Денежная реформа в России 1839—1843 годов

Была проведена в 1839—1843 годах под руководством министра финансов Канкрина. Привела к созданию системы серебряного монометаллизма. Был начат обмен всех ассигнаций на государственные кредитные билеты, обменивающиеся на золото и серебро. Проведение реформы позволило установить в России стабильную финансовую систему, сохранявшуюся вплоть до начала Крымской войны.

Первый этап денежной реформы 1839—1843 гг. начался с издания 1 июля 1839 манифеста «Об устройстве денежной системы». Согласно манифесту с 1 января 1840 в России все сделки должны были исчисляться исключительно в серебре. Главным средством платежа становился серебряный рубль с содержанием чистого серебра 4 золотника 21 доля (18 г). Государственным ассигнациям, согласно первоначальному их назначению отводилась роль вспомогательного денежного знака. Они должны были приниматься по неизменному курсу (3 руб. 50 коп. ассигнациями за серебряный рубль). Поступления в казну и выдача денег из неё исчислялись в серебряных рублях. Сами же платежи могли совершаться как в звонкой монете, так и в ассигнациях. Золотая монета должна была приниматься и выдаваться из казённых учреждений с 3%-ной надбавкой от её нарицательной стоимости. Таким образом, на первом этапе денежной реформы был зафиксирован фактический уровень обесценивания ассигнационного рубля.

Одновременно с манифестом был опубликован указ от 1 июля 1839 г. «Об учреждении Депозитной кассы серебряной монеты при Государственном Коммерческом банке», который объявлял билеты Депозитной кассы законным платежным средством, обращающимся наравне с серебряной монетой без всякого лажа. Касса начала выполнять операции в январе 1840 г., она принимала на хранение вклады серебряной монетой и выдавала взамен депозитные билеты на соответствующие суммы. В период с 20 декабря 1839 по 18 июня 1841 в соответствии с рядом сенатских указов были выпущены депозитные билеты достоинством в 3, 5, 10, 25, 50 и 100 рублей. Они изготавливались экспедицией Депозитной кассы и выпускались в обращение по 1 сентября 1843 года.

Вторым этапом денежной реформы стала эмиссия кредитных билетов сохранных казен, воспитательных домов и Государственного заемного банка. Она осуществлялась в соответствии с манифестом от 1 июля 1841 года «О выпуске в народное обращение кредитных билетов на 30 миллионов серебром».

Принятие этого акта не рассматривалось в качестве мероприятия по упорядочению денежного обращения, а было вызвано экономической необходимостью. В 1840 г. в средней полосе России был сильный неурожай. Началось усиленное изъятие вкладов из кредитных учреждений. Банки находились на грани банкротства. Этому в значительной мере способствовала система перманентных «позаимствований» из государственных кредитных учреждений, в силу чего они оказались не в состоянии не только открывать кредиты, но и выдавать вклады. 26 февраля 1841 в качестве экстренной меры было принято решение об эмиссии кредитных билетов с целью оказания помощи государственным кредитным учреждениям и казне. Билеты свободно разменивались на серебряную монету и обращались наравне с ней.

Итак, начиная с 1841 г. в России параллельно обращались три вида бумажных денежных знаков: ассигнации, депозитные и кредитные билеты. Их экономическая сущность была различна. Ассигнации являлись средством обращения и платежа, их реальная стоимость была в четыре раза ниже номинальной. Депозитные билеты были фактически квитанциями на серебро. Они находились в обращении в размере, равном сумме вкладов, и казна не имела дополнительных доходов от их эмиссии.

Кредитные билеты сохранных казен и Государственного заемного банка находились в обращении в незначительном количестве. Они, как и депозитные билеты, должны были иметь стопроцентное покрытие серебром. Позднее правительство разрешило выдачу ипотечных ссуд кредитными билетами, частично обеспеченными металлом, но при этом, опасаясь их обесценения, сильно ограничило эти выдачи.

Незначительный выпуск, частичное обеспечение металлом, размен на звонкую монету превратили кредитные билеты в устойчивые бумажные денежные знаки.

На последнем этапе в соответствии с проектом реформы должна была произойти замена ассигнаций на депозитные билеты. Но эмиссия депозитных билетов не приносила дополнительных доходов государству. В то же время в обороте находились устойчивые бумажные денежные знаки, только частично покрытые металлом, — кредитные билеты. Их эмиссия была выгодна для казны. Поэтому правительство приняло решение о расширении выпуска в обращение кредитных, а не депозитных билетов.

В результате на третьем этапе реформы ассигнации и депозитные билеты были обменены на кредитные билеты. Обмен осуществлялся на основе манифеста «О замене ассигнаций и других денежных представителей кредитными билетами» от 1 июня 1843 года. Для изготовления кредитных билетов при Министерстве финансов была создана экспедиция государственных кредитных билетов постоянным фондом звонкой монеты для размена крупных билетов. В соответствии с манифестом выпуск депозитных и кредитных билетов сохранных казен и Государственного заемного банка прекратился. Они подлежали обмену на государственные кредитные билеты. Ассигнации были девальвированы. Они выпускались по курсу 3 руб. 50 коп. ассигнациями за 1 руб. новыми кредитными билетами. Обмен ассигнаций прекратился с 13 апреля 1851, а обмен депозитных билетов — с 1 марта 1853 года.

Депозитные и кредитные билеты 1841 г., разменные на серебро, обменивались по номиналу. Кроме того, кредитные билеты выпускались взамен вкладов золотом и серебром. Никаких других возможностей эмиссии кредитных билетов закон не предусматривал.

Размен кредитных билетов производился на серебро и на золото. Разменная касса Экспедиции государственных кредитных билетов в Петербурге была обязана осуществлять размен без ограничения, в Москве — до 3 тыс. руб. в одни руки, а в уездных казначействах — до 100 рублей.

В результате проведения реформы в России была создана система денежного обращения, при которой бумажные деньги разменивались на серебро и золото. Кредитные билеты имели на 35-40 % золотое и серебряное обеспечение. Законодательство в области денежного обращения, сложившееся в результате реформы Канкрина, запрещало выпуск кредитных билетов для кредитования торговли.

Денежная система, созданная в результате реформы 1839—1843 гг., обладала рядом важнейших признаков, типичных для биметаллизма:

1. Существовала свобода чеканки не только серебра, но и золота.
2. Золотые империалы и полуимпериалы чеканились с надписью «десять рублей» и «пять рублей», причём правительство стремилось закрепить с помощью законодательства стоимостное отношение между золотым и серебряным рублем. Манифест от 1 июля 1839 г. устанавливал, что «золотая монета в казну и кредитные установления принимается и из них выдается 3 % выше нарицательной её стоимости, а именно — империал в 10 руб. 30 коп. и полуимпериал в 5 руб. 15 коп. серебром».
3. Кредитные билеты были разменны не только на серебро, но и на золото. Размен этот производился «с соблюдением указанного между сими деньгами соотношения» — 103 руб. кредитными билетами обменивались на 103 руб. серебром или на 100 руб. золотом, то есть правительство стремилось закрепить за кредитным рублем не только определенное серебряное, но и золотое содержание.

Анализируя итоги проведения денежной реформы 1839—1843 гг., необходимо учитывать и следующие обстоятельства. В России в 30-40-х гг. XIX в., несмотря на развитие товарно-денежных отношений, господствовало натуральное хозяйство. Соответственно объём покупаемых предметов потребления был невелик, и деньги как средство обращения требовались в незначительных количествах. Рабочие, чиновники и другие лица, жившие на жалованье, не играли такой важной роли, как в условиях развитых товарно-денежных отношений. При сравнительно неразвитом рынке и плохих путях сообщения цены на продукты были очень низкими, а уровень промышленного развития — относительно невысоким. Товары промышленного производства, зачастую ввозимые из-за границы, приобретались небольшим кругом лиц. Денежный оборот осуществлялся преимущественно с казной. Поэтому денежная реформа, проведенная в 1839—1843 гг. обеспечила относительно устойчивое денежное обращение.

Значительный дефицит госбюджета, образовавшийся во время Крымской войны 1853—1856 гг., стал причиной эмиссии большого количества кредитных билетов. В 1854 г. правительство вынуждено было прекратить их свободный размен на золото, а в 1858 г. — на серебро. Кредитные билеты из кредитных денег, опиравшихся на государственный кредит, превратились в неразменные бумажные деньги. Денежная система, созданная в результате реформы 1839—1843 гг., перестала существовать. В России начался длительный период обращения кредитного рубля с резко колеблющимся валютным курсом.

Отрывок, характеризующий Денежная реформа в России 1839—1843 годов

– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.