День переезда (Квебек)

День переезда, или День смены жилья, (фр. Fête du déménagement) — традиция (но не требование закона), существующая в Квебеке, а фактически — во многих крупных городах Канады, связанная с окончанием договоров аренды жилья и заключением новых договоров. Приходится на День Канады — 1 июля (в Квебеке этот праздник, как правило, игнорируется, поэтому дата 1 июля известна именно как День переезда).

История

Традиция возникла как мера социальной защиты французского колониального правительства Новой Франции, которое запретило помещикам Новой Франции прекращать договоры аренды с фермерами до начала таяния зимнего снега. Историк Ив Делож указывает, что в XVIII веке существовала распространённая практика смены арендуемых участков весной, ссылаясь на постановление Интенданта Новой Франции Франсуа Биго.

Позднее этот обычай, связанный с арендой, перерос в законодательное требование о том, чтобы срок аренды городских квартир начинался 1 мая и заканчивался 30 апреля. Это требование было включено в Гражданский кодекс Нижней Канады 1866 г. Таким образом, 1 мая стал Днём переезда, когда арендаторы должны были покинуть ранее арендуемое жилое помещение.

В 1973 г. правительство Квебека приняло решение перенести День переезда на лето, чтобы студентам не приходилось переезжать до завершения учебного года. Принятый закон отменил действовавшие по 1974 г. разделы Гражданского кодекса Квебека, устанавливавшие фиксированные сроки аренды, но установил в качестве переходной меры удлинение заключённых на следующий год договоров аренды на два месяца. Несмотря на отмену ограничений, традиция сохранилась, и до настоящего времени договоры аренды заключаются на срок в 1 год и начинаются обычно 1 июля. В 2004 г. около 120000 семей переехали около 1 июля, что составляет 4 % населения.

Характеристика

В День переезда перевозочные компании обычно перегружены заказами, и люди обычно заказывают услуги по перевозке вещей заблаговременно, нередко за полгода. В период около 1 июля грузоперевозочные компании работают круглосуточно, а стоимость перевозок возрастает в 2-3 раза по сравнению с другими днями. В последние годы, в связи с нехваткой грузовиков, монреальские предприниматели стали предлагать «экологические» услуги перевозки с использованием грузовиков на велосипедной тяге.

В Монреале, где по состоянию на 2002 г. только 36 % жителей имели собственное жильё, День переезда связан с особенно высокой активностью. Переезд в этот день осложняется тем, что, в силу традиции, большинство домовладельцев Монреаля не обеспечивают своих жильцов холодильником и кухонной плитой, в связи с чем жильцы вынуждены сами покупать и перевозить эти агрегаты. Кроме того, на нижних этажах широко распространены наружные лестницы (это связано с тем, что их наличие снижало площадь домов и, соответственно, размер налога на имущество, который платили домовладельцы). Эти лестницы обычно узкие, кривые и металлические, что затрудняет перенос предметов непрофессионалами. На начало июля в городах резко повышается выброс мусора.

См. также

• en:Moving (address)
• en:Moving Day (New York City)
• Первое июля (фильм) — квебекская кинокомедия Филиппа Ганьона (2004), сюжет которой вращается вокруг Дня переезда

Отрывок, характеризующий День переезда (Квебек)

Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.