Деннис, Сэнди

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сэнди Деннис
Sandy Dennis

В фильме «Кто боится Вирджинии Вульф?» (1966)
Дата рождения:

27 апреля 1937(1937-04-27)

Место рождения:

Хейстингс, Небраска, США

Дата смерти:

2 марта 1992(1992-03-02) (54 года)

Место смерти:

Уэстпорт, Коннектикут, США

Профессия:

актриса

Карьера:

1952—1991

Сэнди Деннис (англ. Sandy Dennis, 27 апреля 1937 — 2 марта 1992) — американская актриса, лауреат премии «Оскар» в 1967 году.





Биография

Сандра Дэйл «Сэнди» Деннис (англ. Sandra Dale «Sandy» Dennis) родилась 27 апреля 1937 года в городе Хастингс в штате Небраска, в семье секретаря Ивон и почтового клерка Джека Дэнниса. Помимо неё в семье ещё был сын Фрэнк. Её детство прошло в городе Линкольн, где она состояла в местной театральной труппе, а в возрасте 19 лет Дэннис переехала в Нью-Йорк.

В 1956 году Сэнди Деннис дебютировала на телевидении, а в 1961 году она впервые появилась в кино, в фильме «Великолепие в траве». Немного позже началась её карьера в театре и уже в 1963 году она была удостоена премии «Тони», как «Лучшая начинающая актриса», за свою роль в пьесе «Тысяча клоунов». Спустя год она вновь получила «Тони» за роль в «Любой среде». В 1966 году актриса сыграла роль Хани, жену-алкоголичку персонажа Джорджа Сигала, в фильме «Кто боится Вирджинии Вулф?», роль которой принесла ей премию «Оскар» за лучшую женскую роль второго плана. Её последующими успешными ролями стали Сильвия в экранизации романа Бэл Кауфман «Вверх по лестнице, ведущей вниз» (1967), Сара в романтической картине «Сладкий ноябрь» (1968) и Мона в экранизации пьесы Эда Гражика «Приходи ко мне на встречу, Джимми Дин, Джимми Дин» (1982).

В течение долгого времени актриса была вместе с джазовым музыкантом Джерри Маллиганом, с которым рассталась в 1976 году. С 1980 по 1985 год она жила с актёром Эриком Робертсом.

Сэнди Деннис умерла от рака 2 марта 1992 года в [en.wikipedia.org/wiki/Westport,_Connecticut Вестпорте], штат Коннектикут, в возрасте 54 лет.

Избранная фильмография

Награды

1963 — «Лучшая женская роль второго плана в пьесе» («Тысяча клоунов»)
1964 — «Лучшая женская роль в пьесе» («Любая среда»)

Напишите отзыв о статье "Деннис, Сэнди"

Ссылки

  • [www.sandydennis.org/ Сайт о Сэнди Деннис]
  • [ibdb.com/person.php?id=37854 Сэнди Деннис] (англ.) на сайте Internet Broadway Database

Отрывок, характеризующий Деннис, Сэнди

После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.