Денисов, Анатолий Алексеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Анатолий Алексеевич Денисов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
член Верховного Совета СССР
1989 — 1991
народный депутат СССР
1989 — 1991
член ЦК КПСС
1990 — 1991
сооснователь Социалистической партии трудящихся РФ
октябрь 1991 — октябрь 1993
 
Рождение: 11 июня 1934(1934-06-11)
Ленинград, РСФСР, СССР
Смерть: 10 апреля 2010(2010-04-10) (75 лет)
Санкт-Петербург, Россия
Место погребения: Всеволожск (Мельничный Ручей),
Ленинградская область
Учёная степень: Доктор технических наук, Профессор
 
Награды:

Анатолий Алексеевич Денисов (11 июня 1934 года, Ленинград, РСФСР, СССР10 апреля 2010 года, Санкт-Петербург, Россия) — советский российский учёный и политический деятель, профессор Ленинградского политехнического института, народный депутат СССР, председатель Комиссии Верховного Совета СССР по вопросам депутатской этики.





Биография

В 1958 г. окончил Ленинградский политехнический институт им. М. И. Калинина (ныне Санкт-Петербургский государственный политехнический университет), кафедра «Автоматика и вычислительная техника». Научно-преподавательскую работу в этом ведущем техническом вузе СССР и России вёл непрерывно на протяжении 52 лет (1958—2010).

В 1961 г. А. А. Денисов опубликовал первую научную работу, в 1966 г. получил первые авторские свидетельства, в 1972 — первый патент. Кандидат технических наук (1964), доктор технических наук (1972) по специальности 05.13.01 «Техническая кибернетика и теория информации».

В 1973 г. А. А. Денисов избран на должность профессора кафедры автоматики и телемеханики электромеханического факультета (с 1976 г. — кафедра автоматики и вычислительной техники вновь созданного факультета технической кибернетики, с 1999 г. — «Системный анализ и управление» факультета технической кибернетики). Учёное звание профессора ВАК присвоил А. А. Денисову в 1975 г.[1]

Научная деятельность

А. А. Денисов — автор более 300 работ, в том числе 6 учебников, более 40 монографий, а также многочисленных брошюр и учебно-методических пособий. Автор 80 авторских свидетельств и 8 патентов. Подготовил 30 кандидатов и 7 докторов наук.

Во время работы в Ленинградском политехническом институте провёл основополагающие исследования по созданию техники непосредственной связи по управлению, разработаны разнообразные устройства (генераторы, преобразователи, расходомеры), включая ЭГД-генераторы высокого напряжения для скоростных летательных аппаратов, управляющие устройства и преобразователи скорости жидкостей и газов, отличительной особенностью которых является полное отсутствие подвижных деталей и узлов, что делает их нечувствительными к большим ускорениям и радиации. Ряд разработанных устройств использовались в работах ЦАГИ, ИПУ РАН, ПКБ АСУ и ряда организаций оборонного комплекса.

С 1973 г. на основе дальнейшего обобщения аналогий явлений и процессов в системах различной физической природы развивал теорию информационного поля, ставшую основой информационного подхода к анализу больших систем управления. Эта теория позволяет с единых позиций описывать процессы в различных системах — технических, организационных, социальных, включая анализ процессов управления общественными конгломератами (экономика, политика, наука, образование и др.).

В 1994 г. А. А. Денисов избран действительным членом Международной академии наук высшей школы (МАН ВШ) и Международной академии информатизации (МАИ, вместе с Г. Н. Селезнёвым, Ю. П. Савельевым и рядом других известных учёных — общественных деятелей РФ).

В 1960-е годы дважды выступал с докладами по вопросам диалектической логики в Институте философии АН СССР на семинаре профессора А. А. Зиновьева, где его «антимарксистские» выводы получили устное публичное одобрение со стороны будущего автора «Зияющих высот»[1] .

Теория систем. О соотношении целостности государства и свободы его граждан

На методологической основе созданной им теории систем А. А. Денисов исследовал и такой непростой объект, как соотношение целостности государства и свободы его граждан. Он показал, что в каждый данный момент сумма относительной свободы β в обществе и относительной справедливости (устойчивости, стабильности) α есть величина постоянная: α + β = 1.

Выведенная закономерность позволила А. А. Денисову высказать гипотезу, что теоретически мыслимо технократическое общество, управляемое бесстрастными компьютерами, осуществляющими синтез свободы и справедливости (свободы и стабильности) по критерию максимума национальной безопасности (выживаемости) этого общества. В такой модели риск разрушительных экстремистских выходок стремится к нулю, а масштаб реформ способа организации экономической жизни — независимо, в каком бы направлении они ни проводились (либеральном, социалистическом) — был бы ограничен только минимально необходимым. Этими идеями А. А. Денисов постоянно руководствовался и на практике, в своей личной общественно-политической деятельности.

Работы в области проблем высшей школы

Когда в конце 1980-х гг. А. А. Денисов обрёл всесоюзную известность по телевизионным трансляциям и репортажам с заседаний Верховного Совета СССР, за его плечами уже был почти 15-летний опыт участия в решении проблем общесоюзного масштаба. В 1975—1979 гг. в период «косыгинских реформ» молодой профессор участвовал в работе комиссии Академии наук СССР, Совета министров СССР и Госплана СССР под председательством академика И. Ф. Образцова. в подкомиссии «Подготовка кадров и образование». Работа подкомиссии вошла в 18-й том Комплексной программы научно-технического прогресса СССР и его социально-экономических последствий. После этого А.А. Денисов регулярно участвовал в научно-исследовательских работах, направленных на совершенствование управление высшей школой и повышение народнохозяйственной отдачи вузовских научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ.

В рамках работ по определению потребностей в специалистах, проводившихся по поручению Госплана РСФСР (руководитель — проректор ЛПИ В. Р. Окороков), А. А. Денисов совместно с Э. В. Корочкиным и М. В. Коровиным дал предложения по решению проблемы определения трудозатрат, связанных с творческой деятельностью. Соответствующие работы этой группы учёных дважды были удостоены премии Минвуза СССР. Аналогичные работы творческая группа профессора А. А. Денисова также проводила для Волжского автозавода и ряда других крупнейших промышленных предприятий СССР. Их результаты использовались в учебном процессе.

Политическая и общественная деятельность

Член КПСС с 1975 г. В 1990 г. голосованием партийной организации ЛПИ, а затем города избран членом бюро Ленинградского обкома КПСС. Делегат XXVIII съезда партии, на котором избран членом ЦК КПСС. На июльском (1991 г.) Пленуме ЦК КПСС выступил с изложением своей концепции социализма («Коммунистический манифест-90»; опубликован в газетах и в журнале «Известия ЦК КПСС»)[1].

В 1989 г. избран народным депутатом СССР; в том же году на I съезде народных депутатов СССР избран членом Верховного Совета СССР. В 1990 г. избран председателем Комиссии Верховного Совета СССР по вопросам депутатской этики.

Как народный депутат СССР, в период развала Союза А. А. Денисов внёс огромный личный вклад в попытки сохранения единства страны и предотвращения военных действий сепаратистов. По поручению Верховного Совета СССР и президента СССР М. С. Горбачёва в январе-феврале 1991 г. выезжал в Латвию; в апреле-мае 1991 г. — в Азербайджан, Армению, Грузию и другие «горячие точки», включая Чечню, где вёл переговоры с целью предотвращения их выхода из СССР. В целях организации диалога на базе возглавляемой им Комиссии по депутатской этике А. А. Денисов тогда же провёл серию переговоров с руководителями кавказских республик — Аязом Муталибовым (Азербайджан), Левоном Тер-Петросяном (Армения), Звиадом Гамсахурдией (Грузия), с будущим президентом Абхазии В. Г. Ардзинбой, а также с Джохаром Дудаевым (Чечня). С Джохаром Дудаевым А. А. Денисов неоднократно встречался и впоследствии, накануне первой чеченской войны, в надежде предотвратить её[1].

11 февраля 1991 г. А. А. Денисов в ранге временного главы советской миссии в ООН выступил с докладом в Женеве на 47-й сессии Комиссии ООН по правам человека.

После августовских событий 1991 г. и запрета КПСС А. А. Денисов вместе с рядом известных общественных деятелей, включая депутатов Верховных Советов СССР и РСФСР (Р. А. Медведев, И. А. Рыбкин и др.), выступил с инициативой создания блока левых сил. В октябре 1991 г. принял участие в создании Социалистической партии трудящихся Российской Федерации, сопредседателем которой стал вместе с Роем Медведевым и лётчиком-космонавтом СССР Виталием Севастьяновым[1].

По итогам 1991 г. А. А. Денисов вошёл в число лидеров номинации «Человек года»[2], проведённой на основе всенародного опроса. Сведения о депутатской и другой общественно-политической деятельности А. А. Денисова включены в книгу «Современная политическая история России (1985—1999)»[3].

В марте 1992 г. в числе нескольких сотен депутатов, не согласных с ликвидацией Советского Союза в результате Беловежских соглашений, А. А. Денисов принял участие в VI Чрезвычайном съезде народных депутатов СССР (в Вороново), а также в состоявшемся тогда же Пленуме ЦК КПСС. В 1992 г. в составе делегации от народных депутатов и членов левых партий защищал интересы КПСС в Конституционном суде. Во время конфликта между Президентом Российской Федерации Б. Н. Ельциным и Парламентом Российской Федерации в 1993 г. (см. Конституционный кризис в России (1992—1993)) А. А. Денисов выступал за одновременное проведение досрочных парламентских и президентских выборов[1].

С 1992 г. А. А. Денисов — внештатный советник Председателя Верховного Совета Российской Федерации (вначале Р. И. Хасбулатова, затем И. П. Рыбкина). По просьбе Р. И. Хасбулатова А. А. Денисов подготовил нормативный документ по депутатской этике. Вычитанные гранки этой брошюры сгорели в дни расстрела Дома Советов в октябре 1993 г. Текст этой работы А. А. Денисова восстановлен и опубликован позднее, в 1994 г. С 1995 г. А. А. Денисов — советник председателя Государственной думы Российской федерации Г. Н. Селезнёва[1].

В 1996 г. А. А. Денисов назначен первым заместителем председателя экспертно-консультационного совета по проблемам национальной безопасности при председателе Государственной Думы Российской Федерации. Тогда же, для подготовки проектов экспертных рекомендаций по этому кругу вопросов, в Москве была создана Академия национальной безопасности. Её президентом и одновременно руководителем филиала с более кратким названием «Академия национальной безопасности» в Санкт-Петербурге, действующего до 2009 г., стал А. А. Денисов[4].

Семья

Анатолий Алексеевич Денисов — ленинградец-петербуржец во втором поколении. Отец, Алексей Андреевич (1908—1972), метростроитель. Мать, Виктория Семёновна (1908—1998). Жена — Волкова Виолетта Николаевна, д.э.н., профессор СПбГПУ. Сын — Денисов Андрей Анатольевич, род. в 1963 г. Внучка — Денисова Екатерина Андреевна, род. в 1992 г.

Основные труды

В области теории систем и системного анализа
  • Современные проблемы системного анализа: Учебник. — 3-е изд. — СПб: Изд-во Политехн. ун-та, 2009. — 304 с.
  • Современные проблемы системного анализа: Информационные основы. — СПб.: Изд-во СПбГПУ, 2003. — 276 с.; Изд. 2-е. — СПб.: Изд-во Политехнического университета, 2005. — 296 с.
  • Основы теории систем и системного анализа: Учебник для студентов вузов. — СПб.: Изд-во СПбГТУ, 1997. — 510 с.; Изд. 2-е, перераб. и доп. — СПб.: Изд-во СПбГТУ, 1999. — 512 с.; Изд-е 3-е, перераб. и доп. — СПб.: Изд-во СПбГПУ, 2003. — 276 с. (соавт. В. Н. Волкова).
  • Теория систем и системный анализ. — М.: ЮРАЙТ, 2010. — 679 с. (соавт. В. Н. Волкова). Переиздания: 2012 г. и 2013 г.
  • Теория систем. — М.: Высшая школа, 2006. — 512 с. (соавт. В. Н. Волкова).
  • Теория больших систем управления: Учебник для студентов вузов. — Л.: Энергоиздат, 1982. — 288 с. (соавт. Д. Н. Колесников).
В области электрофлюидики
  • Гидравлические и пневматические устройства автоматики: Учеб. пособие для студентов вузов. — М.: Высшая школа, 1978. — 214 с. (соавт. В.С. Нагорный).
  • Электрогидро- и электрогазодинамические устройства автоматики. — Л.: Машиностроение, 1979. — 288 с. (соавт. В. С. Нагорный).
В области теории информационного поля
  • Теоретические основы кибернетики: информационное поле. — Л.: ЛПИ, 1975. — 40 с.
  • Введение в информационный анализ систем. — Л.: ЛПИ, 1988. — 48 с.
  • Информационное поле. — СПб.: Омега, 1998. — 64 с.
В области управления (в том числе экономикой)
  • Информационные основы управления. — Л.: Энергоатомиздат, 1983. — 72 с.
  • Макроэкономическое управление и моделирование: Пособие для начинающих реформаторов. — СПб.: НПО «Омега», 1997. 40 с.; Изд. 2-е — СПб.: Изд-во Политехнического университета, 2006. — 72 с.
  • Универсальное моделирование деятельности (динамика массового обслуживания, экономики, управления). — СПб.: ООО «Издательство Русь», 2003. — 44 с.
В области физики
  • Мифы теории относительности. — Вильнюс: ЛитНИИ НТИ, 1989. — 32 с.; переизд. — СПб.: Изд-во Политехн. ун-та, 2009. — 96 с. За эту работу[5] на Годичном собрании АН СССР А. А. Денисов был объявлен «врагом науки» (Известия АН СССР, № 7. — М.: Наука, 1990), чем очень гордился, поскольку считал АН косной, давящей новые идеи.
  • Коррекция фундамента современной физики. — СПб.: Изд-во Русь, 2003. — 52 с.
  • Основы теории отражения движения. — СПб.: Изд-во СПбГПУ, 2004; переизд. — СПб.: Изд-во Политехн. ун-та, 2010. — 40 с.
  • Единая (общая) теория поля. — Изд. 2-е — СПб.: Изд-во Политехн. ун-та, 2008. — 22 с.

В период работы в Верховном Совете СССР — более 500 публикаций в газетах (статьи, интервью). Наиболее значимые изданы в книге «Глазами народного депутата СССР» (2004 — в 3-х тт. и 2006 — одной книгой).

Награды и звания

Напишите отзыв о статье "Денисов, Анатолий Алексеевич"

Литература

  • Денисов А.А. Глазами народного депутата СССР. — СПб.: Изд-во Политехн. ун-та, 2006. — 660 с. — ISBN 5-7422-1264-X.
  • Анатолий Алексеевич Денисов. Биобиблиографическая серия: Выдающиеся ученые СПбГТУ . № 15. — СПб.: Изд-во СПбГТУ, 2001. — 104 с. (Авторы — ред. коллегия из 8 чел. Отв. редактор серии д-р техн. наук, профессор В.Н. Козлов.)

Ссылки

  • [az-libr.ru/index.shtml?Persons&000/Src/0004/fb52a7fc Люди и книги: Денисов Анатолий Алексеевич]
  • [www.lenizdat.ru/a0/ru/pm1/c-1088264-0.html В Петербурге скончался известный ученый и политик Анатолий Денисов]
  • И.П. Ипатова, В.И. Кайданов, В.Ф. Мастеров, В.А. Рожанский, И.Н. Топтыгин. [ufn.ru/ru/articles/1990/4/k/ Чему учит книга «Мифы теории относительности»?] // Успехи физических наук. — 1990. — Т. 160, вып. 4. — С. 97—101.

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 Денисов, Анатолий Алексеевич. [books.google.ru/books?id=-Rq1AAAAIAAJ Глазами народного депутата СССР]. — 2-е изд. — СПб.: Изд-во Политехн. ун-та, 2006. — С. 640. — 660 с. — ISBN 5-7422-1264-Х.
  2. «Правда», № 305, 30 декабря 1991 г.; «Правда», № 10, 14 января 1992 г..
  3. «Современная политическая история России (1985—1999)». Т. 2, «Лица России». — М.: РАУ-Корпорация, 1999.
  4. [anb-rf.narod.ru/arhiv.htm Академии Национальной Безопасности: Интервью бывшего президента АНБ А. А. Денисова]
  5. И. П. Ипатова, В. И. Кайданов, В. Ф. Мастеров, В. А. Рожанский, И. Н. Топтыгин. Чему учит книга «Мифы теории относительности»? // УФН. — 1990. — № 4. — Т. 160. — С. 97—101.

Отрывок, характеризующий Денисов, Анатолий Алексеевич

Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]