Деонтология

Деонтология или деонтологическая этика (от др.-греч. δέον «должное») — учение о проблемах морали и нравственности, раздел этики. При вынесении оценки совершённому действию деонтология руководствуется его соответствием или несоответствием определённым правилам. Иногда её называют этикой долга или долженствования, либо этической системой, основанной на правилах поведения, поскольку именно они лежат в основе понятия долга.

Поскольку суть деонтологической этики заключается в том, что действие важнее, чем последствия, то она обычно противопоставляется консеквенциализму, этике добродетели и прагматической этике.

Термин был введён Иеремией Бентамом в его работе «Деонтология, или наука о морали» (англ. Deontology or The Science of Morality) для обозначения теории нравственности как науки о морали. Впоследствии наука сузилась до характеристики проблем человеческого долга, рассматривая долг как внутреннее переживание принуждения, задающегося этическими ценностями. В его современном специализированном значении термин был введен Ч. Д. Броудом (англ. C. D. Broad) в его книге «Пять типов этической теории» (англ. Five Types of Ethical Theory), которая была опубликована в 1930 г.

Отдельными ответвлениями выступают врачебная деонтология, смыкающаяся с понятием медицинской этики и биоэтики, и юридическая деонтология (этика). Сегодня деонтологии юридических профессий — в учебном и нормативно-правовом аспектах — уделяется особое внимание. Во многих странах аспекты деонтологической этики закреплены юридически (Кодекс деонтологии национальной полиции Франции, Положение об этических принципах полицейской службы Великобритании, Этика полицейского ФРГ, Морально-этический кодекс полицейского США, Кодекс чести рядового и начальствующего состава органов внутренних дел Российской Федерации).

На международном уровне также существуют правовые документы, посвящённые деонтологическому кодексу ряда юридических профессий (например, Общий кодекс правил для адвокатов стран Европейского сообщества).

Этимология

Термин происходит от греческого δέον, деон, «обязанность, долг» и λογία, логос, «слово». Впервые понятие «деонтологический» в его нынешнем понимании было употреблено Чарли Данбаром Бродом в его книге «Пять типов этической теории», опубликованной в 1930 году.

Слово «деонтология» используется и в других языках, преимущественно восходящих к латинскому (французский, каталонский, итальянский, испанский), применительно к понятиям профессиональной этики и профессиональных стандартов, а также непосредственно в отношении понятия деонтологической этики.

Критика

Карл Маркс дал собственную оценку всей теории Бентама и её автору, назвав его «гением буржуазной глупости». По его мнению, Бентам проповедовал идеологию буржуазного либерализма, отрицая необходимость государственной регламентации частной предпринимательской и торговой деятельности в буржуазно-капиталистическом обществе. Свою роль в этом могла сыграть та известность, которую приобрели концепции Бентама в государственных и научных кругах стран Западной Европы накануне революционных событий середины и конца XIX века. Не мог быть оставлен без внимания и тот успех, который ещё при жизни имел Бентам в США, где штат Луизиана принял в 1830 году кодекс законов, выработанный по его сочинениям. И, пожалуй, наибольшую тревогу должен был вызвать у Маркса тот факт, что незадолго до Июльской революции во Франции учение Бентама распространилось между французскими коммунистами.

Деонтология в СССР

Официальная идеология не могла не оказать тормозящее влияние на развитие деонтологии в СССР — и как прикладной науки, и как раздела этики, и как методологической основы деонтологических концепций соответствующих разделов частных наук. Упоминание о деонтологической проблематике всегда объективно связывалось с Бентамом и его теоретическими воззрениями: вплоть до девяностых годов практически во всех отечественных работах по медицинской деонтологии и в редких, единичных работах по юридиче­ской, генезис понятия «деонтология» рассматривался при непременных оговорках, что Иеремия Бентам, который ввёл в научный оборот это понятие, за целый ряд своих воззрений и концепций подвергался критике классиков учения марксизма-ленинизма. Так, в двухтомнике «Деонтология в медицине» читаем: «Деонтология в буржуазной науке… понимается в утилитарном смысле, который придавал этому термину и Бентам … Он проповедовал, что проведение принципа утилита­ризма обеспечит наибольшее счастье наибольшему числу людей».

Учёные Харьковского юри­дического института В. М. Горшенев и И. В. Бендик, в вышед­шем в свет в 1988 году пособии «Юридическая деонтология» отмечали, что пово­дом отрицательного отношения к деонтологии как к приклад­ной науке была именно критика Маркса в адрес Бентама. Профессор В. М. Горшенев был инициатором преподавания в Харьковском юридическом институте юридической деонтологии в качестве пропедевтической, вводной, учебной дисциплины, которая с тех пор стабильно вошла в программу обучения юридических вузов Украины.

Идеология крайне ограничила развитие в отечественной литературе научного знания об деонтологии как важной этико-социологической категории, давно и широко использующейся мировой наукой и практикой. Идеология превратилась в важный социологический фактор, в социально значи­мый тормоз, в проблему, суть которой состояла в восприятии частью профессиональной группы научных работников самого понятия «деонтология» через призму идео­логических запретов на всё, что было связано с деонтологической концепцией бентамовского учения.

Литература

• Билибин Д. Ф. Горизонты деонтологии. // Вести. АМН СССР. — № 5. — С. 35, 1979;
• Грандо А. А. Врачебная этика и медицинская деонтология, Киев, 1988;
• Сук И. С. Врачебная тайна. — Киев, 1981;
• А. А. Гусейнов. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Gusein/_33_1.php История этических учений: Утилитаризм];
• Эльштейн Н. В. Диалог о медицине. — Таллин, 1986.
• Трунов И. Л. Юридическая профессиональная этика // Адвокатская практика. 2008. — № 2. — С. 2-5.
• Мораль и догма юриста: профессиональная юридическая этика. Сборник научных статей / Под общ. ред.: Трунов И. Л. — М.: Эксмо, 2008. — 608 c.
• Кобликов А. С. Юридическая этика: Учебник. — М.: Норма, Инфра-М, 1999. — 168 c.

Ссылки

• [vpn.int.ru/index.php?name=Biography&op=page&pid=33 Бентам, Иеремия — Биография. Библиография. Философские взгляды]

Отрывок, характеризующий Деонтология

У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..