Демонстрации в Белграде (1991)

Демонстрации на площади Республики в Белграде 9 марта 1991 года были первыми многочисленными митингами против режима Слободана Милошевича.

9 марта

Так как РТС не хотела опубликовать результаты выборов по СДО, Вук Драшкович — лидер сербской оппозиции запланирован митинг на площади Республики, основным требованием которого была отставка директора и четырех редакторов государственного телевидения.

С террасы Национального театра к митингующим гражданам обратились лидеры оппозиции (Вук Драшкович, Жарко Йоканович, Драголюб Мичунович, Зоран Джинджич, Милан Парошки, Леон Коэн, Милан Комненич, Воислав Коштуница, а также культурные деятели: Борислав Михайлович Михиз, Бора Джорджевич и др.), милиционеры на лошадях пытались разогнать демонстрантов. Позже, они использовали водометы. Среди жертв: Бранислав Милинович (демонстрант) и Неделько Косович (милиционер).

На улицах столицы появились танки ЮНА. Было запрещено вещание Б92 и НТВ Студио Б. В своем выступлении по телевидению Милошевич назвал демонстрантов в Белграде «силой хаоса и безумия». Эта фраза вошла в местный язык и часто использовалась в более поздние годы.

Согласно докладу РТС было несколько тысяч протестующих, по словам независимых средств массовой информации более 50000.

Студенческие демонстрации (Бархатная революция)

В ответ на танки в центре города 10 марта 1991 года из студенческого городка вышла демонстрация студентов. На мосту Бранко они были остановлены милицией, использовавшей слезоточивый газ и дубинки. Зоран Джинджич вёл переговоры с полицией и группой 5000 студентов, что позволило студентам присоединиться к демонстрантам у Теразийского фонтана.

Демонстрацию у Теразийского фонтана провели студент Жарко Йоканович и актёр Бранислав Лечич. Лечич все время говорил о мирной, бархатной революции. На импровизированной сцене чередовались различные ораторы, певцы и актеры, а также Патриарх Павел. Наряду с другими участниками, самым известным был Душан Ковачевич и Раде Шербеджия.

У демонстрантов было 8 требований, среди которых: отставки Душана Митевича — директора РТС и четырех редакторов Белградского ТВ, отставка министра внутренних дел Радмило Богдановича и разрешение на выход в эфир радио Б92 и НТВ Студио Б. Все запросы демонстрантов были удовлетворены. Государственные средства массовой информации говорили о небольшой группе демонстрантов, согласно докладу НТВ Студио Б протестующих было около 20000 человек.

Контрмитинг СПС

На митинге СПС 11 марта 1991 года демонстранты скандировали: «За защиту Республики, Конституции, свободы и демократии!», «Слобо, свобода!», «Убийцы, фашисты!», «Не отдадим Косово!», «Усташи, усташи!». На митинге выступали Душан Маткович, Пётр Шкундич, академик Михаило Маркович, Живорад Игич и Радоман Божович. Маткович говорил, что студенты — хулиганы у Теразийского фонтана и призывал их разойтись.

Окончание

«Революция» продолжалась несколько дней, пока не были освобождены из тюрьмы Вук Драшкович и другие, арестованные во время демонстраций.

Литература

• Thomas Robert. [books.google.com/books?id=IDzmXEDJFX8C&pg=PA101 Serbia Under Milošević: Politics in the 1990s]. — C. Hurst & Co. Publishers, 1999. — P. 101. — ISBN 978-1-85065-367-7.
• Antonić Slobodan. Zarobljena zemlja: Srbija za vlade Slobodana Miloševića. — Belgrade: Otkrovenje, 2002. — ISBN 868-33-5328-1.
• Đukić Slavoljub. ON, ONA i mi. — Belgrade: Radio B92, 1997. — ISBN 867-96-3040-3.

Ссылки

•  (серб.) [www.mediaclub.cg.yu/zanimljivi/zanimljivi03-00/10.htm Deveti mart, simbol otpora, gradjanskog rata, terora i neuspjeha - Datum za nezaborav i opomenu], Danas (March 9, 2000). [web.archive.org/web/20070927044310/www.mediaclub.cg.yu/zanimljivi/zanimljivi03-00/10.htm Архивировано] из первоисточника 27 сентября 2007.
•  (серб.) [www.glas-javnosti.rs/danas/srpski/D06030803.shtml Narod zastrašivan tenkovima], Glas javnosti, March 9, 2006
•  (серб.) [www.b92.net/info/emisije/poligraf.php?nav_id=191119&yyyy=2006&mm=03 9. marta Milošević nije mogao pasti], B92, March 9, 2006
•  (серб.) [www.b92.net/info/vesti/index.php?yyyy=2009&mm=03&dd=07&nav_category=11&nav_id=348832 Predstavljen "SPOmenar"], B92, March 7, 2009
•  (серб.) [www.mtsmondo.com/news/vesti/text.php?vest=127036 SPOmenar, monografija o 9. martu], MTS Mondo, March 7, 2009
•  (серб.) [www.pressonline.rs/sr/vesti/magazin/story/153279/9.+MART%3A+Dan+kada+je+Vuk+pojeo+svoju+decu.html 9. MART: Dan kada je Vuk pojeo svoju decu], Press, March 6, 2011

Отрывок, характеризующий Демонстрации в Белграде (1991)

Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.