День битвы за Британию

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
День битвы за Британию
Основной конфликт: Западноевропейский театр военных действий Второй мировой войны, Вторая мировая война

Dornier Do 17
Дата

15 сентября 1940 года

Место

Лондон, Великобритания и Ла-Манш

Итог

победа британцев

Противники
Великобритания Великобритания Третий рейх Третий рейх
Командующие
Хью Доудинг[en]
Кит Парк[en]
Герман Геринг
Альберт Кессельринг
Силы сторон
Командование истребительной авиации королевских ВВС Великобритании[en]
(630 истребителей)
2-й воздушный флот
(620 истребителей, 500 бомбардировщиков)
Потери
29 самолётов уничтожено
21 повреждено
57-61 самолётов уничтожено
20 повреждено

День битвы за Британию (англ. Battle of Britain Day) — название крупномасштабной воздушной битвы между Германией и Великобританией, произошедшей 15 сентября 1940 года в ходе битвы за Британию Второй мировой войны.

К июню 1940 года Германия завоевала большинство стран Западной Европы и Скандинавии. Британская империя осталась единственной значительной силой в Европе, препятствующей полному господству немцев. После того, как англичане отклонили несколько мирных предложений, Гитлер приказал германским военно-воздушным силам уничтожить королевские военно-воздушные силы Великобритании, чтобы обеспечить господство в воздухе перед началом высадки десанта в ходе планировавшейся операции «Морской лев».

В июле 1940 года немецкие ВВС нарушили торговое судоходство в проливе Ла-Манш. В августе были атакованы[en] аэродромы королевских ВВС на юге Англии. К началу сентября поставленная Гитлером задача всё ещё не была выполнена. Немцы переключились на стратегическую бомбардировку английских городов, направленную как на уничтожение военных сил и промышленности, так и на моральное давление на жителей. Атаки начались 7 сентября 1940 года, достигнув апогея к 15 сентября.

В воскресенье 15 сентября 1940 года ВВС Германии приступили к наиболее массированной атаке на Лондон в надежде полностью уничтожить военный потенциал ВВС Великобритании. Около 1500 самолетов приняло участие в воздушных боях, которые продолжались до наступления сумерек. Атака стала кульминацией битвы за Британию.

Истребители королевских ВВС Великобритании[en] успешно противостояли немецким налетам. Из-за большой облачности немецкие формирования оказались рассредоточены и не причинили серьезного ущерба Лондону. По итогам битвы Гитлер отложил операцию «Морской лев». Потерпев поражение в дневное время, Германия переключилась на ночные бомбардировки территории Великобритании, которые длились до мая 1941 года.

В настоящее время в Великобритании 15 сентября ежегодно празднуется годовщина битвы, этот день также известен как «День битвы за Британию». В Канаде празднование происходит в третье воскресенье сентября.





Предыстория

Битва за Британию началась 10 июля 1940 года, когда первые бомбардировщики немецких военно-воздушных сил атаковали конвои и корабли королевского военно-морского флота Великобритании в портах и проливе Ла-Манш. В результате успешных боевых действий немцам удалось вынудить британцев отказаться от морских путей через Ла-Манш и перенаправить поставку грузов в порты на северо-востоке Англии[1]. После этого Германия перешла ко второму этапу своего воздушного наступления; были атакованы аэродромы и сопутствующие объекты королевских ВВС на юге Англии. Кодовое название операции — «Адлерангриффе». 13 августа немецкие ВВС предприняли[en] самую масштабную на тот момент воздушную атаку, которая, однако, оказалась неудачной[1] Тем не менее, с большими потерями для обеих сторон налёты продолжались. Некоторые историки полагают, что эти атаки оказались незначительны для Великобритании[2][3], другие считают, что атаки сильно повлияли на королевские ВВС[4].

К началу сентября поставленная Гитлером задача достижения господства в воздухе всё ещё не была выполнена. После налёта британской авиации на Берлин в конце августа 1940 года, Гитлер приказал люфтваффе сосредоточить атаки на Лондоне. По его замыслу этот шаг мог вынудить Великобританию дать большое решающее сражение[5]. Резкое изменение стратегии сначала застало англичан врасплох. Первые дневные атаки 7 сентября нанесли значительный ущерб и повлекли жертвы среди гражданского населения. 109 100 тонн грузов было повреждено в устье Темзы, 1600 человек было убито или ранено[6]. Тем не менее, Гитлер оставался недоволен тем, что его ВВС оказались неспособны быстро уничтожить истребительную авиацию королевских ВВС. Он не принял чрезмерно оптимистичные отчёты о разгроме британской авиации и приказал продолжить бомбардировки объектов промышленности и связи[7].

В течение следующих нескольких дней плохая погода препятствовала проведению крупных атак. 9 и 11 сентября были проведены только небольшие налёты. В это время командующий истребительной авиацией ВВС Великобритании Хью Доудинг[en] получил возможность укрепить свои силы и подготовиться к дальнейшим атакам на столицу[7].

Планы

Германия

14 сентября Гитлер в рейхсканцелярии в Берлине провёл обсуждение будущего направления ведения войны. Герман Геринг отсутствовал на совещании, так как был занят осмотром сил люфтваффе в Бельгии. Вместо него присутствовал его заместитель Эрхард Мильх. Гитлер высоко оценил ряд атак, в ходе которых был нанесён значительный урон королевским ВВС и Лондону. Основной причиной того, что не были достигнуты более выдающиеся результаты, были названы погодные условия в регионе. Тем не менее, Гитлеру было очевидно, что господство в воздухе Великобритании до сих пор не достигнуто. Высадка десанта в ходе планировавшейся операции «Морской лев» оказалась невозможна. Гросс-адмирал Эрих Редер, главнокомандующий Кригсмарине, придерживался того же мнения. Он считал, что операцию «Морской лев» следует проводить только в крайнем случае, независимо от успехов авиации[8][9].

Гитлер планировал продолжить воздушные атаки на военные объекты британской столицы. Начальник Генерального штаба люфтваффе Ганс Ешоннек также предлагал провести ряд атак для снижения боевого духа англичан. По его мнению, военные и промышленные объекты были расположены слишком отдалённо, чтобы их уничтожение заметно отражалось на морали защитников. Вместо этого Ешоннек предлагал провести бомбардировку жилых районов. Тем не менее, Гитлер приказал атаковать только военные объекты Лондона [8]

Погодные условия на территории Франции, Бельгии и южной Англии стали благоприятными для ведения боевых действий. ВВС Германии приготовились для атаки по целям, обозначенным Гитлером. Штаб 2-го воздушного флота, базирующийся в Брюсселе запланировал двустороннее наступление на 15 сентября[10]. Первой целью была выбрана железнодорожная станция Баттерси[en] в районе Баттерси Южного Лондона. На этом участке было до 12 путей рядом, которые связывали Лондон с тяжелой промышленностью Западного Мидленда и другими промышленными городами на севере и юго-востоке Англии. Среди множества путей встречались и железнодорожные мосты, которые были уязвимы для атак с воздуха. Уничтожение подобных объектов могло подорвать коммуникацию между отдельными регионами[10]. В качестве второй цели были выбраны доки в устье Темзы, в том числе склады в Ист-Энде, Коммерческие доки Суррея[en] к югу и Королевские доки[en][10].

Разведка

Немецкая разведка полагала, что ВВС Великобритании значительно пострадали от атак. И продолжающиеся бомбардировки Лондона подтверждали это предположение, так как ни один бомбардировщик люфтваффе не встречал хорошо организованной и эффективной обороны, характерной для августа 1940 года. В случае, если это предположение верно, атака важных военных и промышленных объектов Лондона вынудила бы королевские ВВС защищать их, что позволяло люфтваффе уничтожить оставшиеся истребители противника. Таким образом, предстоящая атака одновременно должна была обеспечить господство в воздухе, разрушить важную железнодорожную сеть, уничтожить корабли и груз из Северной Америки и повлиять на боевой дух гражданского населения, демонстрируя уязвимость Лондона[10].

Продолжение атак на Лондон стало контрпродуктивным, и в этом вопросе ВВС Германии пострадали от серьезных просчетов своей разведки. По имевшейся информации королевские ВВС держались на последних резервах, и ещё одна атака гарантировала победу. Ошибочность этих суждений экипажи бомбардировщиков проверили 15 сентября. Британские ВВС получили необходимый перерыв для отдыха и всё ещё были в состоянии следить за приближающимся врагом задолго до того, как первый немецкий самолет достигнет воздушного пространства Великобритании. Кроме того, атака на Лондон подвергала бомбардировщиков большой опасности из-за перелётов на большие расстояния во враждебном воздушном пространстве[11].

Напишите отзыв о статье "День битвы за Британию"

Примечания

  1. 1 2 Bungay, 2000, p. 211.
  2. Bungay, 2000, p. 368-369.
  3. Price, 1999, p. 7.
  4. Wood, 1990, p. 212-213.
  5. Hooton, 1997, p. 25.
  6. Hooton, 1997, p. 26.
  7. 1 2 Hooton, 1997, p. 27.
  8. 1 2 Price, 1990, p. 11.
  9. Bungay, 2000, p. 317.
  10. 1 2 3 4 Price, 1990, p. 12.
  11. Ray, 2009, p. 104-105.

Литература

  • Addison, P.; Crang, J. The Burning Blue: A New History of the Battle of Britain. — London: Pimlico, 2000. — ISBN 0-7126-6475-0.
  • Bergström, C. Barbarossa – The Air Battle: July–December 1941. — London: Chervron/Ian Allen, 2007. — ISBN 978-1-85780-270-2.
  • Bishop, I. Battle of Britain: A Day-to-day Chronicle, 10 July-31 October 1940. — London: Quercus Publishing, 2009. — ISBN 978-1-84916-989-9.
  • Bungay, S. The Most Dangerous Enemy: A History of the Battle of Britain. — London: Aurum Press, 2000. — ISBN 1-85410-721-6.
  • Collier, R. Eagle Day: The Battle of Britain, 6 August – 15 September 1940. — London: J.M Dent and Sons Ltd, 1980. — ISBN 0-460-04370-6.
  • Cooper, M. The German Air Force 1933–1945: An Anatomy of Failure. — New York: Jane's Publishing Incorporated, 1981. — ISBN 0-531-03733-9.
  • Corum, J. The Luftwaffe: Creating the Operational Air War, 1918–1940. — Lawrence: Kansas University Press, 1997. — ISBN 978-0-7006-0836-2.
  • Dierich, W. Kampfgeschwader "Edelweiss": The history of a German bomber unit, 1935–45. — London: Allan, 1975. — ISBN 978-0-7110-0601-0.
  • Goss, C. The Luftwaffe Bombers' Battle of Britain. — Manchester: Crecy Publishing, 2000. — ISBN 0-947554-82-3.
  • Hall, S.; Quinlan, L. Kg55 : 'Greif' Geshwader. — Rhinelander: Red Kite, 2000. — ISBN 0-9538061-0-3.
  • Hough, R.; Richards, D. The Battle of Britain. — South Yorkshire: Pen & Sword, 2007. — ISBN 1-84415-657-5.
  • Hooton, E. R. Phoenix Triumphant: The Rise and Rise of the Luftwaffe. — Arms & Armour Press, 1994. — ISBN 1-86019-964-X.
  • Hooton, E. R. Eagle in Flames: The Fall of the Luftwaffe. — Arms & Armour Press, 1997. — ISBN 1-86019-995-X.
  • Hooton, E. R. The Luftwaffe: A Study in Air Power, 1933–1945. — London: Classic Publications, 2010. — ISBN 978-1-906537-18-0.
  • James, T. C. G,; Cox, S. The Battle of Britain. — London: Frank Cass, 2000. — ISBN 0-7146-8149-0.
  • Korda, M. With Wings Like Eagles: A History of the Battle of Britain. — London: Harper Books, 2009. — ISBN 978-0-06-112535-5.
  • Mason, F. Battle Over Britain. — London: McWhirter Twins Ltd, 1969. — ISBN 978-0-901928-00-9.
  • Murray, W. Strategy for Defeat. The Luftwaffe 1935–1945. — Princeton, New Jersey: University Press of the Pacific, 2002. — ISBN 0-89875-797-5.
  • Overy, R. Hitler and Air Strategy (англ.) // Journal of Contemporary History. — 1980. — Vol. 15, no. 3. — P. 405–421.
  • Parker, M. Battle of Britain, July – October 1940. — London: Headline, 2001. — ISBN 978-0-7472-3452-4.
  • Price, A. Battle of Britain Day: 15 September 1940. — London: Greenhill books, 1990. — ISBN 978-1-85367-375-7.
  • Terraine, J. The Right of the Line: The Royal Air Force in the European War, 1939–1945. — London: Sceptre Publishing, 1985. — ISBN 0-340-41919-9.
  • Trevor-Roper, H. Hitler's War Directives; 1939–1945. — Edinburgh: Birlinn Ltd, 2004. — ISBN 1-84341-014-1.
  • Ray, J. The Battle of Britain: Dowding and the First Victory, 1940. — London: Cassel Military Paperbacks, 2009. — ISBN 978-1-4072-2131-1.
  • Reynolds, D. Churchill in 1940: The Worst and Finest Hour. — Oxford: Clarendon Press, 1993. — ISBN 978-0198203179.
  • Wood, D.; Dempster, D. The Narrow Margin: The Battle of Britain and the Rise of Air Power. — London: Tri-Service Press, 1990. — ISBN 1-85488-027-6.
  • Zeng, H. L.; Doug, G. S.; Creek, E. J. Bomber Units of the Luftwaffe 1933–1945: A Reference Source. — Hersham, Surrey, UK: Ian Allen Publishing, 2007. — Т. 1. — ISBN 978-1-85780-279-5.
  • Zeng, H. L.; Doug, G. S.; Creek, E. J. Bomber Units of the Luftwaffe 1933–1945: A Reference Source. — Hersham, Surrey, UK: Ian Allen Publishing, 2007. — Т. 2. — ISBN 978-1-903223-87-1.

Отрывок, характеризующий День битвы за Британию

– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».