Демидовы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Демидовы


Описание герба:
Том и лист Общего гербовника:

II, 135

Части родословной книги:

I, II, III

Родоначальник:

Никита Демидов

Ветви рода:

князья Сан-Донато, Лопухины-Демидовы

Период существования рода:

С XVII века по настоящее время.

Место происхождения:

Тула


Подданство:
Российская империя
Россия
Имения:

Тайцы, Сиворицы, Алмазово, Алабино, Брынь

Дворцы и особняки:

Дворец в Нескучном, Особняк П. Н. Демидова, дача П. Г. Демидова, Белый дом, Вилла Пратолино

Деми́довы — род богатейших российских предпринимателей (заводчиков и землевладельцев), выдвинувшийся при Петре I благодаря созданию оружейных и горнодобывающих предприятий в Туле и на Урале. Основатели многих уральских городов, внёсшие неоценимый вклад в освоение и развитие уральской земли.

В XIX веке Демидовы отходят от предпринимательской деятельности и вливаются в ряды европейской аристократии (с купленным в Италии титулом князей Сан-Донато). Из их числа происходила мать югославского регента Павла Карагеоргиевича. Одна из ветвей рода в 1873 году унаследовала в лице генерал-майора Николая Петровича Демидова имя и титул светлейших князей Лопухиных (его дед гофмейстер Григорий Александрович Демидов был женат на Екатерине Петровне урождённой светлейшей княжне Лопухиной).

Род Демидовых был внесен в I, II, III части родословных книг Московской, Нижегородской и Санкт-Петербургской губернии (Гербовник, II, 135 и XIII, 66).

Демидовыми были основаны Демидовская премия и Демидовский лицей. В память об их заслугах в Барнауле и Ярославле в XIX веке были установлены Демидовские столпы. В Петербурге их имя носит Демидов мост, соединяющий берега канала Грибоедова[1]. Становлению семейного дела Демидовых посвящён советский исторический фильм 1983 года.





Представители

Фамилия Демидов изначально произошла от имени родоначальника.


Демид Григорьевич Антуфьев (варианты – Антюфеев, Антифеев, Онтюфеев)

Отец Никиты Демидова, родоначальника рода Демидовых — Демид Григорьевич Антуфьев, происходил из государственных крестьян. Он приехал в Тулу из села Павшино, чтобы заняться кузнечным делом при тульском оружейном заводе. Из троих его сыновей — Никиты, Семёна и Григория самым предприимчивым и энергичным оказался старший сын — Никита[2].

Никита Демидович Антюфеев

О начале его известности и первых успехах существует много разных преданий, связанных с именами Шафирова и Петра Великого. Достоверно только то, что искусно приготовленные им образцы ружей понравились Петру, который сделал его поставщиком оружия для войска во время Северной войны. Так как поставляемые Никитой Демидовым ружья были значительно дешевле заграничных и одинакового с ними качества, то Пётр в 1701 г. приказал отмежевать в собственность Демидова лежавшие около Тулы стрелецкие земли, а для добычи угля дать ему участок в Щегловской засеке.

В 1702 году Демидову были отданы Верхотурские железные заводы, устроенные на реке Нейве в 1701 г. на Урале, с обязательством уплатить казне за устройство заводов железом в течение 5 лет и с правом покупать для заводов крепостных людей. В именной Грамоте от того же года Никита Демидов впервые наименован Демидовым вместо прежнего прозвища Антуфьев.

В 1703 году Пётр приказал приписать к заводам Демидова две волости в Верхотурском уезде. С 1716 по 1725 год Демидов вновь построил четыре завода на Урале и один на реке Оке.

Демидов был одним из главных помощников Петра при основании Петербурга, жертвуя на этот предмет деньгами, железом и т. д.

Акинфий Никитич Демидов

Сын Никиты Демидовича, Акинфий Никитич (1678—1745) с 1702 года управлял Невьянскими заводами. Для сбыта железных изделий с заводов он восстановил судоходный путь по Чусовой, открытый ещё Ермаком и потом забытый, провел несколько дорог между заводами и основал несколько поселений по глухим местам вплоть до Колывани; построил 9 заводов и открыл знаменитые алтайские серебряные рудники, поступившие в ведение казны. Он же принимал меры для разработки асбеста, или горного льна, и распространял вместе с отцом добывание и обработку малахита и магнита. Предложение его уплачивать казне всю подушную подать за уступку ему всех солеварен и повышение продажных цен на соль было отвергнуто, несмотря на посредничество Бирона, делавшего у него громадные денежные займы.

В 1726 году Демидов вместе с братьями и нисходящим потомством возведён в потомственное дворянское достоинство по Нижнему Новгороду «с привилегией против других дворян ни в какие службы не выбирать и не употреблять». По его завещанию значительная доля его наследства предназначалась сыну его от второго брака, Никите; старшие сыновья возбудили процесс, и по высочайшему повелению генерал-фельдмаршал Бутурлин произвёл между ними равный раздел.

Никита Никитич Демидов

Брат Акинфия Никита (кон. 1680-х/нач. 1690-х — 1758) отличался крутым нравом, и в его деревнях и на заводах часто вспыхивали крестьянские бунты. Никита Никитич, знаток горнозаводского дела, активно работал в Берг-коллегии и основал железоделательные Нижнешайтанский, Буйский, Кыштымский, Лайский заводы и Давыдовский медеплавильный завод, за что в 1742 году его возвели в чин статского советника. Никита Никитич имел пятерых сыновей.

Прокофий Акинфиевич Демидов

Старший сын Акинфия, Прокофий (1710—1786), был известен своими чудачествами. Так, в 1778 г он устроил в Петербурге народный праздник, который вследствие громадного количества выпитого вина был причиной смерти 500 человек. Однажды он скупил в Петербурге всю пеньку, чтобы проучить англичан, заставивших его во время пребывания в Англии заплатить непомерную цену за нужные ему товары. Громадные богатства, полученные по разделу (четыре завода, которые он потом продал купцу Собакину, до 10 000 душ крестьян, более 10 сел и деревень, несколько домов и пр.), и доброе сердце сделали Прокофия Демидова одним из значительнейших общественных благотворителей. На пожертвованные им 1 107 000 руб. основан Московский воспитательный дом. Им же учреждено коммерческое училище, на которое он пожертвовал 250 000 руб. (1772). Когда стали открываться народные училища и главные нар. уч., Прокофий пожертвовал на них 100 000 руб. С именем его связывается также учреждение ссудной казны и Нескучного сада в Москве.

Григорий Акинфиевич Демидов

Средний сын Акинфия, Григорий (1715—1761), больше интересовался ботаникой, чем предпринимательством. Более всего он известен как создатель первого в России научного ботанического сада под Соликамском и как корреспондент шведского учёного Карла Линнея. Также Григорию выпала судьба спасать фонды библиотеки Академии наук после пожара 5 декабря 1747 года. Его трехэтажный дом на Васильевском острове на 20 лет, до 1766 года принял библиотеку и собрание Кунсткамеры. Григорий, благодаря своим дипломатическим способностям, упорству и бесконечным благодеяниям добился в 1755 году у императрицы Елизаветы Петровны раздела Акинфиевого наследства, дав наконец возможность всем братьям вести самостоятельную жизнь.

Никита Акинфиевич Демидов

Младший сын, Никита Акинфиевич (1724—1789), отличался любовью к наукам и покровительствовал учёным и художникам. Он издал «Журнал путешествия в чужие края» (1766), в котором много верных замечаний, указывающих на широкую наблюдательность автора. Состоял в переписке с Вольтером; в 1779 году учредил при Академии художеств премию-медаль «за успехи в механике».

Николай Никитич Демидов

Внук Акинфия Демидова, Николай Никитич (1773—1828), начал службу адъютантом при князе Потёмкине во время второй турецкой войны; построил на свой счёт фрегат на Чёрном море.

  • В 1807 году пожертвовал дом в пользу Гатчинского сиротского института.
  • В 1812 году выставил на свои средства целый полк солдат («Демидовский»).
  • В 1813 году подарил Московскому университету богатейшее собрание редкостей и в том же году построил в Петербурге четыре чугунных моста.

Живя с 1815 года почти постоянно во Флоренции, где он был русским посланником, он, однако, много заботился о своих заводах, принимал меры к улучшению фабричной промышленности в России, развёл в Крыму виноградные, тутовые и оливковые деревья; в 1819 году пожертвовал на инвалидов 100 000 рублей, в 1824 году, по случаю наводнения в Петербурге, на раздачу беднейшим жителям — 50 000 руб.; в 1825 году — собственный дом для «Дома Трудолюбия» и 100 000 рублей.

Составил во Флоренции богатейшую картинную галерею. Благодарные флорентинцы за основанные им детский приют и школу поставили ему памятник (1871).

Павел Григорьевич Демидов

Павел Григорьевич (1738—1821), сын Григория Акинфиевича, правнук Никиты Демидовича, образование получил в Гёттингенском университете и Фрейбергской академии. Много путешествовал по Западной Европе. «За обширные познания в натуральной истории и минералогии» Екатерина II пожаловала его в советники берг-коллегии. Находился в переписке с Линнеем, Бюффоном и другими заграничными учеными; составил замечательную естественнонаучную коллекцию, которую вместе с библиотекой и капиталом в 100 000 руб. подарил Московскому унив. (1803).

Когда в 1802 г был издан манифест об учреждении министерств, заключавший в себе, между прочим, призыв к пожертвованиям на дело образования в России, Демидов одним из первых откликнулся на него. В 1803 г на пожертвованные им средства (3578 душ крестьян и 120 000 р.) основано «Демидовское высших наук училище» (затем Демидовский юридический лицей).

В 1805 г он пожертвовал для предполагаемых университетов в Киеве и Тобольске по 50 000 р.; тобольский капитал к 80-м годам возрос до 150 тысяч руб. и Демидов стал одним из главных учредителей Томского университета, в актовом зале которого и поныне вывешен портрет Демидова.

В 1806 г он пожертвовал Московскому университету свой мюнцкабинет, состоявший из нескольких тысяч монет и медалей. В Ярославле ему поставлен памятник, открытый в 1829 г.

Павел Николаевич Демидов

Павел Николаевич, старший сын Николая Никитича, егермейстер (1798—1841). Он несколько лет служил губернатором в Курске и прослыл благотворителем края. Во время эпидемии холеры 1831 г построил в Курске четыре больницы; на его счет воздвигнут памятник поэту Богдановичу.

Известен как учредитель так называемых «Демидовских наград», на которые жертвовал при жизни и назначил выдавать в течение 25-ти лет со времени его смерти по 20 000 р. ассигнациями или 5714 руб. сер. ежегодно.

Анатолий Николаевич Демидов

Демидовы-Сан-Донато


Описание герба:
Девиз:

«АСТА NON VERBA» (Дела — не слова)

Том и лист Общего гербовника:

XIII, 66

Титул:

князья Сан-Донато

Родоначальник:

Демидов, Анатолий Николаевич

Близкие роды:

Демидовы, Лопухины-Демидовы

Период существования рода:

1840-1943 гг.

Место происхождения:

Италия


Подданство:
Италия
Дворцы и особняки:

вилла Сан-Донато
вилла Пратолино

Демидовы-Сан-Донато на Викискладе

Анатолий Николаевич (сын Николая Никитича, 1812—1870). Большую часть своей жизни прожил в Европе, изредка лишь приезжая в Россию.

Крупнейшие его пожертвования:

  • основание «Демидовского дома призрения трудящихся» в СПб., на что им дано более 500 000 руб.;
  • основание «Николаевской детской больницы», на которую он пожертвовал вместе с братом Павлом Николаевичем 200 000 руб.

В 1841 г он женился на племяннице Наполеона I, принцессе Матильде. Купив княжество Сан-Донато, он стал называться князем Сан-Донато, но только за границей.

За его счет снаряжена была в 1837 г ученая экспедиция в Южную Россию (обзор её результатов издан под заглавием: «фр. Esquisse d’un voyage dans la Russie méridionale et la Crimée», (1838, русский пер. M., 1853); он же дал средства на путешествие по России в 1837 году французского художника Андре Дюрана (André Durand), составившего и издавшего в Париже альбом видов «Voyage pittoresque et archéologique en Russie».Княз Паул Демидофф де Сан Донатто /1935 / Сегодня он в Австрий ,Мондзее. Фактический профессор трех дисциплин — экономика, фармакология и геополитика . Почетный гражданин Барселоны, Мюнхена и Зальцбурга. Член папского Ордена  Св. Силвестра. Почетный профессор всех папских Университетов. Великий Езотерический Мастер тамплиеров Европы. Великий (и последний) Мастер Ордена Сиона. Кавалер Ордена Чести тевтонцев. Известнейший меценат. Член Общества Туле.

Под псевд. Nil-Tag Демидов поместил о России ряд писем в «Journal des Debats» и издал их отдельной книгой: «фр. Lettres sur l’Empire de Russie».

Павел Павлович Демидов

Павел Павлович (1839—1885), сын Павла Николаевича, окончил курс в юридическом факультете Спб. университета, служил в посольствах парижском и венском, был советником губернского правления в Каменец-Подольске, с 1871 по 1876 г был киевским городским головой.

Во время русско-турецкой войны 1877—78 гг. был чрезвычайным уполномоченным СПб. " Общества «Красного креста»". На его средства издавалась одно время в СПб. газета «Россия». В 1883 г. он написал брошюру «Еврейский вопрос в России». Унаследовал от бездетного дяди, Анатолия Николаевича, титул князя Сан-Донато, утверждённый за ним в 1872 г. Александром II.

Второй род Демидовых

Другой род Демидовых происходит от действительного статского советника Василия Ивановича Демидова (1741). Сын его, Иван Васильевич (умер в 1799 г.), был при Екатерине II генерал-поручиком и флота генерал-цейхместером (то есть начальником морской артиллерии). Этот род внесен в I часть родословных книг Казанской, Новгородской и Орловской губерний.

Напишите отзыв о статье "Демидовы"

Примечания

  1. переулок Гривцова до 1952 года назывался Демидов переулок
  2. [www.librero.ru/author/donato Князья Сан-Донато]

Литература

  • Чумаков В. Ю. Демидовы. Пять поколений металлургов России. – М.: ЗАО «Бизнеском». – 2011. – 272 с. – (серия «Великие российские предприниматели», том 2) – ISBN 978-5-91663-088-6
  • «Демидовы, основатели горного дела в России», Огаркова (СПб., 1891).
  • Головщиков К. Д. «Род дворян Демидовых». Ярославль: Тип. Губ. правл., 1881. — 106 с.
  • «Каменный пояс», Евгений Федоров, роман-трилогия.
  • Ипполитова Г. Аврора Демидова — графиня Ногера. СПб., 2009.
  • Ипполитова Г. А. Итальянская глава о Демидовых: Николай Никитич и сыновья. СПб., изд-во Президентской библиотеки им. Б.Н. Ельцина, 2013. - 109 с. с илл.
  • Ипполитова Г. А. Демидовы: тульские кузнецы, дворяне, графы, князья и Принцесса Матильда Бонапарт (Демидова). Альбом с иллюстрациями, 2016.
  • [www.dem-inst.ru/sod_knig.htm#1 Демидовский временник: Исторический альманах. Книга I], [www.dem-inst.ru/sod_knig.htm#2 Книга II]. Екатеринбург: Демидовский институт, 1994—2008.
  • Юркин И.Н. Демидовы: Столетие побед. М., Молодая гвардия, 2012. — 447[1] с: ил. — (Жизнь за­мечательных людей: сер. биогр.; вып. 1410).

Ссылки

  • [dlib.rsl.ru/viewer/01004194739#?page=353 Поколенная роспись рода основателя Демидовского лицея П. Г. Демидова]
  • Демидова Н. Г. История династии // [www.indf.ru/demidoff.asp?m=1&sm=12&t=1 Международный Демидовский фонд].  (рус.) — 17.11.2008.
  • [www.2.uniyar.ac.ru/publish/demidov/index.html Наследие Демидовых]
  • [rodoved2006.wordpress.com/2006/05/30/novye-dannye-2/ Новые данные о происхождении Демидовых]
  • [archive.is/20120909214020/www.petergen.com/publ/demidtree.jpg Елена И. Краснова. Нисходящая мужская поколенная родословная уральских промышленников Демидовых]
  • [lib-rar.ru/libtxt_97354.html Федоров, Евгений. Каменный пояс]
  • [www.dem-inst.ru/ Демидовский институт. Научное и культурно-просветительское общественное учреждение.]
  • Демидовы, семья // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Демидовы (дворяне) // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.М., 1896—1918.
  • Гербовое дело Демидовых Департамента Герольдии Правительствующего Сената по Владимирской, Калужской, Московской, Нижегородской и Санкт-Петербургской губ. 1871 г. РГИА, [gerbovnik.ru/arms/285 ф.1343, оп.20, д.1063]
  • [www.history-ryazan.ru/node/10366 История Рязанского края: Демидовы]. Проверено 16 июня 2016.

Отрывок, характеризующий Демидовы

– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.