петрозаводске. После окончания войны Деменков работал в органах МГБ/КГБ СССР. В 1959 году он окончил Всесоюзный заочный финансово-экономический институт. В 1960 году в звании подполковника Деменков был уволен в запас. Проживал в Воронеже, работал в Воронежском институте связи, занимался общественной деятельностью. Умер 22 ноября 1993 года, похоронен на Коминтерновском кладбище Воронежа[1].

Был также награждён орденами Отечественной войны 1-й степени, Трудового Красного Знамени, Красной Звезды, рядом медалей[1].

Напишите отзыв о статье "Деменков, Лаврентий Васильевич"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=3788 Деменков, Лаврентий Васильевич]. Сайт «Герои Страны».

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
  • Героям Родины — слава! — Петрозаводск: Карелия, 1985.
  • Навечно в сердце народном. 3-е изд., доп. и испр. Минск, 1984.

Отрывок, характеризующий Деменков, Лаврентий Васильевич

– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.