Депортация корейцев в СССР

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Депортация корейцев началась в сентябре 1937 года. На основании совместного постановления Совнаркома и ЦК ВКП(б) № 1428—326 «О выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного края», подписанного Сталиным и Молотовым, 172 тысячи этнических корейцев были выселены из приграничных районов Дальнего Востока на новое место жительства, в Среднюю Азию. Согласно Решению Политбюро ЦК ВКП(б) № П51/734 от 21 августа 1937 года «В целях пресечения проникновения японского шпионажа в ДВК, провести следующие мероприятия: … выселить все корейское население пограничных районов ДВК…. и переселить в Южно-Казахстанскую область в районы Аральского моря и Балхаша и Узбекскую ССР»[1].

Депортация мотивировалась тем, что 7 июля 1937 года — японские войска вторглись в Китай, а Корея была в то время частью Японской империи. Однако обвинений в «пособничестве врагу» корейцам ДВК как народу не предъявлялось. Репрессиям подвергались также бывшие граждане про-японского государства Маньчжоу-Го и бывшие служащие Китайско-Восточной железной дороги (Приказ НКВД от 20.09.1937 г. № 00593).

По сведениям и переписям населения за 1983 год, больше всего корейцев (350 тысяч человек) на территории СССР проживало в Узбекистане. После распада СССР в отличие от России и Казахстана в Узбекистане не было принято акта о насильно переселённых народах. Часть корейцев, проживавших в Узбекистане, также как и представители других некоренных народов стали эмигрировать из Узбекистана в другие страны, в первую очередь в Россию и Казахстан.

Депортация советских корейцев осенью 1937 года стала первой в СССР депортацией по этническому признаку после Гражданской войны в России.





Исследования

Тема депортации корейцев с Дальнего Востока в течение долгого времени оставалась в числе запрещенных. Отсутствие доступа к архивным источникам не позволяло исследовать её достаточно основательно. Выходившие в свет работы опирались главным образом на мемуары. В последние годы к проблеме проявляют всё большее внимание историки и публицисты[2].

Предыстория

Ещё с конца 1920-х годов руководство СССР строило планы по отселению корейцев из пограничных районов Приморья в отдаленные территории Хабаровского края. Высшие органы большевистской партии обсуждали такую возможность в 1927, 1930, 1932 годах. В частности, 25 февраля 1930 года Политбюро ЦК ВКП(б) под председательством Сталина специально обсуждало вопрос о переселении дальневосточных корейцев[3]. Решение не было принято, вероятно, в связи с тем, что Приморские корейцы были настроены просоветски.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3809 дней] Во время Гражданской войны примерно каждый пятый корейский мужчина Приморья добровольно воевал за большевиков в Красной армии или в партизанских отрядах[4].

С весны 1937 года в центральной печати стали появляться публикации о японской подрывной деятельности среди корейцев Приморья и о японских шпионах-корейцах. Но советские корейцы в целом в пособничестве врагу не обвинялись ни до, ни после постановления об их выселении.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3812 дней] В газете «Правда» от 23 марта 1937 года, в частности, писалось о задержании корейцем-колхозником корейца-шпиона: «Корейцы − советские граждане − научились распознавать врага. Советский патриот-кореец доставил куда следует врага своего народа». Газета «Известия» от 4 сентября 1937 года, уже после постановления о выселении, сообщила о том, как с помощью председателя пограничного корейского колхоза «Борьба» Ким Иксена пограничники задержали переброшенного японцами из Маньчжоу-Го шпиона-корейца.

Перед депортацией органы НКВД провели масштабные репрессии, выделявшиеся даже на фоне всплеска репрессий 1937 года: были почти поголовно уничтожены выдвинувшиеся в послереволюционные годы руководители ВКП(б), практически все корейцы-краскомы, была уничтожена вся корейская секция Коминтерна и арестовано большинство корейцев, имевших высшее образование[4]. Уже во время переселения органами НКВД было арестовано около 2,5 тыс. корейцев из числа подлежащих депортации. До принятия постановления о депортации в Дальневосточном Крае прошло несколько волн чисток и репрессий, охвативший все слои общества и властных структур, включая аппарат ВКП(б), Красную армию, органы НКВД, интеллигенцию и простых граждан. На смену репрессированным, покончивших собой и смещённым со своих постов советским функционерам пришла новая номенклатура, не имевшая в своей основной массе опыта совместной работы с советскими корейцами. Эта новая номенклатура была способна к жестокому выполнению поставленной центральной властью задачи по выселению корейцев из Дальневосточного Края[3].

Организация депортации

Депортация была организована на основании нескольких постановлений Совнаркома, важнейшим из которых было совместное постановление Совнаркома и ЦК ВКП(б) № 1428—326 «О выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного края» от 21 августа 1937 г.

«Совет Народных Комиссаров Союза ССР и Центральный Комитет ВКП(б) постановляют: В целях пресечения проникновения японского шпионажа в Дальневосточный край провести следующие мероприятия:

1. Предложить Дальневосточному крайкому ВКП(б), крайисполкому и УНКВД Дальневосточного края выселить все корейское население пограничных районов Дальневосточного края: Посьетского, Молотовского, Ханкайского, Хорольского, Черниговского, Спасского, Шмаковского, Постышевского, Бикинского, Вяземского, Хабаровского, Суйфунского, Кировского, Калининского, Лазо, Свободненского, Благовещенского, Тамбовского, Михайловского, Архаринского, Сталинского и Блюхеровского и переселить в Южно-Казахстанскую область, в районы Аральского моря и Балхаша и Узбекскую ССР. Выселение начать с Посьетского района и прилегающих к Гродеково районов.
2. К выселению приступить немедленно и закончить к 1-му января 1938 года.
3. Подлежащим переселению корейцам разрешить при переселении брать с собой имущество, хозяйственный инвентарь и живность.
4. Возместить переселяемым стоимость оставляемого ими движимого и недвижимого имущества и посевов.
5. Не чинить препятствий переселяемым корейцам к выезду, при желании, за границу, допуская упрощенный порядок перехода границы.
...
11. Увеличить количество пограничных войск на 3 тысячи человек для уплотнения охраны границы в районах, из которых переселяются корейцы.
12. Разрешить Наркомвнуделу СССР разместить пограничников в освобождаемых помещениях корейцев.
− Председатель Совета Народных Комиссаров Союза ССР В. Молотов
− Секретарь Центрального Комитета ВКП(б) И. Сталин».

Постановление конкретизировалось и дополнялось секретной шифрограммой Ежова Люшкову, который руководил депортацией:

[Шифрограмма наркома НКВД СССР Н.И. Ежова № 535 начальнику Управления НКВД по Дальне-Восточному краю Г.С. Люшкову о сроках и порядке проведения операции по переселению корейцев]

29 августа 1937 г.

№ 535 от 29/8-37

ХАБАРОВСК КРАЙКОМ, КРАЙИСПОЛКОМ ЛЮШКОВУ

Первое. Сроки выселения корейцев для районов Посьетского и Гродековского направления к 1 октября и остальные районы к 15 октября утверждаются.

Второе. Корейцы города Ворошилова и других, расположенных в районах выселений подлежат тоже одновременному выселению. Корейцы-коммунисты, комсомольцы и вся корейская интеллигенция этих районов выселяются одновременно. Представьте соображения возможности переброски Каз.ССР и Уз.ССР редакций и типографий корейских газет, издательств и учебных заведений.

Третье. Корейцы-красноармейцы рядового и младшего нач[альствующего] состава частей ОКДВА и погранохраны подлежат все увольнению. Красноармейцы, силами которых выселяются, выезжают вместе со своими семьями.

Четвертое. Корейцы — нач[альствующий] состав частей ОКДВА и погранохраны перевести [во] внутренние округа. До их перевода их семьи выселению не подлежат. При переводе нач[альствующего] состава корейцев семьям разрешить выезд с командиром или в районы вселения.

Пятое. Всех корейцев, состоящих на службе в частях РККА, погранохраны и милиции из погранполосы немедленно отозвать.

Шестое. Подберите группу крепких работников корейцев ГУГБ, погранохраны и милиции для переброски Каз.ССР и Уз.ССР. Количество, фамилии, должности телеграфьте для получения назначения.

Седьмое. Выдворяем через границу упрощённым порядком. Брать с собою всё личное необобществлённое имущество. Вывоз ценностей разрешить. Паспорта и другие официальные документы при выдворении за границу отбирать.

Восьмое. Призыв из запаса НКВД на 3 месяца в порядке переподготовки 400 чел. разрешается.

Девятое. Паспорта при посадке в эшелон отбирать, иметь их у комендантов эшелонов. На месте будут выданы новые паспорта со ссылкой на постановление СНК 861 пункт 11.

−НАРОДНЫЙ КОМИССАР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР, ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КОМИССАР ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ ЕЖОВ

Одновременно с событиями на Дальнем Востоке во всех городах центральной части России также началась кампания по выявлению, задержанию, арестам и депортации корейцев, проживавших или проходивших там учебу[3]. В целом подготовка к депортации прошла организованноК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3809 дней]. Оставляемое имущество описывалось и оценивалось, призывы к его уничтожению наиболее мужественных и честных из депортируемых[3] не получили поддержки в силу обещанной компенсации. Судя по количеству депортированных, желающих вернуться на оккупированную японцами историческую родину практически не нашлось.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3809 дней]

Депортация

Корейцам давали минимальный срок на сбор вещей, а потом грузили в подготовленные эшелоны[4]. Депортация осуществлялась на литерных эшелонах с заранее указанным местом погрузки и временем отправки. Эшелоном руководил начальник, которому подчинялись старшие по вагонам из числа проверенных корейцев. Эшелон состоял в среднем из 50 людских вагонов, одного «классного» (пассажирского), одного санитарного, одного кухни-вагона, 5-6 крытых грузовых и 2 открытых платформ. «Людские» вагоны представляли собой товарные вагоны, оборудованные двухъярусными нарами и печкой-буржуйкой. В одном вагоне перевозились 5-6 семей (25-30 человек). Время следования из Приморья до станций разгрузки в Казахстане и Узбекистане занимало 30-40 дней. Перед погрузкой у людей изымались паспорта. Каждый вагон был «агентурно обеспечен».

Число смертей во время перевозки, включая жертвы аварии одного эшелона на станции Верино под Хабаровском, составляет, вероятно, несколько сотенК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3642 дня].

Стоит также отметить, что части корейцев, особенно тем, кто не имел при себе документов, проливающих свет на их появление в Советском Союзе, было разрешено вернуться в Корею.

Последствия депортации


Депортированные корейцы подверглись серьёзным ограничениям в своих правах, хотя их положение и было значительно лучше положения иных депортированных народов (немцев, калмыков, крымских татар)[4]. Вопреки утверждениям некоторых источников[5][уточнить][6][уточнить] статус спецпоселенцев корейцы получили только в конце Второй мировой войны — 2 июня 1945 года, во время подготовки СССР к войне с Японией[7][8]. Приказом наркома внутренних дел СССР Л. П. Берии была начата организация надзорных комендатур[9], но после капитуляции Японии эти мероприятия были свёрнуты.

Переселённые корейцы имели статус административно высланных[7] − они были ограничены в передвижении пределами Средней Азии[4]. В отличие от представителей других депортированных впоследствии народов корейцы могли занимать руководящие должности и учиться в высших учебных заведениях. Они трудились в собственных колхозах, на выделенной им земле, или вступали в колхозы местного населения на общих основаниях[8]

Поскольку органы НКВД не осуществляли за корейцами надзор, статистика их численности отсутствует в архивах ГУЛАГа и оценить человеческие потери первоначальной адаптации затруднительно. В первую зиму многие корейцы жили во временных землянках. Утверждается[4], что в эту зиму погибла треть грудных младенцев, что при высокой рождаемости может удвоить коэффициент смертности. Наличие данных о демографии корейцев в Казахстане в течение двух лет (1938 и 1939 гг.) также позволяет произвести оценку. Коэффициент рождаемости среди корейцев превышал средний коэффициент по Казахстану, который составлял в 1937—1938 гг. 42,4 человека на каждую тысячу. Коэффициент смертности корейцев превышал средний показатель по республике почти в 2 раза: в 1937 г. смертность по Казахстану составляла 18,3 человека на каждую тысячу населения, а в 1938 г. — 16,3. Эти данные показывают, что даже в первый год переселения корейцы имели превышение рождаемости над смертностью и хорошо согласуются с предыдущими данными о «дополнительной» 33 % младенческой смертности.[10]. Таким образом, адаптационные потери в первые два года составляют несколько тысяч и существенно превосходят потери транспортировки. (В некоторых публикациях треть погибших младенцев превратилась в треть всех корейцев, но эта цифра не подтверждается документами и не согласуется с известными фактами.)

Документы свидетельствуют, что местные и центральные власти предприняли значительные усилия по обустройству переселенцев. В частности, корейцам не только выдавалась компенсация за имущество, утраченное в Приморье, но, по крайней мере, в Узбекистане была выдана и безвозмездная помощь в размере 3000 рублей на хозяйство. Переселенцы в особом порядке обеспечивались стройматериалами, кредитами и хорошими землями[8], что иногда вызывало недовольство со стороны местного населения. Корейские колхозы на первые 2 года были освобождены от обязательных государственных поставок. Основными занятиями корейцев первоначально стали рисоводство, овощеводство и рыболовство. Уже в первый год поселения, значительная часть корейцев самостоятельно ушла из Казахстана в Узбекистан, где условия для традиционного корейского земледелия были лучше.

После переселения не был восстановлен корейский педагогический институт. Национальные культурные учреждения ограничились театром и одной официозной газетой. Корейские посёлки оказались разбросаны на большой территории среди узбекских, русских и казахских поселений. Часть корейских детей сразу после переселения пошла в русские школы. В результате за одно — два поколения переселенные корейцы стали русскоязычными. Так появился новый народ − корё-сарам (самоназвание «корё» в самой Корее давно не употребляется). Быстрый переход на доминирующий язык характерен для корейской диаспоры во всём мире. (Русскоязычными стали и сахалинские корейцы, которые оказались в границах СССР в 1945 году, жили компактно и не отождествляют себя с корё-сарам). Но в отличие от корейцев в некоторых других странах для корё-сарам стали характерны смешанные браки, которые к концу советского периода достигли 40 %К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3394 дня]. Общая численность русскоязычных корейцев к XXI веку увеличилась почти в три раза и достигла 500000 человек. В силу большого числа смешанных браков точный подсчёт потомков переселённых корейцев затруднителен.

Вопрос о службе в Вооружённых силах СССР

Исследователи указывали, что депортированые корейцы не могли служить в Красной армии. В армию попали в основном те корейцы, которые не подверглись депортации, но таких было очень немного — например те, кто в момент депортации проживал за пределами Дальнего Востока. Вместо службы в армии депортированных призывали в «Трудармию»[4][11]. В то же время в работе Д. В. Шина, Б. Д. Пака и В. В. Цоя писалось, что на фронты Великой Отечественной войны попадали корейцы и из числа 170 тысяч депортированных. Авторы писали, что советских корейцев на фронт не брали и они принимали участие в Великой Отечественной войне исключительно в тылу и на трудовом фронте, а если им и удавалось попасть на фронт, то это были исключительные случаи, и таких было считанные единицы. Для этого им приходилось прибегать к различным хитростям: идти на фронт под чужим именем и изменяя национальность (например на казахскую) либо бежать на фронт из Трудовой армии[11].

Реабилитация

Фактическая реабилитация корейцев произошла в 1953—1957 годах, когда были отменены все формальные ограничения в правах. Существовал негласный запрет на их карьерный рост по партийной линии и в армии до уровня секретаря райкома и подполковника. Однако среди корейцев, были Герои Советского Союза, в частности полковник КГБ, Ким Евгений Иванович или Мин Александр Павлович. Однако в других сферах, включая государственное управление и МВД, заметной дискриминации не было. Уже в семидесятые годы корейцы занимали должности республиканских министров и союзных зам. министров, появились корейцы академики АН СССР. Корейцы в массовом порядке стали уходить из сельского хозяйства и получать высшее образование. В 1989 г. доля лиц с высшим образованием среди корейцев была в два раза выше, чем в среднем по СССР[4].

После отмены административных ограничений значительная часть корейцев переселилась в Россию, в основном в центральные регионы. Сейчас в России проживает 150000 корё-сарам, в Казахстане − 100000 и в Узбекистане 200000. Эмиграция корейцев из Узбекистана продолжается и сейчас, но не в Корею, а в Россию. В 1993 году было принято Постановление Верховного Совета Российской Федерации «О реабилитации российских корейцев». Для депортированных корейцев и их потомков установлен льготный порядок восстановления (принятия) российского гражданства.

См. также

Напишите отзыв о статье "Депортация корейцев в СССР"

Примечания

  1. www.memo.ru/history/document/corea.htm Решение Политбюро ЦК ВКП(б) № П51/734 от 21 августа 1937 года
  2. Сŭнг-хва Ким. [books.google.ru/books/about/%D0%9E%D1%87%D0%B5%D1%80%D0%BA%D0%B8_%D0%BF%D0%BE_%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D0%B8_%D1%81%D0%BE%D0%B2.html?id=ly5pAAAAMAAJ&redir_esc=y Очерки по истории советских корейцев]. — Алма-Ата: Наука, 1965. — 250 с.
  3. 1 2 3 4 [world.lib.ru/k/kim_o_i/d4rtf.shtml Ким Г. Н. Депортация. Стереотипы и новые подходы исследования депортации корейцев 1937 года]
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 Ланьков А. Н. [lankov.oriental.ru/d25.shtml Корейцы СНГ: страницы истории] // Сеульский вестник. — 2002.
  5. [www.arirang.ru/library/lib165.htm БЕЛАЯ КНИГА О ДЕПОРТАЦИИ КОРЕЙСКОГО НАСЕЛЕНИЯ РОССИИ В 30-40х ]
  6. [www.memorial.krsk.ru/zakon/930401.htm Постановление Верховного Совета РСФСР О реабилитации российских корейцев 1993 года]
  7. 1 2 [ecsocman.hse.ru/data/680/927/1216/1_Zemskov.pdf В. Н. Земсков СПЕЦПОСЕЛЕНЦЫ (по документации НКВД — МВД СССР)]
  8. 1 2 3 [kungrad.com/history/etno/kor2/ ДОКУМЕНТЫ ПО ИСТОРИИ ДЕПОРТАЦИИ КОРЕЙЦЕВ (Государственный архив Республики Узбекистан)].
  9. Ким П. Г. [uznet.biz/Han/Articles/ArticleInfo.aspx?Id=0f846dd3-a414-482a-95fb-9cbde1bf1b49 Корейцы Республики Узбекистан (история и современность)] / редактор С. А. Цой. — 1-е. — Ташкент: Узбекистон, 1993. — 176 с. — ISBN 5-640-01484-9.
  10. Если треть коэффициента рождаемости в Казахстане прибавить к коэффициенту смертности, то он примерно удвоится
  11. 1 2 [www.arirang.ru/library/lib157.htm Д. В. ШИН, Б. Д. ПАК, В. В. ЦОЙ СОВЕТСКИЕ КОРЕЙЦЫ НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1941—1945 гг.]

Литература

  • Дорогой горьких испытаний: К 60-летию депортации корейцев России / Сост. В. В. Тян. Москва, Экслибрис-Пресс. 1997.
  • Книга памяти. Архивные списки депортированных российских корейцев в 1937 году / Сост. Пак Чон Хе, О. А. Ли. Москва. 1997.
  • Белая книга о депортации корейского населения России в 30-40-х годах / Сост. Ли У Хе, Ким Ен Ун. Москва, Московская конфедерация корейских ассоциаций. 1997.
  • Корейцы: жертвы политических репрессий в СССР (1934—1938) / Сост. С. Ку-Дегай, В. Д. Ким. Москва, Возвращение. 2007.

Ссылки

  • [lankov.oriental.ru/d25.shtml А. Н. Ланьков.Корейцы СНГ: страницы истории]
  • [mytashkent.uz/2007/08/31/istoriya-deportatsii-koreytsev-v-tsentralnuyu-aziyu/ «История депортации корейцев в Центральную Азию». Статья в газете «Коммерсантъ». В художественном альманахе «Письма о Ташкенте», размещена 31 августа 2007 года]
  • Антон ЛЕПНИЦКИЙ. [vladnews.ru/2284/Obshhestvo/Istoricheskaja_pravda_o_pereselenii_korejcev Историческая правда о переселении корейцев]. VLADNEWS. Проверено 6 мая 2016.

Отрывок, характеризующий Депортация корейцев в СССР

– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.