Шернваль, Аврора Карловна
| Аврора Карловна Карамзина | |
 | |
| Портрет А.К.Демидовой Художник К.П.Брюллов, 1837 г. | |
|---|---|
| Имя при рождении: |
Аврора Шернваль |
| Место рождения: | |
| Место смерти: | |
| Отец: |
Карл Юхан Шернваль (1764—1815) |
| Мать: |
Ева Густава фон Виллебранд (1784—1844) |
| Супруг: |
1) Демидов, Павел Николаевич (1798) |
| Дети: | |
Баронесса Ева Аврора Шарлотта Шернваль (швед. Eva Aurora Charlotta Stjernvall; с 1836 носила фамилию Демидова, с 1846 — Карамзина; 1 августа 1808, Бьёрнеборг — 13 мая 1902, Гельсингфорс) — светская львица из шведского рода Шернваль из Финляндии, фрейлина и статс-дама русского императорского двора, крупная благотворительница. Сестра Э. К. Шернваля и другой знаменитой светской красавицы, Эмилии Шернваль. Именем Авроры Карамзиной названа одна из улиц Хельсинки[1].
Биография
Родилась в разгар Русско-шведской войны 1808—1809 годов. Её родители, отец — барон Карл Юхан Шернваль (1764—1815), выборгский губернатор, и мать — Ева Густава фон Виллебранд (1784—1844), принадлежали к дворянским родам, прибывшим в Финляндию из Швеции. Овдовев, в 1816 году мать Авроры Карловны вышла замуж за видного выборгского сенатора и юриста Карла Йохана фон Валлена. По словам Я. К. Грота, она была дамой, которой «мало подобных, не столько по приятной наружности, сколько по восхитительному обращению и младенческой ласковости со всеми».
Аврора Шернваль и её сестра Эмилия (будущая жена графа В. А. Мусина-Пушкина) получили хорошее образование и отличались необыкновенной красотой. Трудно было решить, кто из сестёр лучше. Эмилия, сравнённая Лермонтовым с белой лилией, казалась обаятельнее смуглой брюнетки Авроры, но красота последней была пластичнее и строже[2].
Авроре Шернваль в 1824 или 1825 году посвятил стихотворение Евгений Баратынский, проходивший в то время службу в Финляндии. Баратынский также перевёл это своё стихотворение на французский язык:
Выдь, дохни нам упоеньем,
Соименница зари;
Всех румяным появленьем
Оживи и озари!
Пылкий юноша не сводит
Взоров с милой и порой
Мыслит с тихою тоской:
«Для кого она выводит
Солнце счастья за собой?»
Её жизнь часто омрачалась утратами близких ей людей, за что её звали «роковой Авророй». По выходе в 1828 году замуж сестры, Аврора Карловна продолжала жить в Финляндии и уже готовилась вступить в брак с одним из соотечественников, но жених её неожиданно умер. После этого она уехала в Москву к сестре и прожила в её семье несколько лет. Второй её жених, «синеглазый демон» и любовь её юности, Александр Алексеевич Муханов (1802—1834), также умер до свадьбы, уже назначенной. 
В 1835 году была пожалована во фрейлины. Была одной из первых петербургских красавиц, встречалась в свете с Пушкиным, Вяземским, А. И. Тургеневым. В её честь граф М. Ю. Виельгорский на слова Вяземского написал романс-мазурку.
Наконец, в 1836 году Аврора Карловна вышла замуж за известного богача и мецената, Павла Николаевича Демидова (1798—1840). Она дважды отказывала ему, но поддавшись на уговоры императрицы, согласилась. 25 марта 1840 года Демидов скончался, оставив ей сына Павла (1839—1885), будущего князя Сан-Донато. По случаю кончины Демидова, В. А. Муханов, брат бывшего жениха Авроры Карловны, сделал запись в своём дневнике[3]:
|
Я думаю, что жена его, несмотря на всё то, что рассказывалось о чудачествах её мужа, должна быть удручена этим событием... Это женщина совершенство, она, кажется, обладает всем для счастья: умна, добра, чиста сердцем, красива, богата. Дай Бог ей со всеми этими преимуществами найти человека достойного её и который сделал бы её счастливой; она этого вполне заслуживает, и я надеюсь, что, за всё выстраданное ею, судьба не замедлит вознаградить её. | 
|
7 июля 1846 года — на сей раз по любви — Аврора Карловна вступила во второй брак с Андреем Николаевичем Карамзиным (1814—1854), старшим сыном Н. М. и Е. А. Карамзиных. Свадьба была в Петербурге в Шереметевской церкви. По словам Вяземского, все семейство Карамзиных было очень довольно этим браком, хотя невеста и старше жениха, но «она милая, добрая женщина, и была и будет примерной женой». Зато всё общество и её родные восстали против этой свадьбы и удивляются, как «Демидова может решиться сойти с какого-то своего класса при дворе и, будучи тайной советницей, идти в поручицы. Но любовь восторжествует над супротивной силой»[4].
Любовь действительно восторжествовала, но счастье их продолжалось недолго. 24 мая 1854 года Андрей Карамзин был убит в Дунайской армии во время Крымской войны. За смертью любимого мужа последовала в 1868 году смерть молодой жены её единственного сына, Марии Элимовны, а в 1885 году умер и сам сын — Павел Павлович Демидов, известный филантроп, живший в основном в Париже. 
Оставшись вдовою, Аврора Карловна нашла утешение в том, что делала добро, где только могла. Она посвятила свою долгую жизнь благотворительности и общественной деятельности. Была основательницей Института сестёр милосердия в Хельсинки. Большой вклад внесла в общественную работу и в женское образование в Финляндии. Также долгое время была сосредоточена на благотворительной деятельности. Сначала лично, а потом с помощью кого-нибудь из слушательниц института сестёр милосердия принимала в назначенные дни нуждающихся в помощи. Помогала многим студентам. Посещала по праздникам народную школу в Трескенда, где участвовала во вручении учащимся стипендий и наград.
22 июля 1898 года Высочайшим указом вдова полковника А. К. Карамзина была пожалована в статс-дамы. Скончалась она в 93 года на своей вилле Хагасунд (Хакасалми) в Хельсинки и была похоронена на кладбище Хиетаниеми.
Правнуком Авроры Шернваль и Павла Демидова был принц Павел Карагеоргиевич, регент Югославии в период малолетства короля Петра II.
Художественная литература
- Федоров Е. А.(1897—1961) трилогия «Каменный пояс», книга 3 «Хозяин каменных гор»
Напишите отзыв о статье "Шернваль, Аврора Карловна"
Примечания
- ↑ Сто замечательных финнов. Калейдоскоп биографий = 100 suomalaista pienoiselämäkertaa venäjäksi / Ред. Тимо Вихавайнен (Timo Vihavainen); пер. с финск. И. М. Соломеща. — Хельсинки: Общество финской литературы (Suomalaisen Kirjallisuuden Seura), 2004. — 814 с. — ISBN 951-746-522-X.. — [www.kansallisbiografia.fi/pdf/kb_ru.pdf Электронная версия] (Проверено 26 января 2009)
- ↑ В. А. Соллогуб. Воспоминания, 1993.— С. 444.
- ↑ Дневник В. А. Муханова // Русский Архив, 1897. Кн. 1.— С.273.
- ↑ Русская Старина. 1902. Т. 112.— С. 206.
Ссылки
- [www.vbrg.ru/articles/istorija_vyborga/istoricheskie_lichnosti_nashego_goroda/avrora_karamzina/ Биография Авроры Карамзиной]
Отрывок, характеризующий Шернваль, Аврора Карловна
– Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его, если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.
– Впрочем, если прикажете, ваше величество, – сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала.
Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению.
Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя.
В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.
Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
