Демидович, Борис Павлович

Борис Павлович Демидович
Дата рождения:	2 марта 1906(1906-03-02)
Место рождения:	Новогрудок, Российская империя
Дата смерти:	23 апреля 1977(1977-04-23) (71 год)
Место смерти:	Москва
Страна:	СССР СССР
Научная сфера:	математика
Место работы:	Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова
Учёная степень:	доктор физико-математических наук
Альма-матер:	Белорусский государственный университет
Научный руководитель:	В. В. Немыцкий
Награды и премии:

Борис Павлович Демидович (2 марта 1906, Новогрудок — 23 апреля 1977, Москва) — советский математик и педагог, специалист в области теории обыкновенных дифференциальных уравнений, функционального анализа, математической физики. Автор одного из наиболее известных в математической среде бывшего СССР сборников задач по математическому анализу.

Биография

Родился в семье учителя. Отец, Павел Петрович Демидович (10.07.1871—7.03.1931), из крестьян, окончил в 1897 году учительский институт г. Вильно, известный собиратель белорусского фольклора. Мать, Олимпиада Платоновна (урожд. Плышевская) (16.06.1876—19.10.1970), происходила из семьи священника, до замужества также была учительницей. В семье Демидовичей кроме Бориса, было три дочери — Зинаида, Евгения, Зоя и младший брат Павел.

Среднюю школу окончил в Минске (1923). С 1923 по 1927 год учился на физико-математическом отделении педагогического факультета, недавно (в 1921 году) созданного Белорусского государственного университета, первого ВУЗа в Белоруссии. По окончании БГУ в 1927 году был рекомендован в аспирантуру кафедры высшей математики, но, не сдав экзамен по белорусскому языку, уезжает в Россию. В 1927—1931 годах преподавал математику в средних учебных заведениях в Брянской и Смоленской областях.

В 1931 году поступил в одногодичную (подготовительную) аспирантуру НИИ математики и механики МГУ. В 1932 году продолжил обучение в аспирантуре (основной), под руководством А. Н. Колмогорова занимается теорией функций действительного переменного, затем — качественной теорией обыкновенных дифференциальных уравнений под руководством В. В. Степанова. Знакомится и начинает сотрудничество (продолжившееся многие годы и переросшее в дружбу) с В. В. Немыцким. Входит в число участников научного семинара по качественной теории дифференциальных уравнений (рук. В. В. Степанов и В. В. Немыцкий).

Получил квалификацию преподавателя математики во ВТУЗах. Был распределен в Транспортно-Экономический Институт НКПС, в 1932-33 годах преподавал в нём. В 1933—1934 годах по совместительству работает в Бюро Опытного Транспортного Строительства НКПС, старший научный сотрудник.

По окончании аспирантуры в МГУ (1935), один семестр работает на кафедре Математики в Институте кожевенной промышленности им. Л. М. Кагановича, а с февраля 1936 года, по приглашению Л. А. Тумаркина, начинает преподавать на механико-математическом факультете МГУ, ассистент кафедры Математического анализа. Кандидат физико-математических наук (1936), тема диссертации «О существовании интегрального инварианта на системе периодических орбит», оппонент А. Я. Хинчин. По рекомендации Н. Н. Лузина основные результаты работы опубликованы в Докладах Академии наук СССР.

В 1938 году утверждён доцентом.

В 1963 году на заседании учёного совета мехмата МГУ защитил докторскую диссертацию (по совокупности работ) «Ограниченные решения дифференциальных уравнений» (официальные оппоненты В. В. Немыцкий, Б. М. Левитан, В. А. Якубович, ведущее предприятие — кафедра обыкновенных дифференциальных уравнений Матмеха ЛГУ, зав. кафедрой В. А. Плисс). В 1965 году утвержден профессором.

Преподавал также в ряде ведущих ВУЗов Москвы (Московский государственный технический университет имени Н. Э. Баумана, Военно-инженерная академия им. Ф. Э. Дзержинского и др.).

Автор около 60 научных работ. Область научных интересов:

• динамические системы с интегральными инвариантами;
• периодические и почти-периодические решения обыкновенных дифференциальных уравнений;
• правильные и вполне правильные (по Демидовичу) дифференциальные системы;
• ограниченные решения обыкновенных дифференциальных уравнений;
• устойчивость решений обыкновенных дифференциальных уравнений, в частности, орбитальная устойчивость динамических систем.

Награждён орденом «Знак Почёта» и медалями. Заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1968).

Скоропостижно скончался от острой сердечной недостаточности.

Семья

В 1933 году брат Б. П. Демидовича — Павел — был арестован и обвинён в антисоветской деятельности, расстрелян 27 ноября 1937 г.

Б. П. Демидович имел четырёх детей.

Сын — Василий Борисович, доцент механико-математического факультета МГУ. Составитель серии книг «Мехматяне вспоминают» (вып. 1 2008, вып. 2 2009).

Библиография

• Сборник задач и упражнений по математическому анализу. 13-е изд., испр. — М.: Изд-во Моск. ун-та; ЧеРо, 1997. — 625 с. — ISBN 5-211-03645-X
• в соавт. с В. А. Кудрявцевым. Краткий курс высшей математики. — М.: Гос. изд. техн.-теорет. лит., 1949. (+ многочисленные переиздания)
• в соавт. с И. А. Мароном. Основы вычислительной математики. — М.: Физматгиз, 1960. (+ многочисленные переиздания)

Ссылки

• [www.mathnet.ru/php/person.phtml?option_lang=rus&personid=24429 Борис Павлович Демидович. Персональная страница на сайте Общероссийский математический портал]
• [www.mathnet.ru/links/1f0c489f2080da07e67e7541a1da9759/rm5965.pdf Борис Павлович Демидович. К 60-летию со дня рождения]

Отрывок, характеризующий Демидович, Борис Павлович

А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.