День почтовой марки

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

День почто́вой ма́рки — учреждаемый почтовой администрацией той или иной страны и отмечаемый ежегодно памятный день, который призван привлечь внимание общества, популяризовать почтовую связь, расширить почтовую переписку и способствовать развитию филателии.





Описание

Традиционно к этому Дню приурочиваются специальные эмиссии коммеморативных почтовых марок; сюжет таких марок обычно связан с историей почты: это исторические личности, почтальоны и почтовый транспорт, первая марка, выпущенная в стране и т. п. С этим Днём связываются и иные филателистические и почтовые события — специальные гашения, филателистические выставки, фестивали и подобные акции.

Считается[1], что День почтовой марки отмечается во время проведения Недели письма. Однако журнал «Филателия СССР» в 1972 году написал, что это лишь календарное совпадение (первый проводится под эгидой ФИП, вторая — по инициативе Всемирного почтового союза) и отождествил День почтовой марки с Днём филателии.

История

Идея отмечать особый День почтовой марки родилась в 1934 году у Ганса фон Рудольфи[de], известного берлинского филателиста[2], организатора и руководителя исполкома всемирной филателистической выставки IPOSTA 1930 года в Берлине и, позже, главы Имперского союза филателистов Германии и члена жюри по присуждению премий на международных выставках PEXIP в Париже в 1937 году и PRAGA в Праге в 1938-м. Предложение фон Рудольфи было впервые озвучено им в 1934 году на заседании бундестага в Данциге. По его мысли День почтовой марки стал бы понятным общественности и сильным аккомпанирующим инструментом в оркестре пропаганды рейха[3]. Идея была обсуждена и одобрена на Днях немецких филателистов в Данциге в 1934 и Майнце в 1935 годах. Австрия впервые отметила День почтовой марки уже 1 декабря 1935 года, а в Третьем рейхе он впервые отмечался 7 января 1936 года, в годовщину со дня рождения Генриха фон Стефана, основателя Всемирного почтового союза.

29 августа того же 1936 года Международная федерация филателии (ФИП) на своём 11-м конгрессе в Люксембурге объявила следующее после 7 января воскресенье всемирным Днём почтовой марки и рекомендовала странам-членам отмечать этот день связанными с филателией мероприятиями — в частности, выпусками памятных марок. Тогда же высказывалась и идея желательности приуроченных ко Дню почтовой марки унифицированных совместных выпусков, но она не получила развития. Годом позже, на 12-м конгрессе ФИП в Париже 22 июня 1937 года, люксембургские решения были изменены: установление календарной даты Дня было предоставлено странам-членам этой международной организации.

После 1948 года в Германии День почтовой марки был перенесён на последнее воскресенье октября. В Италии этот день отмечается 20 декабря, в день появления первой почтовой марки этой страны. Во Франции этот памятный день впервые стал известен с 1938 года. Первый выпуск приуроченной к нему марки произошёл 9 декабря 1944 года в пользу Французской Взаимопомощи. С 1947 года День почтовой марки отмечается там в феврале—марте.

Современность

С 1990-х годов многие почтовые ведомства стали использовать День почтовой марки, чтобы привлечь молодых людей к коллекционированию, изображая на марках нечто привлекательное для молодёжи. Например, во Франции с 1999 года это герои известных комиксов. До 2003 года подобные марки были почтово-благотворительными — в пользу французского Красного Креста.

В Швейцарии День почтовой марки регулярно отмечается специальными эмиссиями. Ещё одним примером страны, где этот день приобрел популярность и сопровождался выпуском соответствующих почтовых марок, стала Венгрия. Так, 9 сентября 1975 года здесь выходила серия почтово-благотворительных марок, приуроченных к Дню почтовой марки и изготовленных офсетным способом в зубцовом и беззубцовом исполнении. Художником серии И. Вертелем были запечатлены виды Вышеграда. Все марки имели номинал 2 + 1 форинт. Серию замыкал почтовый блок из четырёх марок того же номинала. В день выпуска марки и блоки гасились специальными штемпелями[4].

Не отстают от популяризации Дня почтовой марки и африканские страны. Например, в Тунисе 29 сентября 1975 года выходила миниатюра номиналом в 100 миллимов по случаю празднования этого дня[5].

Филателия

25 ноября 1984 года в Западной Германии несколькими филателистами-энтузиастами было создано общество по изучению Дня почтовой марки (Forschungsgemeinschaft Tag der Briefmarke e. V.), которая является подразделением Союза немецких филателистов[de]. Это общество опубликовало специальный сборник-каталог для германских почтовых марок, который состоит из двух частей:

  • «Tag der Briefmarke in Deutschland von 1936—1960» («День почтовой марки в Германии в 1936—1960 годах», с. 1—143) и
  • «Besetzte Gebiete im Deutschen Reich, Deutschland nach 1945 («Оккупированные территории Германской империи после 1945 года», с. 144—239).

Кроме того, существует 157-страничная книга Франка Нойшефера (Frank Neuschaefer) и Цольта Дебрецени (Zsolt Debreczeni) «Первые Дни почтовой марки в мире» («Die ersten Tage der Briefmarke weltweit»), выпущенная этим же исследовательским обществом и содержащая сведения по странам мира об их первых тематических эмиссиях марок, спецгашениях и проч. Цена руководства без учёта пересылки €78[6].

Каталог «Цумштейн» также издал посвящённый таким маркам тематический том фр. «Catalogues journée du timbre suisse», его можно приобрести за 18 швейцарских франков[7].

Периодизация

В марте 1983 года американский филателист Эндрю К. Вачински (англ. Andrew K. Wacinski) предложил[8] периодизацию распространения традиции проведения этого события. Он выделил первый — «классический» — период с 1936 года по начало Второй мировой войны в 1939 году. Второй период характеризуется им как «период перерыва из-за войны» и продолжался с 1939 по 1950 год. Третий — «период с 1950 года».

Из нижеследующей таблицы можно заключить, что идея проведения Дня почтовой марки в основном оказалась воспринята в неанглоязычном мире: Великобритания и некоторые её бывшие колонии приняли этот обычай лишь с середины—конца 1970-х. В Советском Союзе День почтовой марки (было принято название «День почтовой марки и коллекционера») также не получил большой популярности, хотя и СССР, и страны советского блока выпускали посвящённые ему почтовые марки.

Примеры

Ниже даны некоторые примеры выпуска марок в различных странах мира по случаю Дня почтовой марки.

Другие памятные события

Аналогично Дню почтовой марки в некоторых странах практиковались или до сих пор практикуются другие памятные даты или мероприятия, имеющие отношение к филателии.

День филателии

В первые годы Советской власти в СССР был учреждён День филателии, который проводился 19 августа 1922 года в Москве и может считаться предшественником Дня почтовой марки. Этому дню был посвящён ряд филателистических материалов, включая особые памятные надпечатки и первое советское специальное гашение, которыми гасилась серия марок «Филателия — детям» (ЦФА (ИТЦ «Марка») № 43—48)[11].

День коллекционера

С конца 1950-х годов в СССР рядом филателистических и других объединений коллекционеров отмечался в октябре День почтовой марки и коллекционера. При этом с 1958 года Московское городское общество коллекционеров проводило ежегодно в конце мая самостоятельное мероприятие — День коллекционера[12], который позднее стал снова отмечаться филателистическими организациями в СССР совместно с Днём почтовой марки. В некоторых странах (например, в Сальвадоре) этот день назывался или называется Днём филателиста.

Неделя почтовой марки

Ещё одно регулярное событие, связанное с почтовой маркой, отмечается в конце сентября — начале октября в Австралии и Новой Зеландии. Оно называется «Неделя почтовой марки» («National Stamp Week») и очень популярно у коллекционеров.

В Новой Зеландии, где в прошлом была организована первая регулярная голубиная почтовая служба, мероприятия по случаю Недели почтовой марки обычно сопровождаются показательными доставками голубиной почты, в связи с чем часто выпускаются специальные почтовые марки, которые франкируются спецштемпелями[14].

Неделя филателии

В Японии празднуют Неделю филателии и посвящают ей почтовые марки. Так, например, 21 апреля 1975 года к Неделе филателии выходила сцепка из двух японских марок по 20 иен, на которых была изображена ширма работы художника Матсу-ура[15].

Интересные факты

В 1973 году по случаю Дня почтовой марки была выпущена австрийская марка, к появлению которой была причастна католическая церковь. 22 сентября 1972 года папа римский Павел VI подписал апостольское письмо архиепископу венскому, по которому Архангел Гавриил является покровителем почты и филателии. По ходатайству венского архиепископа на основании этого письма австрийская почта издала почтово-благотворительную марку с изображением архангела (1490) и текстом «Архангел Гавриил — защитник и патрон филателии» (Скотт #B329). Данную идею «пробил» во время папской аудиенции в 1972 году президент Всемирного союза филателистов имени Святого Гавриила, шеф-редактор австрийского журнала «Die Briefmarke» Бруно Гримм[16].

См. также

Напишите отзыв о статье "День почтовой марки"

Примечания

  1. См. [www.marka-art.ru/catalogs/StampSeries.jsp?cmd=show_stamp&id=28875 комментарий] на сайте ИТЦ [marka-art.ru/ «Марка».]
  2. [www.tag-der-briefmarke.com/index.php?id=29 Биография] Ганса фон Рудольфи на сайте [www.tag-der-briefmarke.com/ «Tag der Briefmarke.org».] (нем.)
  3. В 1943 году Ганс фон Рудольфи ко Дню почтовой марки как автор идеи проведения таких Дней был награждён Вагнеровской медалью. В том же году в ходе одной из бомбардировок Берлина его дом и финансовое благосостояние были уничтожены. Фон Рудольфи умер 6 мая 1944 года в ста километрах от Берлина в больнице Виттенберга.
  4. Наш каталог // Филателия СССР. — 1975. — № 12. — С. 33. — (Рубрика: Справочный стол).
  5. В почтовых окнах мира. Внеевропейские страны. Тунис // Филателия СССР. — 1975. — № 12. — С. 39. — (Рубрика: Справочный стол).
  6. [www.tag-der-briefmarke.com/index.php?id=2 Информация] о каталоге и книге на сайте [www.tag-der-briefmarke.com/ «Tag der Briefmarke.org».] (нем.)
  7. [www.bobstphilatelie.ch/Catalogues/catalogue_0006.jpg Обложка каталога] на [www.bobstphilatelie.ch/catalogues.htm каталожной странице] сайта Кристиана Бобста [www.bobstphilatelie.ch/ «Bobstphilatelie»] (Швейцария).
  8. См. об этом на сайте [www.tag-der-briefmarke.com/index.php?id=13 «Tag der Briefmarke.org».]
  9. Первая французская марка по случаю Дня почтовой марки вышла в 1944 году. См. статью [www.comte-lavalette.com/fete-du-timbre.php «История праздника почтовой марки»] на сайте [www.comte-lavalette.com/ «Comte de Lavalette»] (фр.).
  10. Марка с изображением фамильного герба Ренуара де Вилайе; выпущена в честь основанной Ренуаром де Вилайе в 1653 году Малой городской почты Парижа, о чём гласит соответствующая надпись.
  11. День почтовой марки // [filatelist.ru/tesaurus/196/184920/ Большой филателистический словарь] / Н. И. Владинец, Л. И. Ильичёв, И. Я. Левитас, П. Ф. Мазур, И. Н. Меркулов, И. А. Моросанов, Ю. К. Мякота, С. А. Панасян, Ю. М. Рудников, М. Б. Слуцкий, В. А. Якобс; под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — С. 72. — 320 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-256-00175-2.  (Проверено 10 марта 2016) [www.webcitation.org/6fuQSbSHo Архивировано] из первоисточника 10 марта 2016.
  12. См., например, [rusforum.mystampworld.com/viewtopic.php?t=698&sid=53e839abf0cdd7ed4648e30721f207fc конверт] со спецгашением «День коллекционера», которое осуществлялось 25 мая 1958 года в Москве.
  13. См. о ней подробнее в статье История почты и почтовых марок Австралии.
  14. [mirmarok.ru/book/gl11_08.htm «Голубиная почта»] — глава из электронной книги [mirmarok.ru/book/ «Мир филателии»] [filatelist.narod.ru/ В. А. Новосёлова (Смоленск)] на сайте Союза филателистов России [mirmarok.ru/ «Мир м@рок»] (о «Неделе почтовой марки» в Новой Зеландии).
  15. В почтовых окнах мира. Внеевропейские страны. Япония // Филателия СССР. — 1975. — № 11. — С. 39. — (Рубрика: Справочный стол).
  16. Левитас И. Я. С марками в страну знаний. Заметки о почте и филателии. — К., 1987. — С. 35.

Литература

  • День почтовой марки и коллекционера // Филателия СССР. — 1972. — № 8.
  • День почтовой марки // [filatelist.ru/tesaurus/196/184920/ Большой филателистический словарь] / Н. И. Владинец, Л. И. Ильичёв, И. Я. Левитас, П. Ф. Мазур, И. Н. Меркулов, И. А. Моросанов, Ю. К. Мякота, С. А. Панасян, Ю. М. Рудников, М. Б. Слуцкий, В. А. Якобс; под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — С. 72. — 320 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-256-00175-2.

 (Проверено 10 марта 2016) [www.webcitation.org/6fuQSbSHo Архивировано] из первоисточника 10 марта 2016.

  • Wacinski A. K. Stamp Day: a great international philatelic observance // The American Philatelist. — 1983. — Vol. 97. — No. 3. — P. 215—221. (англ.)

Ссылки

  • [www.tag-der-briefmarke.com/ Сайт] общества по изучению Дня почтовой марки (Германия) (нем.)
  • [www.briefmarkenverein-roedelheim.de/philathemen/tag_der_briefmarke.htm «Der Tag der Briefmarke in Deutschland — eine Idee und ihre Entwicklung im Zeitraffer dargestellt»] — статья Райнера Вышомирского (нем. Reiner Wyszomirski) о Дне почтовой марки на сайте [www.briefmarkenverein-roedelheim.de/start.htm филателистического общества Рёдельхайма] (Briefmarkenverein Rödelheim, Германия) (нем.)
  • [www.comte-lavalette.com/fete-du-timbre.php «История праздника почтовой марки»] — статья о традициях Дня почтовой марки во Франции на сайте [www.comte-lavalette.com/ «Comte de Lavalette»] (фр.)
  • [www.filahome-stamps.com/stamps/0211stampday2002lyss.htm «День почтовой марки 2002 года в Лиссе»] — описание выпуска почтовой марки Швейцарии на сайте [www.filahome-stamps.com/index.htm «Filahome-Stamps.com»] (Нидерланды) (англ.)

Отрывок, характеризующий День почтовой марки

Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.