Демидов, Никита Акинфиевич
| Никита Акинфиевич Демидов | |||
 | |||
| Художник Рокотов Ф.С., 1760 год | |||
|---|---|---|---|
| Род деятельности: |
промышленник, меценат | ||
| Дата рождения: | |||
| Дата смерти: |
16 (27) декабря 1789 (65 лет) | ||
| Отец: | |||
| Мать: |
Ефимия Ивановна Пальцева (ум.1771) | ||
| Награды и премии: |
| ||
Никита Акинфиевич Демидов (8 (19) сентября 1724 — 16 (27) декабря 1789) — русский промышленник из рода Демидовых. Крупный землевладелец, владелец и строитель усадьбы Петровское-Княжищево, также владелец подмосковной усадьбы Алмазово. Младший сын Акинфия Демидова (третий сын от второго брака). Владел Нижнетагильскими заводами на Урале; основал Нижне-Салдинский (1760) и Верхне-Салдинский (1778) заводы.
Содержание
Биография
Родился 8 (19) сентября 1724 года на берегу реки Чусовой во время пути его родителей из Тулы в Сибирь. С юности проявил интерес к семейному делу и уже в 19 лет обладал недюжинной деловой хваткой и необходимыми знаниями в области горного дела и металлургии.
Полученные по наследству заводы, в отличие от брата Прокофия, Никита не только не растерял, но и приумножил, построив три новых. В целом, его предпринимательская деятельность была весьма успешной: суммарная производительность принадлежавших ему заводов превышала выпуск чугуна и железа на всех заводах его отца до их раздела наследниками.
Демидов любил заниматься науками и покровительствовал ученым и художникам; он находился в дружеской переписке с Вольтером. В 1779 году учредил при Академии художеств премию-медаль «за успехи в механике»[1].
Первым из Демидовых начал собирать коллекцию художественных и исторических ценностей. Во время путешествия по Европе (1771—1773) посещал мастерские художников и покупал понравившиеся ему картины. Серию полотен по его заказу пишет Жан Батист Грез, а живущий в Париже шведский живописец Александр Рослин — портреты Никиты Акинфиевича и его супруги.
Большие суммы тратил на обучение молодых дарований. Немало крепостных художников по его указанию было направлено на учёбу в Москву и в Петербург, в Императорскую Академию художеств, и за границу.
Великий князь Пётр Феодорович, будучи наследником престола, неоднократно занимал у Демидова деньги и пожаловал ему Анненскую ленту с тем, чтобы он «возложил оную на себя по кончине императрицы Елизаветы Петровны». Вскоре по восшествии на престол Петра III Демидов потерял расположение к себе государя и был лишен пожалованного ему ордена, но Екатерина II возвратила ему орден св. Анны, вместе с тем произвела в чин статского советника, но запретила употреблять его на службу без именного указа.
Как помещик и заводчик Демидов отличался крутым нравом и даже жестокостью.
Умер Демидов 7 мая 1787 года. Похоронен при своей усадебной церкви в селе Петровском.
Семья
1-я жена
Первой женой Демидова с 1748 года была Наталья Яковлевна Евреинова (1732—1756), дочь вице-президента коммерц-коллегии Я. М. Евреинова; их дети, сын Акинфий и дочь Елизавета, умерли во младенчестве.
Второй брак его с Марией Сверчковой, был бесплодным.
Третьей женой Демидова стала Александра Евтихиевна (1745—1778), дочь купца Евтихия Ивановича Сафонова (ум. 1773). Она была слабого здоровья и страдала «жестокими припадками»;[2] медики использовали множество способов лечения, но без успеха, и напоследок посоветовали, что единственное средство исцеления это поехать к водам. В результате, 17 марта 1771 года Демидовы отправились из Санкт-Петербурга путешествовать в чужие края на два года.
Будучи за границей, путешественники постарались увековечить свои изображения: в Париже известный портретист Александр Рослин в январе 1772 года написал портрет Александры Евтихиевны. Он же написал и Никиту Акинфиевича. Кроме того, в ноябре 1772 года были начаты мраморные бюсты супругов Демидовых русским пансионером Федотом Ивановичем Шубиным, и, чтобы более иметь время работать, он переехал к ним жить.
Проехав Германию и осмотрев всё попутно, Демидовы в Лейдене поспешили обратиться к знаменитому профессору Гоубиусу, который предписал, целую систему лечения, между прочим, прописав «пить ишачье (ослиное) молоко для наведения тела» и капли «для утверждения нервов» и для избегания «прежестокой истерики».
Лечение принесло быстрые успехи: уже в январе 1772 года Александра Демидова почувствовала себя беременной и 26 сентября в Париже родила дочь. Демидовы объехали, кроме Германии и Франции, Англию и Италию и в ноябре 1773 года возвратились в Россию. Александра Евтихиевна была уже вторично беременна и, не успев доехать до Санкт-Петербурга, в Нарве родила 9 ноября сына. Дети:
- Екатерина (1772—1832), жена генерала от инфантерии Сергея Лаврентьевича Львова (1740—1812).
- Николай (1773—1828), был женат на баронессе Е. А. Строгановой (1779—1818).
- Мария (1776—1847), кавалерственная дама, была женой обер-гофмейстера Дмитрия Николаевича Дурново (1769—1834)
| Демид Антюфьев | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Никита Демидов (1656—1725) | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Акинфий (1678—1745) | Григорий (ум. 1728) | Никита (1680-е — 1758) | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Прокофий (1710—1786) | Григорий (1715—1761) | Никита (1724—1789) | Иван (1708—1730) | Евдоким (1713—1782) | Иван (1725—1789) | Никита (1728—1804) | Алексей (ум. 1786) | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Лев (1745—1801) | Александр (1737—1803) | Павел (1739—1821) | Пётр (1740—1826) | Николай (1773—1828) | Василий (ум. 1803) | Иван (ум. 1823) | Иван | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Василий (1769—1861) | Григорий (1765—1827) | Алексей (1771 — до 1841) | Павел (1798—1840) | Анатолий (1812—1870) | Николай (1773—1833) | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Александр (1811—1872) | Александр (1803—1853) | Пётр (1807—1862) | Павел (1809—1858) | Денис (ум. 1876) | Павел (1839—1885) | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Платон (1840—1892) | Григорий (1837—1870) | св. кн. Николай Лопухин-Демидов (1836—1910) | Александр (1845—1893) | Михаил (1840—1898) | Елим (1868—1943) | Анатолий (1874—1943) | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Игорь (1873—1946) | Павел (1869—1935) | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Демидов, Никита Акинфиевич"
Примечания
- ↑ Демидовы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Русские портреты 18-19 столетий. Т.5. Вып.2. № 37
Литература
- Чумаков В. Ю. Демидовы. Пять поколений металлургов России. – М.: ЗАО «Бизнеском». – 2011. – 272 с. – (серия «Великие российские предприниматели», том 2) – ISBN 978-5-91663-088-6
- Демидов, Никита Акинфиевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
Ссылки
- [www.indf.ru/demidoff.asp?m=6&sm=31&t=16 Никита Акинфиевич Демидов (1724—1789)] / Международный Демидовский фонд
- [www.tsu.tula.ru/faculty/person/Yurkin/works/dem/chap5.htm]
Отрывок, характеризующий Демидов, Никита Акинфиевич
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
