Демоны «Гоетии»

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск




Содержание

Демоны «Гоетии» (лат. Ars Goetia) — демоны, перечисленные в первой части магического гримуара «Малый ключ Соломона» (лат. Lemegeton Clavicula Salomonis).

Всего список насчитывает 72 демона, которые играли важную роль в средневековой магии и теургии. Каждый из них, как считалось, отвечал за определенную сферу бытия, и его призывание можно было использовать для достижения соответствующих целей — обретения знаний, предсказания будущего, достижения материального благополучия, и так далее. Помимо так называемой сферы влияния и ответственности, каждый демон имел свою собственную печать (сигилу), а также изображение.

Старшими среди демонов считаются: Белиал, Белет, Асмодей и Гаап.

Царь Соломон заключил демонов в медный кувшин, вместе с их легионами (сам он не сказал, почему так поступил). Сосуд тот бросил в озеро в городе Вавилоне. Вавилоняне нашли сосуд и считая, что в нём золото, разбили его, и все легионы вылетели из кувшина.

Король Баал

В «Гоетии» Баал (согласно Рудду на ивр.באל‏‎), он же Баел или Баил — первый из семидесяти двух демонов, король, правящий на востоке, и управляющей более чем 66 легионами адских духов. Он появляется в различных видах: иногда как кот, иногда как жаба, иногда как человек, а иногда во всех этих образах сразу и имеет хриплый голос. Ещё является в своем собственном виде, четырёхрогий сидящий на троне с черными глазами. Часто изображается как увешанное щупальцами паукообразное существо.

Герцог Агарес

Агарес (ивр.אנאראש‏‎) — второй демон «Гоетии». Согласно гримуару демон имеет чин герцога, управляет 31 легионом демонов. В его власти научить владению всеми существующими языками, а также уничтожать светские почести, вызывать землетрясения. Появляется он виде старика верхом на крокодиле, с ястребом-стервятником в руках, которого он то отпускает, то вновь призывает к себе.

Принц Вассаго

Вассаго (ивр.ושאגו‏‎) — третий демон «Гоетии». Он — могущественный принц, имеющий добрую природу. В его власти открывать прошлое и грядущее, разыскивать спрятанные и потерянные вещи. Под его командованием находятся 26 легионов духов. Показывает вызывающему ответы на его вопросы.

Маркиз Самигина

Самигина (Samigina) или Гамигин (Gamigin) — четвёртый дух, великий маркиз. Он появляется в образе маленькой лошади или осла, но впоследствии принимает человеческий облик, если вызывающий пожелает. Он говорит хриплым голосом. Он правит более чем 30 адскими легионами. Он обучает свободным наукам и подсчитывает души, которые умерли в грехе.

Губернатор Марбас

Марбас (Marbas) — третий демон в иерархии Вейера и пятый в иерархии «Гоетии», великий губернатор. При появлении, согласно гримуарам, он принимал форму рычащего льва, хотя легко мог обратиться в человека[1]. Ему приписывалась способность открывать призвавшему его магу правду обо всех скрытых вещах или секретах. Марбаса считали способным насылать и излечивать болезни[1], даровать большую мудрость и знание в искусствах механики; к нему обращались, желая научиться изменять свой облик[2]. Согласно трактатам по демонологии, он правил 36 легионами духов. Возможно, что в образе Марбаса постепенно слились черты нескольких более мелких демонов. Так, известно, что с ним иногда отождествлялся Барбуэль[3].

Марбас упоминается (под именем Барбасон) в пьесах Уильяма Шекспира «Виндзорские насмешницы» и «Генрих V» наряду с Люцифером[4].

Герцог Валефор

Валефор (Valefor) — шестой дух, могущественный герцог. Появляется в виде льва с головой осла. Он хороший приятель, но подбивает заняться воровством. Он управляет 10 легионами духов.

Маркиз Аамон

Аамон, Амон, Амун, Аман, Аманд — согласно «Малому ключу Соломона» «могущественный и самый суровый Маркиз» гоетических демонов, командующий 40 легионами духов, и в чьей власти примирять вражду и улаживать споры между друзьями, а также открывать прошлое и будущее. «Гоетия» «Малого ключа Соломона» описывает демона как «волка с хвостом в виде змеи, изрыгающего огонь из своего рта, но по приказу мага принимающего образ человека с собачьими зубами, напоминающего ворона; или, если говорить проще — в образе человека с головой ворона с собачьими зубами». Аманом назвался один из демонов, овладевших в 1630 году сестрой Жанной де Анж в Лудуне,. Во время экзорцизма демон признал, что ранее принадлежал к ангельскому чину Властей. В демонологии Аамона упоминают также как одного из демонических принцев и помощников Астарота. По другим сведениям, он командует первым легионом Ада и является одним из трех духов, которые напрямую подчиняются великому генералу Put Satanachia. Демонологи связывали демона с богом Древнего Египта Амоном или с карфагенским богом Ваал-Хаммоном.

Герцог Барбатос

Барбатос (Barbatos) — восьмой дух, великий герцог. Появляется тогда, когда солнце находится в стрельце, с четырьмя благородными королями, сопровождаемыми большими войсками. Он учит понимать пение птиц и голоса разных существ, такие как лай собак. Он открывает скрытые сокровища, разрушая магические чары, которые были наложены на них. Он принадлежал к чину сил, некоторой частью которого он все ещё управляет. Он знает все о прошлом и о том, что грядет, примиряет друзей и способствует союзам властителей. Он управляет более чем 30 легионами духов.

Король Пеймон

Пеймон (Paimon) — девятый дух, великий король, всецело покорный Люциферу. Он появляется в образе человека с великолепнейшей короной на голове, восседая на дромадере. Перед ним шествует толпа духов, похожих на людей, с трубами, тарелками и другими музыкальными инструментами. У него громкий голос, и он ревет при первом своем появлении, а его речь такова, что маг может не понять его, пока не заставит выражаться более внятно. Этот дух может обучить всем искусствам, наукам и разным секретным вещам. Он обязывает и заставляет любого человека служить магу, если тот маг этого пожелает. Он дарует хороших друзей, таких, которые могут научить всем искусствам. Он принадлежит к чину господств. Он правит 200 легионами духов, часть из которых принадлежит к чину ангелов, а часть — к чину сил.

Губернатор Буер

Буер (Buer) — десятый дух, великий губернатор. Он появляется в облике стрельца, когда солнце находится в стрельце. Он обучает философии, моральной и естественной, искусству логики, а также свойствам всех трав и растений. Он лечит душевные расстройства людей и дает хороших друзей. Он управляет 50 легионами духов.

Герцог Гасион

Гасион (Gusion) — одиннадцатый дух, герцог. Он является подобно Ксенофилу (Xenopilus). Он рассказывает все о настоящем, прошлом и будущем. Он может показать решение любого вопроса, который ты ему задашь. Он располагает к дружбе и разрушает её, а также дает честь и величие любому. Он управляет более чем 40 легионами духов.

Принц Ситри

Ситри (Sitri) — двенадцатый дух, великий принц. Появляется в начале с головой леопарда и крыльями грифона, но после того, как мастер произнесет заклинание, он может принять человеческий облик и при этом очень красивый. Он разжигает любовь мужчин к женщинам и женщин к мужчинам, и, если есть желание, он может также показать их обнаженными. Он управляет 60 легионами духов.

Король Белет

Белет (Beleth) — тринадцатый дух, ужасный и могущественный король. Он едет на палевой лошади, и перед ним трубят трубы и играют различные музыкальные инструменты. Заклинатель должен быть с ним любезен, потому что Белет — великий король, ему надо оказывать почтение как это делают короли и принцы, которые ему прислуживают. Этот великий король может вызвать любовь во всех её проявлениях, и для мужчин и для женщин, если мастер заклинатель хочет удовлетворить своё желание. Он принадлежит к чину властей и управляет 85 легионами духов.

Маркиз Лерайе

Лерайе (Leraje) — четырнадцатый дух, маркиз, великий в своей силе. Его манифестация — стрелец, одетый в зелёное, вызывающий преклонение и дрожь. Он побуждает к великим сражениям и соревнованиям и заставляет гноиться раны от стрел лучников. Он принадлежит знаку стрельца и управляет 30 легионами духов.

Герцог Элигос (Абигор)

Абигор, Элигору, Элигос, Эрртруар (лат. Abigor, Eligos) — пятнадцатый Дух. Великий Герцог Ада, появляется в образе прекрасного рыцаря на крылатой лошади, несущего копьё, знамя и змея. Он вызывает любовь властителей и великих персон. Стоит во главе 60 легионов Ада.

Знает все премудрости ведения войны, обладает даром пророчества. В отличие от большинства демонов, очень симпатичен внешне.[5]

Герцог Зепар

Зепар (Zepar) — шестнадцатый дух, великий герцог. Он появляется в красном одеянии и броне, подобно солдату. Он заставляет женщин любить мужчин и сводит их вместе в любви. Он также делает их бесплодными. Он управляет 26 легионами духов.

Граф и Губернатор Ботис

Ботис (Botis) — семнадцатый дух, великий губернатор и граф. Вначале он появляется в виде уродливой гадюки, затем, по команде мага, он принимает человеческий облик с огромными зубами и двумя рогами, неся в своей руке блестящий и острый меч. Он рассказывает обо всех событиях прошлого и настоящего, примиряет друзей и противников. Он управляет более чем 60 легионами духов.

Герцог Базин

Базин (Bathin) — восемнадцатый дух, могущественный и сильный герцог. Появляется в образе сильного человека с хвостом змеи, верхом на лошади палевого цвета. Он открывает свойства трав и драгоценных камней и может внезапно переносить людей из одной страны в другую. Он правит более чем 30 легионами духов.

Герцог Саллос

Саллос (Sallos) — девятнадцатый дух, великий и могущественный герцог. Появляется в образе храброго воина с герцогской короной на голове, сидя верхом на крокодиле, но миролюбивом. Он вызывает любовь женщины к мужчине и мужчины к женщине. Управляет 30 легионами духов.

Король Пурсон

Пурсон (Purson) — Великий Король Ада, командующий двадцатью двумя легионами демонов. Он знает сокровенное, может найти сокровища, и провидит прошлое, настоящее и будущее. Принимая человеческое или воздушное тела он может поведать о всех тайных и божественных вещах на земле и о создании мира. Также он дарует хороших фамильяров[6]. Пурсон изображается как человек с головой льва, сидящий верхом на медведе и держащий в руке свирепую гадюку (или горн). Перед его появлением можно услышать множество трубящих горнов[7]. Другие варианты написания имени: Curson, Pursan.

Граф и Губернатор Маракс

Маракс (Marax) — двадцать первый дух, великий граф и губернатор. Появляется в образе огромного быка с лицом человека. Он может сделать людей очень сведущими в астрономии и во всех других свободных науках. Он также может дать хороших друзей и мудрое знание о свойствах трав и камней, которые могут быть драгоценными. Он правит 30 легионами духов.

Принц и Граф Ипос

Ипос (Ipos) — двадцать второй дух, граф и могущественный принц. Появляется в образе ангела с головой льва, ногами гуся и хвостом зайца. Он знает все вещи, относящиеся к прошлому, настоящему и будущему. Он наделяет людей остроумием и смелостью. Он управляет 36 легионами духов.

Герцог Аим

Аим (Aim) — двадцать третий дух, великий сильный герцог. Он появляется в образе человека с очень красивым телом, но с тремя головами; первая голова — как у змеи, вторая голова — как у человека с двумя звездами на лбу, третья голова — как у теленка. Он едет верхом на гадюке, неся в руке головню, которой он поджигает города, замки и большие селения. Он сделает тебя остроумным во всех смыслах и даст правдивые ответы на личные вопросы. Он управляет 26 легионами духов.

Маркиз Набериус

Набериус (Naberius) — двадцать четвёртый дух, доблестнейший маркиз. Появляется в облике чёрного журавля, порхающего по кругу. Когда он говорит — у него хриплый голос. Он дает людям умение во всех искусствах и науках, но, особенно, в искусстве риторики. Он возвращает утерянные звания и восстанавливает честь. Он управляет 19 легионами духов.

Граф и Губернатор Гласеа-Лаболас

Гласеа-Лаболас (Glasya-labolas) — двадцать пятый дух, могущественный губернатор и граф. Появляется в образе собаки, с крыльями как у грифона. Он мгновенно учит всем искусствам и наукам, и он виновник всех кровопролитий и убийств. Он рассказывает обо всех вещах прошлого и будущего. Если пожелаешь, он может вызвать любовь у друзей и у врагов. Он может сделать человека невидимым. И он имеет под своим командованием 36 легионов духов.

Герцог Буне

Буне (Bune) — двадцать шестой дух, сильный, великий и могущественный герцог. Появляется в форме дракона, имеющего три головы, одна из них подобна голове собаки, другая подобна голове грифона, третья подобна голове человека. Он говорит высоким и приятным голосом, он перемещает места мертвых и приказывает духам, которые ему подвластны, собираться вместе у могил. Он дает богатство человеку и делает его мудрым и красноречивым, он дает правдивые ответы на ваши вопросы, и управляет 30 легионами духов.

Маркиз и Граф Ронове

Ронове (Ronove) — двадцать седьмой дух. Появляется в облике чудовища. Он очень хорошо обучает искусству риторики и дает хороших слуг, знание языков, и дарит благосклонность друзей или врагов. Он Маркиз и великий граф, и под его властью находится 19 легионов духов.

Герцог Берит

Берит (Berith) — двадцать восьмой дух, могущественный, великий и ужасный герцог. Он имеет два других имени, данных ему людьми в более позднее время: Беале (Beale) или Беал (Beal) и Бофри (Bofry) или Болфри (Bolfry). Он появляется в образе солдата в красной одежде, верхом на алой лошади, с золотой короной на голове. Он дает правдивые ответы о прошлом, настоящем и будущем. Он может превращать все металлы в золото. Он может давать звания людям и подтверждать их. Он говорит очень четким и нежным голосом. Он управляет 26 легионами духов.

Герцог Астарот

Астарот (Astaroth) — двадцать девятый дух, великий и сильный герцог. Появляется в образе ангела-губителя, верхом на адском звере, подобном дракону, с гадюкой в правой руке. Он дает правдивые ответы о событиях прошлого, настоящего и будущего и может раскрывать все секреты. Он расскажет о падении духов (ангелов) и объяснит причины своего собственного падения. Он может делать людей прекрасно разбирающимися во всех свободных науках. Он управляет 40 легионами духов.

Маркиз Форнеус

Форнеус(Forneus) — тридцатый дух, могущественный и великий маркиз. Появляется в образе великого морского чудовища. Он обучает и учит людей прекрасно разбираться в искусстве риторики. Он помогает людям приобретать хорошую репутацию, знать и понимать языки. Он заставляет врагов полюбить мага, подобно его друзьям. Он управляет 29 легионами духов, частично, принадлежащих чину престолов, частично — ангелов.

Губернатор Форас

Форас (Foras) — тридцать первый дух, могущественный губернатор. Появляется в образе сильного мужчины в человеческом обличье. Он может дать знание людям о свойствах всех трав и драгоценных камней. Он обучает искусству логики и этики во всех их разделах. По желанию, он может сделать человека невидимым, даровать ему долгую жизнь и красноречие. Он открывает местонахождение сокровищ и возвращает утерянные вещи. Он правит более чем 29 легионами духов.

Король Асмодей

Асмодей (Asmoday) — тридцать второй дух, великий король, сильный и могущественный. Появляется с тремя головами: первая — как у быка, вторая — как у человека, третья — как у барана, он также имеет хвост как у змеи и извергает пламя из пасти. Его ноги имеют перепонки как у гуся. Он сидит на Адском Драконе и держит в руках копье со знаменем. Он идет впереди всех, потому что первым избран под власть Амаимона (Amaymon). Он дает Кольцо Силы, он учит искусству арифметики, астрономии, геометрии и всем ремесленным искусствам. Он делает непобедимым. Он показывает место, где лежат сокровища, и охраняет их. Он — из легионов Амаимона (Amaymon), и он управляет 72 легионами адских духов.

Принц и Губернатор Гаап

Гаап (Gaap) — тридцать третий дух, великий губернатор и могущественный принц. Появляется, когда солнце находится в южных знаках зодиака, в человеческом образе, и идет впереди четырёх великих и могущественных королей, указывая им путь. Он делает людей невосприимчивыми и неосведомленными, также он может дать знания философии и всех свободных наук. Он вызывает любовь и ненависть, он также может научить тебя тем вещам, которые относятся к ведению Амаимона (Amaymon), его господина. Он может вызволять друзей из под власти других магов, а также отвечает верно и точно, относительно дел прошлого, настоящего и будущего. По повелению и к удовольствию заклинателя, он может очень быстро переносить людей из одного королевства в другое. Он управляет более чем 66 легионами духов и принадлежит к чину сил.

Князь Фурфур

Фурфур (Furfur) — тридцать четвёртый дух, великий и могучий Князь. Появляется в образе человека с крыльями, рогами и копытами. Никогда не говорит правду, пока его не заставят войти в треугольник. Подчиняясь, он говорит хриплым голосом. Он провоцирует любовь между мужчиной и женщиной. Он может вызывать молнии и громы, порывы ветра и сильнейшие бурные штормы. Если ему приказывают, он дает правдивые ответы относительно тайных и божественных вещей. Он управляет более чем 26 легионами духов.

Маркиз Мархосиас

Мархосиас (Marchosias) — тридцать пятый дух, великий и могущественный маркиз. Появляется в образе волка с крыльями грифона и хвостом змеи, изрыгая из пасти огонь. Но через некоторое время, по команде заклинателя, он принимает человеческую форму. Он принадлежит к чину Господств и властвует над 30 легионами духов. Он признался своему Повелителю, то есть Соломону, что спустя 1200 лет, он надеется вернуться к седьмому престолу.

Принц Столас

Столас (Stolas) или Столос (Stolos) — тридцать шестой дух, великий и сильный принц. Появляется сперва перед заклинателем в образе могучего филина, но после принимает облик человека. Он обучает искусству астрономии и свойствам трав и драгоценных камней. Он правит 26 легионами духов.

Маркиз Фенекс

Фенекс (Phenex) — тридцать седьмой дух, великий маркиз. Появляется в образе птицы Феникс и имеет голос ребёнка. Он исполняет много чудесных мелодий перед заклинателем, на которые тот не должен обращать внимания, но должен немедленно приказать ему принять человеческий облик. Потом, если потребуют, он будет рассказывать чудесные вещи обо всех непостижимых науках. Он поэт, искусный и совершенный. И он пожелает исполнять твои приказы. Он также надеется вернуться к седьмому престолу спустя 1200 лет, как он сказал Соломону. Он управляет 20 легионами духов.

Граф Халфас

Халфас (Halphas) или Малзус (Malthus) — тридцать восьмой дух, великий граф. Появляется в образе клинтуха. Он говорит хриплым голосом. Его обязанность — строить крепости, снабжать их боеприпасами и оружием и посылать воинов в указанные места. Он управляет 26 легионами духов.

Губернатор Малфас

Малфас (Malphas) — тридцать девятый дух. Сперва он появляется в обличии ворона, но по требованию заклинателя, принимает облик человека; говорит хриплым голосом. Он могущественный и сильный губернатор. Он может строить здания и высокие башни, и может, по твоему желанию, сообщать мысли и знания врагов, и о том, что они сделали. Он дает хороших друзей. Если ты принесешь ему жертву, он примет её охотно и любезно, но потом обманет того, кто это делает. Он управляет 40 легионами духов.

Граф Раум

Раум (Raum) — сороковой дух, великий граф. Появляется в образе ворона, но, по приказу заклинателя, принимает человеческий облик. Его обязанность — воровать сокровища из королевских палат и переносить их туда, куда прикажут; также он разрушает города и достоинство людей; и открывает тайны прошлого, настоящего и будущего; возбуждает любовь между друзьями и врагами. Он относится к чину престолов. Он управляет 30 легионами духов.

Герцог Фокалор

Фокалор (также Форкалор или Фуркалор) — сорок первый демон «Гоетии» (согласно иерархии Вейера — сорок четвёртый демон). Согласно гримуару демон имеет чин герцога ада, командир тридцати легионов духов (по другим источникам — трех легионов). В его власти убивать людей, топить их в водах и переворачивать корабли, поскольку он управляет морским ветром. Считается, что демон стремится вернуться к Седьмому Престолу Неба. Фокалор изображается как человек с крыльями грифона. Это анаграмма, от имени Рофокал (люцифуг рофокаил), в переводе "бегущий от света", он же Мефистофель, что в переводе имеет то же значение.

Герцог Вепар

Вепар (Vepar) или Вепхар (Vephar) — сорок второй дух, великий и сильный герцог. Появляется в облике русалки. В его обязанности входит управлять водами и вести по ним корабли с грузом оружия, доспехов, боеприпасов и т. д. По приказу заклинателя, он может заставить море быть по-настоящему бурным и казаться заполненным судами. Он может заставить людей умереть через три дня, заражая раны и язвы и заставляя червей размножаться в них. Он управляет 39 легионами духов.

Маркиз Сабнок

Сабнок (Sabnock) или Савнок (Savnok) — сорок третий дух, которого царь Соломон поместил в медный кувшин. Он могущественный, великий и сильный маркиз, появляющийся в облике вооруженного воина с львиной головой, верхом на палевой лошади. Его служба состоит в строительстве высоких башен, крепостей и городов и снабжении их оружием и т. д. Также он может причинить человеку страдания на протяжении многих дней из-за ран и гнилых язв, кишащих червями. Он дает хороших приятелей по приказу заклинателя. Он управляет 50 легионами духов.

Маркиз Шакс

Шах (Shax) — сорок четвёртый дух, великий маркиз. Появляется в виде клинтуха, он говорит хриплым, но вкрадчивым голосом. Его служба состоит в том, чтобы лишать зрения, слуха и понимания других мужчин и женщин по желанию заклинателя; а также — воровать деньги из королевских палат и возвращать их назад через 1200 лет. По команде заклинателя, он будет приводить лошадей, или приносить любые другие вещи. Он может найти все спрятанные вещи, кроме тех, что охраняются злыми духами. Иногда он дает хороших приятелей. Он управляет 30 легионами духов.

Король и Граф Вине

Вине (Vine) — сорок пятый дух, великий король и граф. Появляется в образе льва, верхом на чёрной лошади, с гадюкой в своей руке. Он должен находить скрытые вещи, ведьм, волшебников и давать знание прошлого, настоящего и будущего. По команде заклинателя, он будет строить башни; разрушать огромные каменные стены и вызывать шторм на водах. Он управляет 36 легионами духов.

Граф Бифронс

Бифронс (Bifrons), или Бифроунс (Bifrous), или Бифровс (Bifrovs) — сорок шестой дух, граф. Появляется в образе чудовища, но через некоторое время, по команде заклинателя, он принимает форму человека. Согласно своей службе он дает познания в астрологии, геометрии и других искусствах и науках. Он дает знания о свойствах драгоценных камней и деревьев. Он меняет местами тела мертвых и переносит их в другие места, а также зажигает мнимые свечи на могилах мертвых. Он управляет 6 легионами духов.

Герцог Увалл

Увалл (Uvall), или Вуал (Vual), или Вовал (Voval) — сорок седьмой дух, великий могучий и сильный герцог. Появляется в облике могучего верблюда, но через некоторое время, по команде заклинателя, принимает человеческий облик. Он разговаривает на египетском языке, но не в совершенстве. Его служба заключается в том, чтобы обеспечивать любовь женщин и рассказывать о событиях прошлого. Он также обеспечивает дружбу между друзьями и врагами. Он принадлежит к чину сил. Он управляет 37 легионами духов.

Губернатор Хаагенти

Хаагенти (Haagenti) — сорок восьмой дух, губернатор. Появляется в облике могучего быка с крыльями грифона, но затем, по команде заклинателя, принимает человеческий облик. Его служба заключается в том, чтобы делать людей мудрыми и инструктировать их в различных вещах; также он превращает все металлы в золото; превращает вино в воду и воду в вино. Он управляет 33 легионами духов.

Герцог Кроцелл

Кроцелл (Crocell) — сорок девятый дух, великий и сильный герцог. Он появляется в облике ангела, рассказывает нечто мистическое о скрытых тайных вещах. Он обучает искусству и свободным наукам. По приказу заклинателя, он может произвести великий шум, как будто бы низвергается водопад, хотя, на самом деле это не так. Он может нагревать воду и открывать купальни. Он принадлежал к чину сил перед своим падением, как он сказал об этом царю Соломону. Он управляет 48 легионами духов.

Рыцарь Фуркас

Фуркас (Furcas) — пятидесятый дух, рыцарь. Появляется в образе злобного старика, с длинной бородой и седой головой, верхом на палевой лошади с острым оружием в руках. Его служба заключается в том, чтобы обучать искусству философии, астрологии, риторики, логики, хиромантии и пиромантии. Он управляет 20 легионами духов.

Король Балам

Балам (Balam) или Балаам (Balaam) — пятьдесят первый дух, ужасный, великий и могучий король. Он появляется с тремя головами: первая — как у быка, вторая — как у человека, третья — как у барана. У него хвост змеи и пылающие глаза. Он едет на разъяренном медведе и несет ястреба на своем запястье. Он говорит хриплым голосом и дает правильные ответы относительно событий прошлого, настоящего и будущего. Он делает людей невидимыми и наделяет их остроумием. Он управляет 40 легионами духов.

Герцог Аллосес

Аллоцес (Alloces) или Алокас (Alocas) — пятьдесят второй дух, великий, могущественный и сильный герцог. Появляется в образе солдата, восседающего на огромной лошади. У него лицо льва, багровое и с пылающими глазами. Он говорит хриплым и громким голосом. Его служба состоит в том, чтобы обучать искусству астрономии и всем свободным наукам. Он даст тебе хороших приятелей, также он правит более чем 36 легионами духов.

Губернатор Камио

Камио (Camio) или Каим (Caim) — пятьдесят третий дух, великий губернатор. Появляется в образе дрозда, затем приобретает облик человека, с острым мечом в руке. Он делает предсказания по горящему пеплу или углям. Он хороший спорщик. Его служба заключается в том, чтобы научить людей понимать всех птиц, мычание волов, лай собак и других существ, а также голоса вод. Он дает верные ответы о предстоящих событиях. Он принадлежал к чину ангелов, но теперь управляет более чем 30 легионами адских духов.

Граф и Герцог Мурмур

Мурмур (Murmur), или Мурмус (Murmus), или Мурмукс (Murmux) — пятьдесят четвёртый дух, великий герцог и граф. Появляется в образе воина с герцогской короной на голове, верхом на грифоне. Перед ним идут его министры, трубя в трубы. Его служба состоит в том, чтобы в совершенстве обучать философии, он заставляет души умерших являться перед заклинателем, и если тот прикажет, отвечать на его вопросы. Он частично принадлежал к чину престолов, частично — к ангелам. Теперь он управляет 30 легионами духов.

Принц Оробас

Оробас (Orobas) — пятьдесят пятый дух, великий и могучий принц. Сперва он появляется в образе лошади, но затем, по приказу заклинателя, принимает облик человека. Его служба состоит в том, чтобы рассказывать о вещах прошлого, настоящего и будущего; он дает звания и церковную власть, и покровительство друзей и врагов. Он дает правдивое толкование вопросов богословия и сотворения мира. Он очень предан заклинателю и защищает его от искушения любыми духами. Он управляет 20 Легионами Духов.

Герцог Гремори

Гремори (Gremory) или Гамори (Gamori) — пятьдесят шестой дух, великий и могучий герцог и появляется в образе прекрасной женщины со знаком герцогини на поясе, восседающей на огромном верблюде. Его служба состоит в том, чтобы рассказывать обо всех событиях прошлого, настоящего и будущего и о скрытых сокровищах, и где они лежат. Он обеспечивает любовь женщин, молодых и старых. Он управляет 26 легионами духов.

Губернатор Осе

Осо (Oso), Осе (Ose) или Восо (Voso) — пятьдесят седьмой дух, великий губернатор. Появляется в образе леопарда, но спустя некоторое время приобретает облик человека. Его служба заключается в том, чтобы научить разбираться в свободных науках, а также давать правдивые ответы о божественных и тайных вещах. По желанию заклинателя, он может придавать человеку любой облик настолько точно, что после превращения возникает абсолютная уверенность, что это то самое подлинное существо или вещь. Он управляет 30 легионами духов.

Губернатор Ами

Ами (Amy) или Авнас (Avnas) — пятьдесят восьмой дух, великий губернатор. Появляется сперва в виде пылающего огня, но спустя некоторое время принимает человеческий облик. В его службу входит давать замечательные знания в астрологии и во всех свободных науках. Он дает хороших друзей и может выдавать сокровища, которые охраняются духами. Он управляет 36 легионами духов.

Маркиз Ориакс

Ориакс (Oriax) или Ориас (Orias) — пятьдесят девятый дух, великий маркиз. Появляется в образе льва с хвостом змеи, восседающем на могучей и сильной лошади; и он держит в своей правой руке двух огромных шипящих змей. Он может превращать людей и наделять их чинами, церковной властью и подтверждать это, кроме того делает возможным приобретение благосклонности друзей и врагов. Он управляет 30 легионами духов.

Герцог Вапула

Вапула (Vapula) или Нафула (Naphula) — шестидесятый дух, великий, могущественный и сильный герцог, появляется в образе льва с крыльями грифона. Его служба заключается в том, чтобы делать людей умелыми во всех ремеслах и профессиях. Он управляет 36 легионами духов.

Король и Губернатор Заган

Заган — шестьдесят первый демон «Гоетии». Согласно гримуару демон имеет чин короля и губернатора, управляющего 33 легионами демонов. В его власти делать людей остроумными, превращать вино в воду и обратно, а также превращать в вино кровь. Он может превращать любой металл в самые ценные монеты. Согласно «Гоетии» демон появляется перед магом в облике быка с крыльями грифона, но спустя некоторое время принимает человеческий образ

Губернатор Волак

Волак (Volac), или Валак (Valak), или Валу (Valu) — шестьдесят второй дух, великий и могучий губернатор. Появляется в облике ребёнка с крыльями ангела, верхом на двуглавом драконе. Его служба состоит в том, чтобы давать правдивые ответы о скрытых сокровищах и сообщать где водятся змеи, которых он может принести заклинателю, и это не потребует больших усилий. Он управляет 38 легионами духов.

Маркиз Андрас

Андрас (Andras) — шестьдесят третий дух, великий маркиз. Появляется в образе ангела с головой совы цвета чёрной ночи, верхом на сильном чёрном волке, и вздымающим в своей руке острый и сверкающий меч. В его службу входит сеять раздоры. Он управляет 30 легионами духов.

Герцог Хаурес

Хаурес (Haures), или Хаурас (Hauras), или Хаврес (Havres), или Флаурос (Flauros) — шестьдесят четвёртый дух, великий герцог. Появляется в образе могущественного, ужасного и сильного леопарда, но через некоторое время, по команде заклинателя, он становится человеком, с глазами, пылающими огнём, и ужасным выражением лица. Он дает правдивые ответы обо всех событиях настоящего, прошлого и будущего. Он будет рассказывать о сотворении мира и богословии, и о том, как он сам и другие духи — пали. По желанию заклинателя, он уничтожит и испепелит его врагов, также он не позволит, чтобы заклинатель был соблазнен каким-либо другим духом или кем-то ещё. Он управляет 36 легионами духов.

Маркиз Андреалфус

Андреалфус (Andrealphus) — шестьдесят пятый дух, могущественный маркиз. Появляется, сопровождаемый страшным шумом, в образе павлина. Но через некоторое время он принимает человеческий облик. Он обучает в совершенстве геометрии. Он также делает людей очень искусными во всех вещах, имеющих отношение к измерениям или астрономии. Он может превращать людей в птиц. Он управляет 30 легионами адских духов.

Маркиз Кимейес

Кимейес (Cimejes), или Кимеиес (Cimeies), или Кимарис (Kimaris) — шестьдесят шестой дух, могущественный, великий, сильный и могучий маркиз. Появляется подобно отважному воину, верхом на статной чёрной лошади. Он управляет всеми духами во всех частях Африки. Он обучает логике, грамматике и риторике; обнаруживает потерянные или скрытые вещи, а также сокровища. Он управляет 20 легионами адских духов.

Герцог Амдусиас

Амдусиас (Amdusias) или Амдукиас (Amdukias) — шестьдесят седьмой дух, великий и сильный герцог. Появляющийся сначала как единорог, но, по приказу заклинателя, предстает перед ним в человеческом облике, и со временем начинают играть трубы и все виды музыкальных инструментов, которые его сопровождают. Он также может заставлять деревья сгибаться и склоняться, согласно желанию заклинателя. Он дает превосходных друзей. Он управляет 29 легионами духов.

Король Белиал

Белиал — шестьдесят восьмой дух, имеющий титул короля. Согласно гримуару демон появился сразу после Люцифера и одним из последних пал с небес, где до этого был даже более достойным ангелом, нежели Михаил. В его власти распределять чины и сенаторские привилегии, он делает возможной благосклонность друзей и врагов. Под его началом находятся 50 легионов демонов. Перед магом появляется в облике двух прекрасных ангелов, сидящих на огненной колеснице, и имеет приятный голос. Отвечает за магию в целом. Определяет полномочия и возможности магов, контролирует исполнение магических законов.

Маркиз Декарабиа

Декарабиа (Decarabia) — шестьдесят девятый дух, великий маркиз. Появляется в образе звезды в пентакле, но затем, по приказу заклинателя, принимает облик человека. Его служба заключается в том, чтобы сообщать о свойствах птиц и драгоценных камней, и делать так, чтобы существа, похожие на любых птиц, летали бы и пели перед заклинателем, и даже пили бы воду, как настоящие птицы. Он управляет 30 легионами духов.

Принц Сиире

Сиире (Seere), Сеар (Sear) или Сеир (Seir) — семидесятый дух, могущественный и могучий принц, под властью Амаимона (Amaymon). Он появляется в облике прекрасного человека, верхом на крылатом коне. Его служба заключается в том, чтобы приходить и уходить, неожиданно оставляя после себя какие-то вещи в изобилии, к тому же он уносит и переносит все то, в чём вы не нуждаетесь. Он может обойти всю Землю в мгновение ока. Он помогает обнаружить все то, что украдено, спрятано, и ещё много других вещей. Он безразличен к добру и выполняет лишь приказы заклинателя. Он управляет 26 легионами духов.

Герцог Данталион

Данталион (Dantalion) — Семьдесят первый дух, великий и могущественный герцог. Нефелим, что когда-то был человеком. Он держит книгу в своей правой руке. Его служба заключается в том, чтобы обучать любого всем искусствам и наукам; он раскрывает тайные намерения любого; ему известны мысли всех мужчин и женщин, и он может менять их по своему желанию. Он может вызывать любовь и показывать двойника любой персоны, к тому же, в видении он может показать его в любой части мира, которую выберет. Он управляет 36 легионами духов (демонов).

Граф Андромалиус

Андромалиус (Andromalius) — семьдесят второй дух, великий и могущественный граф. Появляется в образе человека с огромной змеей в руке. Его служба заключается в том, чтобы возвращать и вора, и товары, которые были украдены, и обнаруживать все зло и тайные умыслы; и наказывать всех воров и других злых людей, и обнаруживать сокровища, которые были скрыты. Он управляет более чем 36 легионами духов.

Напишите отзыв о статье "Демоны «Гоетии»"

Литература

Иоганн Виер // Pseudomonarchia daemonum. — 1568 г.

•  Такадоно Мадока,Yukihiro Utako //Принц преисподней - демоны и реалист - 2009

Примечания

  1. 1 2 Masello, «The Brazen Vessel»
  2. Knight, Thomas H., str. 59.
  3. Belanger. — P.61.
  4. Dyer, «Good and Evil Demons»
  5. Самуэль Лидделл МакГрегор Матерс,Алистер Кроули // Малый ключ царя Соломона. — 1904 г.
  6. [www.gods-and-monsters.com/purson.html The Demon Purson]
  7. [www.enochian.org/daemons.php?page=Purson Purson]


Отрывок, характеризующий Демоны «Гоетии»



Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.