Демократическая партия Гвинеи

Демократическая партия Гвинеи
Parti Democratique de Guinee
Лидер:	Ахмед Секу Туре
Дата основания:	14 мая 1947
Дата роспуска:	3 апреля 1984
Штаб-квартира:	Конакри
Идеология:	национализм, социализм
Союзники и блоки:	нет
Количество членов:	до 1940000
Партийная печать:	газета «Horoya» («Хоройя», «Достоинство»)

К:Политические партии, основанные в 1947 году

Демократическая партия Гвинеи (фр. Parti Democratique de Guinee) — политическая партия Республики Гвинея, существовавшая с 14 мая 1947 года по 3 апреля 1984 года. В 1958 — 1984 годах — правящая и единственная партия Гвинеи. В 1978 — 1984 годах так же именовалась — Партия-государство Гвинея (фр. Parti-Etat de Guinee). В 1952 — 1984 годах возглавлялась первым Президентом Гвинеи Ахмедом Секу Туре.

Создание партии и путь к власти (1944—1958)

Основы Демократической партии Гвинеи были заложены в 1944 году, когда представители Французской коммунистической партии (ФКП), получившей тогда большое влияние, создали в Гвинее группы по изучению марксизма. В апреле 1946 года члены этих групп создали Прогрессивную партию Гвинеи и в мае сформировали делегацию на I съезд Африканского демократического объединения (АДО), также находившегося под влиянием французских коммунистов. Официально считалось, что основателем Прогрессивной партии Гвинеи был молодой профсоюзный деятель Ахмед Секу Туре. После съезда, 14 мая 1947 года они создали Гвинейскую территориальную секцию АДО — Демократическую партию Гвинеи, которую поддержали группы по изучению проблем коммунизма и профсоюзные деятели, связанных с прокоммунистической Всеобщей конфедерацией труда (ВКТ) Франции. Однако лидером партии стал не Секу Туре, который предпочел возглавить Гвинейскую секцию ВКТ, а уроженец Мали Мадейра Кейта. Основными требованиями партии были — приобретение Гвинеей политической независимости и ликвидация её культурной и экономической отсталости.

С 1949 года в партии обострялся конфликт между сторонниками Мадейры Кейты и левыми профсоюзными лидерами. В 1952 году профсоюзные активисты воспользовались тем, что Кейта был арестован и выслан французскими властями, отстранили его от руководства партией и заняли в ней ключевые позиции. Бывший лидер партии не вернулся в Гвинею и позднее продолжил политическую карьеру во Французском Судане (ныне Мали). Демократическую партию Гвинеи возглавил Ахмед Секу Туре, руководивший к тому времени левыми профсоюзами всей Французской Западной Африки.

Новым руководителям удаётся в короткий срок превратить ДПГ в общегвинейскую партию по типу национального фронта, объединяющую напрямую или через профсоюзы самые широкие слои населения. ДПГ противостоят разрозненные и враждующие между собой этнические политические организации («Союз Мандинго», «Комитет Нижней Гвинеи», «Лесной союз», «Сенегальский очаг» и другие), а также профранцузская Социалистическая партия Гвинеи. Однако они не могут сравниться с ней по популярности. В 1957 году ДПГ без труда выигрывает выборы в Территориальную ассамблею (получив 57 мест из 60) и Секу Туре возглавляет правительство колонии. Уже в конце года по решению партии Правительственный совет упраздняет институт кантональных вождей и деление на кантоны. Таким образом власть на местах переходит от французской администрации к функционерам Демократической партии Гвинеи. В июле 1958 года III съезд ДПГ, не дожидаясь получения независимости и ухода французской администрации, принимает решение о кооперировании сельского хозяйства и мелкого ремесленного производства. 14 сентября 1958 года Конференция партии призывает гвинейцев проголосовать на референдуме против новой Конституции Франции, за независимость Гвинеи. Призыв оказывается очень действенным — Гвинея становится единственной из колоний Франции, которая отвергла Конституцию и провозгласила независимость.

Идеология ДПГ в 1947—1975 годах

С точки зрения идеологии ДПГ характеризовали и как национально-демократическую, и как революционно-демократическую, и как левую, и как ультралевую партию и т. д. При этом основы её идеологии на протяжении четверти века правления Гвинеей формально менялись мало.

В принятом в июне 1947 года Уставе ДПГ основной целью партии провозглашалось «установление и укрепление подлинной демократии исключительно в интересах народа, активное участие в борьбе и безусловное освобождение африканской родины, эффективное осуществление африканского единства».

Добившись власти, независимости страны и возможности проводить глубокие реформы, ДПГ начинает искать пути некапиталистического развития Гвинеи. Для создания новой идеологии партии привлекаются и гвинейский национализм, и «крестьянский социализм», и ислам, и маркистско-ленинская теория. Главными идеологическими принципами становятся идеи гуманности, справедливости и демократии. ДПГ провозглашает верховенство интересов народа, который является «исключительным творцом истории» и «исключительным творцом ДПГ». В 1962 году партия официально провозглашает курс на социализм.

Секу Туре характеризует его так: — «Социализм — это прежде всего переход в руки народа национальной экономики, это коллективная собственность на средства производства. Социализм — это планирование, национализация экономически жизненных единиц, это ликвидация всех форм эксплуатации человек человеком, подавление попыток и возможностей обогащения, иначе как путём личного труда».

Однако социальное расслоение в обществе всё же происходило, и в 1964 году Секу Туре и его окружение приняли постулат «Основного закона классовой борьбы Демократической партии Гвинеи», предполагавший всевозможное подавление любых видов личного обогащения как членов партии, так и рядовых граждан. Охлаждение отношений с СССР и КПСС после смещения Н. С. Хрущева в 1964 году и последнего визита Секу Туре в Москву в 1965 году, отразилось на практике ДПГ, ставшей использовать методы опробованные Коммунистической партией Китая. Это выразилось в частности в создании в 1966 году «молодёжных бригад гражданской службы», обладавших широкими правами и подчинённых только партии. Однако ДПГ сохранила дружественные контакты с КПСС и другими коммунистическими партиями, не декларирую фундаментальных изменений своей идеологии. Только в 1975 году Секу Туре преобразил идеологию Демократической партии Гвинеи, выдвинув идею «Партии-государства».

Партия у власти

Уже через месяц после того, как Гвинея стала независимым государством, в ноябре 1958 года Конференция ДПГ приняла решение разорвать и без того формальные отношения с Африканским демократическим объединением.

Ещё до получения Гвинеей независимости Демократическая партия Гвинеи активно очищала политическое пространство страны от других политических организаций. Часть из партий распались под давлением властей, часть присоединились к ДПГ. В декабре 1958 года к партии присоединилась последняя из них — Союз народностей Гвинеи — и ДПГ стала единственной политической силой. В Гвинее фактически установилась однопартийная система. Этот статус был официально подтверждён в сентябре 1959 года, когда V съезд ДПГ подтвердил руководящую роль партии в стране. Съезд принял решения о введении плановой экономики, национальной денежной единицы, полной кооперации сельского хозяйства и ликвидации неграмотности населения. В апреле 1960 года Конференция ДПГ утвердила Трехлетний план развития Гвинеи и одобрила курс на тесное сотрудничество с СССР. В 1961 году партийная делегация Демократической партии Гвинеи была направлена на XXII съезд КПСС.

В условиях союза с СССР прошли VI съезд ДПГ (27 — 31 декабря 1962 года), рассмотревший вопросы чистоты партийных рядов и укрепления трудовой дисциплины, и VII съезд ДПГ (август 1963 года), на котором были провозглашены новые реформы. VII съезд, в соответствии с идейной установкой «основного закона классовой борьбы ДПГ» принял решение о мерах по «защите гвинейского строя — демократического, народного и социального в своей основе». Решениями съезда была введена полная государственная монополия на внешнюю торговлю и ужесточены наказания за контрабанду, коррупцию и «спекуляцию» (включая частную торговлю). Съезд передал власть в партии и государстве Национальному совету революции во главе с Секу Туре. В декабре 1966 года решением партии были созданы «молодёжные бригады гражданской службы», которые получили оружие и были размещены в ключевых пунктах по всей стране. В своём обращении Секу Туре назвал их опорой ДПГ в борьбе с реакцией и колониализмом. 25 сентября — 2 октября 1967 года прошёл VIII съезд ДПГ. В ноябре 1968 года, после переворота в Мали, были созданы партийные организации в гвинейской армии, таким образом также поставленной под контроль партии. IX съезд ДПГ, прошедший в апреле 1972 года реорганизовал структуру партии и правительства, учредил пост Премьер-министра. В 1974 году, согласно поправке к Конституции, съезд ДПГ стал высшим государственным органом страны. Тем временем экономическое положение Гвинеи продолжало ухудшаться, однако это не влияло на экономическую политику ДПГ. Государственный контроль над всеми отраслями экономики сделал её неэффективной и привел к падению доходов государства и дефициту товаров. В 1975 году для самообеспечения населения продуктами, ДПГ провозгласила проведение «аграрной революции».

Новый этап в истории Демократической партии Гвинеи начался в январе 1975 года, когда Секу Туре обнародовал свою идею Партии-Государства.

Партия-Государство Гвинея

Согласно концепции «партия-государство», разработанной Секу Туре, на том этапе общественного развития происходило слияние партии, как политического инструмента осуществления власти народа, с государством как техническим инструментом осуществления власти народа. Слияние должно было реализоваться в создании единых партийно-государственных органов революционной власти. Эта идея была воплощена в жизнь на XI съезде ДПГ 17 ноября — 21 ноября 1978 года. Демократическая партия Гвинеи была переименована в Партию-Государство Гвинея (ПГГ), партийные и государственные органы были объединены, страна получила новое название — Гвинейская Народная Революционная Республика. Генеральным секретарем ПГГ был избран Секу Туре, состав Национального политбюро увеличен с 7 до 14 человек. Секу Туре подтвердил курс на развитие государственного сектора, плановую экономику, кооперирование сельского хозяйства.

Основной целью партии было провозглашено «полное и окончательное уничтожение колониализма, неоколониализма, империализма, а также всех других форм эксплуатации» и «создание социалистического общества в условиях социальной справедливости, демократического прогресса и мира».

Избрание в руководящие органы партии лиц, занимающихся частным предпринимательством и торговлей, был строго запрещён. Однако экономическое положение Гвинеи продолжало ухудшаться. Тот же 1978 год ознаменовался массовыми волнениями населения, сопровождавшимися убийствами местных партийных руководителей. После этого партийная жизнь была несколько демократизирована: стали проводиться конференции активистов ДПГ, а руководство районов (Районная революционная власть) стало избираться населением, а не назначаться из областей. Режим начал активно привлекать иностранный капитал и внешние займы. С другой стороны в октябре 1981 года партия создала новый общественный инструмент давления — «гражданские бригады», призванные следить за соблюдением «революционной морали», а в декабре того же года ЦК ПГГ создало комиссию по проверке имущественного положения граждан. Только в ноябре 1983 года XII съезд ДПГ-ПГГ провозгласил начало нового этапа революции и общее наступление в области экономического развития, заявил о необходимости создания большого числа смешанных предприятий.

Но курс на смешанную экономику не успел дать результатов, а XII съезд стал последним в истории партии.

Структура партии

Согласно Уставу 1947 года, который действовал (с поправками) до 1978 года, организационным принципом партии провозглашался демократический централизм. Высшим органом партии являлся съезд, созываемый раз в 5 лет, а в перерывах между съездами — Национальное политбюро во главе с Генеральным секретарем. На пост Генерального секретаря ДПГ неизменно избирался Ахмед Секу Туре. В 1950—1960-х годах существовал также пост Политического секретаря ДПГ, который занимал Сайфулай Диалло. Согласно Уставу 1978 года Генеральный секретарь избирался на 7 лет и имел титул Верховного руководителя революции. По Уставу и Конституции 1982 года он также являлся главой государства и нес ответственность за деятельность всех органов ДПГ. В 1964 году власть в ДПГ была передана Национальному совету революции, в который вошли члены Национального политбюро и по два представителя от Бюро федераций ДПГ районов. НСР должен был проводить не менее одной сессии в году. Состав Национального политбюро колебался от 7 до 18 человек, в Центральном комитете ДПГ насчитывалась 85 членов.

Членом ДПГ мог стать любой гражданин Гвинеи, достигший 17-летнего возраста, признающий программу и устав ДПГ, активно участвовавший в осуществлении её целей, выполняющий её решения и уплачивающий партийные взносы. После партийных решений 1964 и 1969 годов приём в партию осуществлялся в индивидуальном порядке низовой партийной организацией, которая должна была исключить проникновение в ДПГ «эксплуататорских элементов». Рядовые члены ДПГ объединялись на уровне т. н. Местной революционной власти- комитетов партии (ими руководили Бюро в составе 7 человек) по месту жительства: в деревнях, кварталах, на предприятиях, учреждениях, учебных заведениях и воинских частях. Они в свою очередь объединялись в Районную революционную власть (на территории административного округа, во главе Бюро из 11 человек)), а те — в Областную революционную власть или федерации. Во главе федераций стояли председатели Областной революционной власти — политические комиссары, направляемые ЦК ДПГ.

В состав партии также входили в качестве интегральных частей организации Революционный союз гвинейских женщин, Национальная конфедерация трудящихся Гвинеи и Молодёжь африканской демократической революции.

Численность партии в 1960 году определялась в цифре 833.000 человек. В конце 1961 года в ДПГ числилось уже свыше 1.650.000 членов, а в 1964 году — 1.940.000 членов, то есть все активное взрослое население Гвинеи. В дальнейшем эта тенденция к всеобщему охвату населения сохранялась.

Официальным органом ДПГ c 1951 года являлась газета «La Liberte», издававшаяся на французском языке. Однако в феврале 1961 года она была лишена этого статуса. С 21 апреля 1961 года официальным органом стала газета «Horoya» («Хоройя», «Достоинство» в переводе с языка сусу). До 1969 года газета была ежедневной, после — еженедельной. Издавался также ежемесячный журнал «Revolution democratique africain — PDG» («Африканская демократическая революция — ДПГ»).

Символом партии был африканский слон.

Роспуск партии

Демократическая партия Гвинеи — Партия-Государство Гвинея пережила своего создателя Ахмеда Секу Туре, скончавшегося 26 марта 1984 года, всего на неделю. 3 апреля 1984 года к власти в Гвинее пришли военные, которые в тот же день распустили партию и запретили её общественные организации. Они сохранили только газету «Horoya» как «информационный орган народа».

В 1992 году Эль-Хадж Исмаил Мухаммед Гасем Гуссейн заявил о возрождении ДПГ под названием — Демократическая партия Гвинеи — Африканское демократическое объединение. На выборах 30 июня 2002 года она получила 3,4 % голосов и 3 (из 114) места в парламенте.

Литература

• Большая советская энциклопедия т.8 / М., 1972 — С.77
• Советская историческая энциклопедия т.5 / М., 1964 — С.94 — 95
• Политические партии. Справочник / Под общ.ред. Загладина В. В., Киселева Г. А. — М.: Политиздат, 1981. — С. 204—205
• Политические партии современной Африки / М. «Наука», 1984 — С. 93 — 96

Отрывок, характеризующий Демократическая партия Гвинеи

Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.