Демонстрация на Александерплац
Демонстрация на Александерплац (нем. Alexanderplatz-Demonstration) — демонстрация, прошедшая 4 ноября 1989 года в Восточном Берлине и закончившаяся митингом на площади Александерплац, собравшим, по разным оценкам, от двухсот тысяч человек[1] до миллиона[2], самая крупная демонстрация в истории ГДР[3]. Главным требованием демонстрантов было соблюдение государством 27-го и 28-го пунктов Конституции ГДР, гарантировавших гражданам свободу слова и свободу собраний. Организаторами демонстрации выступали ассоциация художников, ассоциация работников кино и телевидения и комитет развлекательных искусств ГДР[1].
Демонстрация на Александрплац стала первой официально согласованной с властями акцией, проводимой частными организациями на территории ГДР. После долгих совещаний между полицией ГДР и МГБ ГДР разрешение на проведение демонстрации было получено 26 октября. С властями были согласованы списки выступающих ораторов, в который вошли представители оппозиции, действующие партийные функционеры и культурная интеллигенция. 4 ноября в субботу в 9:30 началась демонстрация, к 11:00 люди вышли к площади Александерплац, на которой с импровизированной сцены держали речь ораторы. Среди выступавших были деятели культуры — писатель Стефан Гейм, актёр Ульрих Мюэ, писательница Криста Вольф, драматург Хайнер Мюллер, богослов и диссидент Фридрих Шорлеммер; от оппозиционных политических течений с речами выступили представитель оппозиционной группы за мир и права человека Марианна Биртлер, представитель объединения «Новый форум» Йенс Райх, представитель Либерально-демократической партии Германии Манфред Герлах; от действующей партии власти (Социалистической единой партии Германии) председатель Берлинской коллегии адвокатов Грегор Гизи, генерал-полковник государственной безопасности в отставке Маркус Вольф и секретарь ЦК СЕПГ Гюнтер Шабовски[1][4][5].
Сама демонстрация и все выступления со сцены в прямом эфире в течение трех часов транслировались государственным телевидением[6].
Самым распространённым лозунгом на транспарантах был «Мы — народ!» (нем. Wir sind das Volk!), также встречались лозунги: «Гражданские права не только на бумаге» (нем. Bürgerrechte nicht nur auf Papier), «40 лет достаточно!» (нем. 40 Jahre sind genug), «Привилегии для всех» (нем. Privilegien für alle), «Социализм да, Эгон нет» (нем. Sozialismus ja, Egon nein) и другие[4].
См. также
Напишите отзыв о статье "Демонстрация на Александерплац"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [itogi-2012.ru/?page_id=1092 Истинные причины ликвидации ГДР]
- ↑ Ilko-Sascha Kowalczuk: Endspiel. Die Revolution von 1989 in der DDR, C.H. Beck, München 2009, S. 446 ff. [books.google.de/books?id=Z_xg7G9JtmUC&pg=PA446 books.google]
- ↑ Cammann, Alexander (April 2008). «[www.kulturstiftung-des-bundes.de/cms/de/stiftung/magazin/magazin11/1929-1989/ 1929–1989. Eine Revolution frisst einen Jahrgang]» (German). Magazin der Kulturstiftung des Bundes (Kulturstiftung des Bundes) 11.
- ↑ 1 2 (Fall 1994) «[www.dhm.de/ausstellungen/4november1989 In guter Verfassung (4. November 1989. Berlin/Alexanderplatz)]» (German). DHM-Magazin (Deusches Historisches Museum) 11: 1–24. Проверено 2009-11-10.
- ↑ Kowalczuk Ilko-Sascha. Endspiel: die Revolution von 1989 in der DDR. — C.H. Beck. — P. 446–453. — ISBN 978-3-406-58357-5.
- ↑ Timmer Karsten. Vom Aufbruch zum Umbruch: Die Bürgerbewegung in der DDR 1989. — Vandenhoeck & Ruprecht. — P. 276–279. — ISBN 978-3-525-35925-9.
Литература
- Annegret Hahn, Gisela Pucher, Henning Schaller, Lothar Scharsich (Hrsg.): 4. November 89. Der Protest. Die Menschen. Die Reden. Frankfurt/Main und Berlin 1990. (Ostberliner Ausgabe erschienen bei Henschel, Berlin 1990, ISBN 3-362-00473-3.)
- Lothar Heinke: [www.tagesspiegel.de/berlin/meinjahr89-Mauerfall-Mitte-4-November-Schabowski-Jens-Reich;art270,2939625 Das Ende der Angst]. In: Tagesspiegel vom 3. November 2009.
- In guter Verfassung — 4. November 1989, Berlin-Alexanderplatz. In: «Magazin — Mitteilungen des Deutschen Historischen Museums», Heft 11, Jahrgang 4, Berlin 1994. ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1430-6913&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1430-6913]
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Демонстрация на Александерплац - [www.dhm.de/ausstellungen/4november1989 Электронная экспозиция посвященная демонстрации на Александерплац на сайте Немецкого исторического музея]
- [socialistworld.ru/materialy/istoriya/20-vek/germaniya-89-90-vlast-byila-na-ulicze Германия 89-90: власть была на улице]
- [ru.euronews.com/2009/11/04/berlin-the-alexanderplatz-protests/ Берлинская стена. Сможешь выйти на площадь…]
Отрывок, характеризующий Демонстрация на Александерплац
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.
На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
