Ден, Владимир Эдуардович

Ден, Владимир Эдуардович
Wladimir Alexander Ludwig von Dehn
Дата рождения:	15 декабря 1867(1867-12-15)
Место рождения:	Санкт-Петербург
Дата смерти:	1933(1933)
Место смерти:	Ленинград
Научная сфера:	экономика
Альма-матер:	Московский университет
Известные ученики:	Л. Н. Юровский, С. В. Бернштейн-Коган

Владимир Эдуардович Ден (иногда — Дэн) (нем. Wladimir Alexander Ludwig von Dehn; 1867—1933) — русский и советский экономико-географ и статистик.

Биография

Родился в семье немецкого происхождения, род Ден (Daehn, Dehn) известен в Ревеле с середины XVII века, Владимир Эдуардович происходил из его младшей ветви. Его отец, генерал-лейтенант Эдуард Александрович (1828−1894), в 1868—1877 командовал 3-м гренадерским Перновским полком, в 1877—1885 командовал 1-й бригадой 1-й гренадерской дивизии в Москве.

В 1890 году окончил юридический факультет Московского университета, затем два года стажировался в Германии.

В 1894 году сдал экзамены по политэкономии, статистике и финансовому праву в Московском университете и получил степень магистра.

Два года служил в Санкт-Петербурге в Министерстве финансов, а затем снова переехал в Москву, где преподавал коммерческую географию и историю торговли в Александровском коммерческом училище. В 1898 году стал доцентом Московского университета, где читал курсы «Хозяйственная история России XIX века» и «Формы хозяйства в их историческом развитии».

После защиты в 1902 году магистерской диссертации на тему «Население России в пятой ревизии» В. Э. Дэн был избран профессором экономического отделения Политехнического института, где в том же году основал первую в стране кафедру экономической географии. Автор учебника по экономической географии для вузов (1924).

Научная школа В. Э. Дена

Созданная Владимиром Деном в Петербурге научная школа получила название «отраслево-статистической» и оперировала количественными статистическими методами анализа размещения и функционирования экономических объектов. Задачей изучения территории Ден и его ученики считали определения степени оптимальности её условий для развития тех или иных отраслей. Таким образом, Ден был сторонником отраслевого подхода к географическому исследованию.

На протяжении 1920-х годов имела место полемика между отраслево-статистической школой В.Э Дена и сторонниками «районного подхода» (С. В. Бернштейн-Коган, Н. Н. Баранский, А. А. Григорьев и др.). Имея поддержку высокопоставленных соратников по революционной борьбе, в 1929 году Н. Н. Баранский нанёс мощный удар по учению В. Э. Дена на Всероссийском совещании по географии. Московские географы поставили ему в вину отрыв исследований хозяйственного развития от географической среды. В том же году было заблокировано избрание Владимира Эдуардовича Дена в члены Академии наук.

Репрессии против школы Дена в 1930-х

С начала 1930-х начинается планомерный разгром созданного Владимиром Деном научного направления. Его преемник на посту заведующего кафедрой экономической географии Генрих Мёбус после вызова на допрос покончил с собой (1931). После этого на должность заведующего созданной Деном кафедры был назначен М. П. Богданчиков, ранее бывший преподавателем военного вуза. Книги Дена перестали издаваться и переиздаваться, а его взгляды были объявлены ошибочными и вредными для науки как «дискредитирующие идеи социалистического строительства».

В написанной в 1935 году докладной записке УНКВД ([www.unilib.neva.ru/rus/lib/g_names/dsymp_1.html текст]) школа Дена подозревается в потворствовании антисоветской деятельности

Школа Дена, не имеющая формально выраженной целеустремленности и занятая лишь «подбором фактического материала», так «подбирает» его, что дает повод для антисоветских построений

Сын учёного Н. В. Ден был арестован по сфабрикованному делу (вскоре дело было прекращено, а Н. В. Ден освобожден). В начале 1930-х был репрессирован другой видный экономист, бывший ученик и коллега Дена по Политеху С. В. Бернштейн-Коган, некогда состоявший с ним в научной полемике. Чуть позже был осужден и расстрелян другой ученик Дена экономист Леонид Юровский. В это же время подвергались гонениям и представители других «немарксистских» направлений экономической географии (В. П. Семенов-Тян-Шанский, А. А. Рыбников и др.)

Ряд последователей Дена были либо отстранены от научной работы (Марк Вольф), либо вынуждены отказаться от прежних взглядов (Вениамин Клупт, Виктор Штейн, Александр Брейтерман, Григорий Невельштейн). Первая публикация о Владимире Дене после 1930-х появилась только в 1949 году, однако его книги больше никогда не переиздавались, а вклад в науку замалчивался.

Основные работы

• статья «О формах предприятия» (1907)
• «Хлопководство и хлопчатобумажная промышленность» (1907)
• Очерки по экономической географии, ч. 1. Сельское хозяйство (1908)
• «Каменноугольная и железоделательная промышленность» (1908—1912)
• «Положение России в мировом хозяйстве (анализ довоенного русского экспорта)» (1922)
• «Новая Европа» (1922)
• «Курс экономической географии» (1924)
• «Источники важнейших отраслей хозяйственной статистики СССР» (1926)

Ссылки

• Анохин А. А. [www.ecgeo.pu.ru/doc/DEN%20and%20modern%20social-economic%20geography.pdf В. Э. Ден и современная социально-экономическая география]
• Зиновьев А. [geo.spbu.ru/download/category/2-geography-magazine?download=3%3A1-2009 В. Э. Ден — забытый лидер научной школы]. Географический журнал (2009). Проверено 21 апреля 2012. [www.webcitation.org/67gIQ9sBf Архивировано из первоисточника 15 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Ден, Владимир Эдуардович

Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.