Депортиво Ла-Корунья

О музыкальной группе см. Déportivo.

Депортиво Ла-Корунья
Полное название	Real Club Deportivo de La Coruña
Прозвища	СуперДепор (исп. Superdépor) Турки (исп. Turcos) Бело-голубые (галис. Brancoazuis')
Основан	1906
Стадион	Риасор, Ла-Корунья
Вместимость	34 600
Президент	Тино Фернандес
Тренер	Гаиска Гаритано
Капитан	вакантно
Соревнование	ЛаЛига
2015/16	15
Основная форма Гостевая форма <td> Резервная форма

К:Футбольные клубы, основанные в 1906 годуДепортиво Ла-КоруньяДепортиво Ла-Корунья

«Депорти́во» (исп. Real Club Deportivo de la Coruña, галис. Deportivo da Coruña) — галисийский футбольный клуб из города Ла-Корунья, в одноимённой провинции автономного сообщества Галисия. Образован в 1906 году. Домашним стадионом клуба является «Риасор», построенный в 1940 году и вмещающий 34 600 зрителей.

История

Первоначально клуб носил название «Депортиво де ла Сала Кальвет» (Deportivo de la Sala Calvet). Его первым президентом был Луис Корниде. Официальная регистрация клуба состоялась в мае 1907-го. Полтора года спустя появилось современное название команды. Почетным президентом клуба стал испанский монарх Альфонсо XIII. Первый стадион «Депортиво», «Корралон де ла Гайтейра»(Corralón de la Gaiteira) уже не соответствовал требованиям клуба, и команда переехала на новый стадион, который в наши дни носит название «Вьехо Риасор».

Успешное выступление испанской сборной на Олимпийских играх в Антверпене в 1920 году вызвало стремительный рост популярности футбола во всей стране и, в конечном итоге, дало импульс организации общенационального футбольного турнира. До создания Испанской футбольной лиги в 1928 году «Депортиво» принимал участие в товарищеских встречах в Галисии и за её пределами.

Сначала команде пришлось довольствоваться местом во втором дивизионе футбольной лиги. «Депортиво» завершил сезон 1928—1929 на восьмой из десяти строк турнирной таблицы чемпионата. В 1932 году «Депортиво», по-прежнему выступавший в составе второго дивизиона, нанес поражение мадридскому «Реалу» в одном из матчей Кубка Испании. Победа над столичным клубом была большим достижением: в том сезоне «Реал» завоевал чемпионский титул. В сезоне 1940/1941, одержав победу над «Мурсией», «Депортиво», получил долгожданную путевку в первый дивизион. Каждому из игроков команды было выплачено вознаграждение в размере 2 000 песет, что составляет менее 20 евро. Финансовое положение клуба было настолько тяжелым, что даже эти скромные суммы были собраны из пожертвований. Должность тренера в это время занимал Иларио Марреро.

Дебют в первом дивизионе оказался вполне успешным: в сезоне 1941/1942 года команда заняла четвёртое место в чемпионате. В 1944 году прошли первые матчи на новом стадионе «Риасор». Выступление «Депортиво» в сезоне 1944/1945 было крайне неудачным и завершилось вылетом из первой лиги.

После нескольких взлетов и падений, в сезоне 1949—1950 команда поднялась на второе место в чемпионате. В этот период в составе команды начали выступать аргентинские футболисты Коркера и Освальдо. Они вошли в состав атакующего звена наряду с такими игроками, как Франко, Моль (Moll) и Тино. Во многом благодаря сильной атакующей игре «Депортиво» ступил в один из самых успешных периодов своей истории. Клуб оставался в составе первого дивизиона до 1957 года. В это время в команде играли такие легендарные футболисты, как Луис Суарес, впоследствии ставший обладателем титула «лучший европейский футболист года». Должность главного тренера занимал знаменитый аргентинец Эленио Эррера.

Период неопределенности пришел на смену эпохе высоких достижений, несмотря на то что в составе команды на поле выходили такие талантливые игроки, как Суарес, Амансио, Северино Рейха, Велозу, и Хайме Бланко. Роковую роль сыграло финансовое положение клуба: не располагая достаточными средствами, «Депортиво» оказался не в состоянии удержать этих футболистов, и они перешли в более состоятельные клубы. Начался очередной период взлетов и падений. Галисийский клуб вылетал из первого дивизиона в 1963-м, 1965-м, 1967-м, 1970-м и 1973-м. В это время «Депортиво» превосходил мастерством клубы второго дивизиона, но не мог тягаться с командами, составлявшими элиту испанского футбола.

Наиболее тяжелый период в истории «Депортиво» начался в 1973 году после очередного вылета во второй дивизион. На этот раз перед командой встала угроза вылета в третий эшелон испанского футбола — подгруппу «В» второго дивизиона (Segunda B División), и даже в третий дивизион (Tercera División). Эти обстоятельства сказались на репутации клуба. Долги «Депортиво» росли, и даже сам Луис Суарес, занимавший должность главного тренера в сезоне 1978—1979 не смог добиться изменения ситуации. 1980-е стали временем несбыточных надежд на возвращение в первый дивизион. В мае 1988-го команда находилась в одном шаге от катастрофы, и лишь победа в матче с «Расингом» (Сантандер) остановила процесс сползания в низший дивизион, который мог завершиться исчезновением клуба.

Было реформировано управление «Депортиво», при этом ставилась задача найти выход из тяжелого экономического положения и добиться стабильности в спортивных результатах. В 1988-м в колледже конгрегации Облаты Святого Франциска Сальского состоялось заседание, ставшее поворотным эпизодом в истории «Депортиво». На этом заседании был избран новый президент клуба — Августо Сезар Лендойро. Игроки, администрация и болельщики направили усилия на спасение «Депортиво». Стоявшая перед ними задача была не из легких. Долги клуба составляли 600 миллионов песет (около 4 миллионов евро), его репутация была подорвана. Приоритетным направлением работы совета директоров стало улучшение финансового положения.

В 1988—1989, в первом сезоне президентства Лендойро, обязанности главного тренера исполнял Арсенио Иглесиас, а состав команды практически не изменился — на поле вышли игроки, которые едва избежали вылета из второго дивизиона в предыдущем сезоне. Эта команда, усиленная бразильцем Раудней Анверса Фрейре (Raudnei Anversa Freire), великолепно выступила в Кубке Испании, но вновь не смогла вернуться в первый дивизион. Впервые за долгое время клуб смог противостоять финансовым трудностям. В следующем сезоне «Депортиво» приобрел несколько новых игроков. Стремление проложить дорогу в первый дивизион было сильно как никогда. В составе команды дебютировали Мартин Ласарте и Сабин Бильбао, а также футболисты из восточноевропейских стран — Средожевич, Батрович и Стоянов. Однако и на этот раз болельщиков «Депортиво» ждало разочарование: буквально в последние дни чемпионата место в первом дивизионе вновь оказалось недосягаемым.

Тем не менее, налицо были определенные изменения к лучшему: доходы клуба превышали расходы, а количество его членов выросло, достигнув отметки 17 500. Перед началом нового сезона «Депортиво» приобрел ещё несколько игроков, в том числе Альбистеги, Стожадиновича, Канатларовски и Вилью. Судьба путевки в первый дивизион вновь решалась в последние дни сезона, и удача оказалась на стороне галисийцев. Одержав победу над «Мурсией», после восемнадцатилетнего отсутствия «Депортиво» вернулся в элиту испанского футбола. Ликованию жителей Ла-Коруньи не было предела.

90-е годы

Сезон 1991—1992 считается переходным этапом, когда главной задачей команды было сохранить место в первом дивизионе. Команда состояла из ветеранов и молодых игроков. В составе «Депортиво» на поле выходили Рибера, Лопес-Рекарте, Каналес, Льяньо, Киров, Киряков. Должность главного тренера занимал Марко Антонио Боронат. Вскоре перспектива возвращения во второй дивизион стала настолько реальной, что руководство клуба заменило Бороната на Арсенио Иглесиаса. «Депортиво» завершил сезон на 17-й строке турнирной таблицы чемпионата и сохранил место в первом дивизионе по результатам матчей плей-офф. В 1992 году клуб заключил контракты с несколькими звездами мирового футбола. Первыми в «Депортиво» пришли бразильские футболисты Мауро Силва и Бебето. В это время в команде играли испанские футболисты Альдана, Хуанито, Нандо, Хосе Рамон и Серна. Стартовый матч сезона собрал на стадионе «Риасор» около 30 000 болельщиков. «Депортиво» открыл сезон серией из пяти побед, включая сенсационную победу над мадридским «Реалом». В сезоне 1993—1994 команда впервые приняла участие в европейском турнире — Кубке УЕФА. Но болельщикам он запомнился, прежде всего, досадным поражением в борьбе за чемпионский титул. Буквально в последние минуты сезона «Барселона» потеснила «Депортиво» в борьбе за чемпионское звание.

Сезон 1994—1995 принес команде первый престижный трофей — Кубок Испании. Победа стала результатом усилий таких игроков, как Льяньо, Рибера, Джукич, Донато, Воро и Бебето. Арсенио Иглесиас оставил клуб. Ему на смену пришел валлиец Джон Тошак. В августе 1995-го «Депортиво» одержал победу в Суперкубке Испании. Профессионализм и опыт игроков вкупе с репутацией главного тренера дали болельщикам основания надеяться на новые трофеи в следующем сезоне. Команда вошла в число фаворитов чемпионата. Однако вскоре отношения между тренером и игроками испортились. Сезон не принес ожидаемых результатов и сопровождался скандалами между Тошаком и Бебето. Тошак называл «Депортиво» худшей командой, увиденной им за двадцать лет работы. В 1996-м Бебето вернулся в Бразилию. Контракт, заключенный с медиа-компанией "Canal+ ", принес клубу около 135 миллионов евро.

Лендойро решил, что в составе команды необходимо провести кардинальные изменения. Летом 1996-го Тошак приступил к формированию нового состава. Ветераны, в том числе Альдана, Льяньо и Лопес Рекарте, покинули клуб. На смену им пришли Сонго’о, Коуба, Найбет, Армандо, Мартинс, Мадар. К этому времени финансовое положение значительно улучшилось, и «Депортиво» изыскал средства на покупку Ривалдо. Этот прославленный бразильский футболист, обошедшийся клубу в 7,4 миллионов евро, должен был заменить ушедшего Бебето. Дорогостоящее приобретение укрепило уверенность клуба в собственных силах. И все же отношения между Тошаком и его подопечными оставляли желать лучшего, а болельщики «Депортиво» не испытывали теплых чувств к валлийскому тренеру. Комментируя новые приобретения клуба, Тошак заявил: «Вместо того чтобы тратить такие средства на покупку игроков, Лендойро следовало бы построить новые площадки для тренировок».

В сезоне 1996/1997 «Депортиво» не принимал участия в европейских турнирах, и команда смогла сосредоточить усилия на выступлении в чемпионате. Начало сезона стало лучшим за всю историю клуба. До конца 1996-го клуб не потерпел ни одного поражения и всего лишь на два очка отставал от лидера чемпионата — мадридского «Реала». Новая линия защиты не уступала предыдущей — в семнадцати первых матчах «Депортиво» пропустил лишь восемь мячей, а такие игроки, как Мартинс и Ривалдо, обеспечивали результативную атакующую игру.

Темпераментный Тошак продолжал искать выход негативным эмоциям. Испанская футбольная ассоциация оштрафовала его за резкие замечания в адрес судьи в матче с «Реалом».Тошак не обходил вниманием и собственную команду — в одном из интервью он назвал «Депортиво» «клубом, лишенным прочного фундамента, своего рода воздушным замком», добавив, что для того чтобы сравняться в мастерстве с другими ведущими клубами потребуется выполнить огромную работу. Говоря о поклонниках «Депортиво», он заметил, что они всегда недооценивали его работу, но выступление в чемпионате заставит их изменить своё мнение. У главного тренера команды были вполне очевидные основания для такого утверждения — «Депортиво» не потерпел ни одного поражения в семнадцати встречах, выполнив, таким образом, самую длинную беспроигрышную серию в своей истории. Однако матч с «Барселоной», прошедший на стадионе «Риасор» в январе 1997-го, обернулся разочарованием. Гости выиграли со счетом 1:0, и Тошак заявил, что он планирует покинуть «Депортиво» в конце сезона. На решение главного тренера, возможно, повлияли плакаты с надписями «Тошак, ступай домой» и «Тошак — ублюдок», реявшие над трибунами стадиона во время игры.

В январе «Депортиво» потерял все шансы на победу в чемпионате, получив три очка из пятнадцати возможных. Неудачей закончилось и выступление в Кубке Испании. Команде пришлось вести ожесточенную борьбу за место в турнире УЕФА. В это время Тошак открыто вел переговоры с английским клубом «Ньюкасл Юнайтед». Больше не имея возможности говорить о высоких результатах команды, не наладив отношений с игроками и президентом клуба, Тошак объявил о своем уходе. Его взаимоотношения с болельщиками окончательно испортились. Когда во время встречи с басками Мартинс отправил второй мяч в ворота гостей, Тошак повернулся к трибунам со словами: «Ну что, сукины дети, теперь будем аплодировать?»

Преемником Тошака стал бразильский тренер Карлос Альберта Сильва. Его появление вдохнуло новую жизнь в игру команды — последовала беспроигрышная серия из восьми матчей, при этом «Депортиво» одержал шесть побед подряд. В период со второй половины февраля до начала мая Ривалдо отправил в ворота противников двенадцать мячей. Однако эти голы не смогли вернуть клуб в число команд, претендовавших на чемпионский титул. Завершение сезона было не таким блестящим, как его начало — выиграв лишь один из шести последних матчей, «Депортиво» едва удержался на третьем месте. Как бы то ни было, команда обеспечила себе место в европейском турнире.

Дорогостоящие приобретения, сделанные в 1996-м, оказались вполне оправданными, и перед началом сезона 1997—1998 руководство клуба решило потратить ещё 14 миллионов евро на покупку бразильских игроков Джалминьи и Луизао. Кроме них в команду пришли марокканский нападающий Бассир, испанский защитник Рамис и нигерийский вратарь Руфаи. Старт сезона вновь был вполне успешным, и «Депортиво» вновь стал одним из претендентов на звание чемпиона. Но вскоре последовал неожиданный удар: заплатив 25 миллионов евро, «Барселона» приобрела Ривалдо, и «Депортиво» лишился самого результативного из своих игроков. Команду покинул и Мирослав Джукич. Уход этого игрока нанес невосполнимый ущерб обороне «Депортиво». В октябре 1997-го «Депортиво» проиграл команде «Реал Вальядолид» со счетом 3:1; в первом раунде Кубка УЕФА потерпел поражение от французского «Осера». Хосе Мануэль Корраль сменил Сильву на посту главного тренера, однако эта замена не принесла ожидаемых результатов. Тогда Лендойро решил приобрести двух нападающих — Себастьяна Абреу и «Мантеку» Мартинеса. Новые вложения средств оказались неоправданными — Мартинес не забил ни одного гола. Сезон завершился на двенадцатой строке турнирной таблицы. В Кубке Испании «Депортиво» потерпел унизительное поражение от клуба «Алавес», который в это время выступал в составе второго дивизиона. Несмотря на все неудачи, финансовое положение клуба оставалось стабильным.

Лендойро провел переговоры с тренером «Сельты» Хавьером Ируретой и уговорил его занять место главного тренера в своем клубе. Приход Хавьера Ируреты положил начало новой эпохе в истории «Депортиво». Перед началом сезона 1998—1999 клуб сделал несколько новых покупок. В команду пришли Ромеро, Мануэль Пабло, Шюррер, Зиани, Паулета и Хосе Оскар Флорес. На турнире Эрреры «Депортиво» одержал победу над мадридским «Атлетико». Самым результативным игроком в этом сезоне стал Хосе Оскар Флорес — в период со второй половины января до конца апреля он тринадцать раз поразил ворота противника. Команда завершила чемпионат на шестом месте.

В сезоне 1999—2000 события развивались по абсолютно непредсказуемому сценарию. Перед началом чемпионата руководство клуба усилило команду такими игроками, как Рой Макай, Сезар Мартин и Виктор Санчес. Сезон начался с победы над клубом «Алавес», за которой вскоре последовала серия из семи выигранных матчей, в том числе победы над «Барселоной» и «Атлетико» (Мадрид). В ноябре 1999, разбив «Севилью» со счетом 5:2, «Депортиво» занял первое место в турнирной таблице чемпионата. В Кубке УЕФА «Депортиво» выиграл матчи с клубами «Монпелье» и «Панатинаикос»; удачно началось и выступление в Кубке Испании. Но команда не смогла справиться с напряжением — в следующих матчах чемпионата было завоевано всего одно очко из двенадцати возможных. Выступление в Кубке Испании закончилось поражением от клуба «Осасуна» (Памплона), выступавшего в это время в составе второго дивизиона, а в Кубке УЕФА «Депортиво» потерпел поражение от лондонского «Арсенала». Разрыв в очках между «Депортиво» и «Барселоной», занимавшей вторую строку турнирной таблицы чемпионата, сократился до минимума.

Последние семь матчей чемпионата держали болельщиков в постоянном напряжении — остальные участники борьбы за чемпионский титул дышали в спину «Депортиво», и перед каждой из встреч сохранялись сомнения в том, что галисийкий клуб удержит лидерство. Восемь мячей, забитых Макаем в последние месяцы турнира, решили его исход. 19-го мая 2000 года, впервые со дня своего основания «Депортиво» завоевал чемпионское звание. Ла-Корунья отпраздновала это достижение массовыми гуляниями. На улицы вышло более 200 тысяч горожан.

2000-е годы

Перед началом следующего сезона в составе команды произошли новые изменения. Полузащитник Флавио Консейсао перешел в мадридский «Реал». Клуб заключил контракт с выступавшими в составе «Атлетико» Молиной, Капдевилой и Валероном, а также с игроками средней линии Альдо Душером, Эмерсоном и Сезаром Сампайо и с нападающими Пандиани и Тристаном. Начало сезона 2000—2001 года было блистательным. До начала ноября «Депортиво» проиграл всего один матч чемпионата. В Лиге чемпионов УЕФА «Депортиво» обыграл «Гамбург» со счетом 2:1, вничью завершились матчи с «Панатинаикосом» и «Ювентусом». В декабре, нанеся поражение «Эспаньолу», команда стала лидером чемпионата. Однако вскоре последовала серия неудач — клуб потерпел поражение от «Милана», поражение от «Тенерифе» в Кубке Испании, набрал всего четыре из двенадцати возможных очков в матчах чемпионата. «Депортиво» переместился на второе место, где и остался до конца сезона. Впервые в своей истории выйдя в четвертьфинал Лиги Чемпионов УЕФА, «Депортиво» потерпел поражение от «Лидс Юнайтед».

Перед началом сезона 2001—2002 состав команды вновь подвергся изменениям. Самым дорогостоящим приобретением стал Серхио, обошедшийся клубу в 18 миллионов евро. В команду также пришли Джорович, Амависка и Гектор. Если несколько лет назад благодаря многонациональному составу «Депортиво» получил прозвище ООН, то в начале 2000-х большинство составляли испанские игроки. В 2001—2002 году команда довольно успешно выступила в Лиге Чемпионов — нанеся поражение «Манчестер Юнайтед», «Арсеналу» и «Ювентусу», «Депортиво» вышел в четвертьфинал. В конце 2001-го «Депортиво» занимал первую строку в турнирной таблице чемпионата, но в начале следующего года скатился на седьмое место. Кульминацией этого сезона стал финальный матч Кубка Испании. Одержав победу над вторым финалистом, мадридским «Реалом», со счетом 2:1, «Депортиво» во второй раз в своей истории стал обладателем этого престижного трофея. В четвертьфинале Лиги чемпионов «Депортиво» проиграл «Манчестер Юнайтед». Команда завершила чемпионат на втором месте.

В 2002-м клуб заключил контракты с Жорже Андраде, Альбертом Луке и Роберто Акуньей. Общая стоимость этих контрактов составила 38 миллионов евро. Сезон 2002—2003 стал продолжением эпохи блистательных достижений. Выиграв матч с «Валенсией» в августе 2002 года, команда добавила к своей коллекции трофеев победу в третьем Суперкубке. В сентябре «Депортиво» обыграл мюнхенскую «Баварию», став первым испанским клубом, добившимся победы на мюнхенском стадионе. Но вскоре серьезная травма Валерона сказалась на игре клуба — последовало поражение от «Милана». Проиграв во встречах с «Расингом» и «Вильяреалом», «Депортиво» скатился на девятое место в чемпионате. Череда травм и удалений не позволяла Ирурете задействовать тех игроков, которых он желал видеть на поле. В полуфинале Кубка Испании, прошедшем на стадионе «Риасор», команда потерпела поражение от «Мальорки».

Возвращение Валерона поправило положение «Депортиво» в турнирной таблице сезона. В мае 2003 команда захватила лидерство в чемпионате, но не смогла удержать преимущество и финишировала на третьем месте. В августе 2003-го Рой Макай, признанный лучшим европейским бомбардиром, покинул клуб и перешел в «Баварию», подписав контракт стоимостью 19 миллионов евро. Уход этого игрока стал началом периода спада. Сезон 2003—2004 не принес новых трофеев. Среди самых ярких побед этого сезона — разгром «Милана» со счетом 4:0 на стадионе «Риасор». Эта победа впервые в истории «Депортиво» вывела команду в полуфинал Лиги чемпионов УЕФА, где она потерпела поражение от португальского «Порту». «Депортиво» вновь завершил чемпионат в тройке лидеров.

Перед началом следующего сезона несмотря на уход Макая и Донато, а также вновь возникшие финансовые сложности болельщики и руководство клуба возлагали большие надежды на команду. Но вопреки настойчивым требованиям Ируреты изменения в составе команды не производились. Чтобы улучшить положение клуба Лендойро принял решение продать нескольких игроков. В этот период из «Депортиво» ушли такие легендарные игроки, как Найбет, Джорович и Джалминья. Вскоре их примеру последовали Сонго’о, Хайме, Хосе Мануэль, Амависка, Фернандо и другие. Новые игроки не пришли на смену ушедшим. Это обстоятельство наряду с упущенной возможностью выиграть европейский турнир отразилось на состоянии команды. «Депортиво» завершил чемпионат на восьмом месте. После поражения от «Расинга» (Сантандер) единственным способом выступить в европейском турнире для «Депортиво» стало участие в Кубке Интертото. Вскоре последовало официальное заявление об уходе Ируреты. Команду покинули два ветерана — Мауро Сильва и Фран. Несколько месяцев спустя их примеру последовали Пандиани и Луке.

В июне 2005-го должность главного тренера занял Хоакин Капаррос. В команду пришли полузащитник Хулиан де Гусман, защитник Хуанма и малоизвестный нападающий Таборда. По замыслу Капарроса, игроки должны были показать все, на что они способны. «Депортиво» не удалось завоевать право участвовать в Кубке УЕФА: в Кубке Интертото клуб потерпел поражение от «Олимпика» из Марселя. В сезоне 2005—2006 «Депортиво» вновь занял восьмое место в чемпионате и вышел в полуфинал Кубка Испании. В следующем сезоне результаты заметно ухудшились: клуб финишировал на 13-й строке турнирной таблицы. На смену Хоакину Капарросу пришел Мигель Лотина. В сезоне 2009—2010 года подопечные Лотина заняли десятое место в чемпионате и вышли в четвертьфинал Кубка Испании.

Настоящее время

Начало 2010-х годов выдалось турбулентным для клуба — в сезоне 2010/11 «Депортиво» до последнего тура боролся за выживание, но всё таки вылетел в Сегунду в связи с чем был уволен тренер Лотина, а вместо него пришёл Хосе Луис Ольтра. В сезоне 2011/12 он помог «Депору» занять 1-е место в Сегунде и вернул обратно в Примеру. Однако по итогам сезона 2012/13 клуб снова опустился в Сегунду, из которой вновь поднялся до Примеры всего за один сезон 2013/14.

Статистика сезонов

Сезон Дивизион Место Кубок 1929 Сегунда 8º 1929/30 Сегунда 7º 1930/31 Сегунда 9º 1931/32 Сегунда 4º 1932/33 Сегунда 5º 1933/34 Сегунда 7º 1934/35 Сегунда 7º 1935/36 Сегунда 7º 1939/40 Сегунда 1º 1940/41 Сегунда 2º 1941/42 Примера 4º 1942/43 Примера 9º 1943/44 Примера 12º 1944/45 Примера 14º 1945/46 Сегунда 2º 1946/47 Примера 13º 1947/48 Сегунда 2º 1948/49 Примера 10º 1949/50 Примера 2º 1950/51 Примера 12º 1951/52 Примера 11º 1952/53 Примера 14º 1953/54 Примера 7º 1954/55 Примера 7º 1955/56 Примера 12º 1956/57 Примера 15º 1957/58 Сегунда 13º 1958/59 Сегунда 7º 1959/60 Сегунда 4º 1960/61 Сегунда 3º 1961/62 Сегунда 1º 1962/63 Примера 14º 1963/64 Сегунда 1º 1964/65 Примера 16º 1965/66 Сегунда 1º 1966/67 Примера 16º 1967/68 Сегунда 1º 1968/69 Примера 10º 1969/70 Примера 14º 1970/71 Сегунда 3º 1971/72 Примера 14º 1972/73 Примера 17º 1973/74 Сегунда 18º 1974/75 Терсера 1º 1975/76 Сегунда 5º 1976/77 Сегунда 11º 1977/78 Сегунда 8º 1978/79 Сегунда 15º 1979/80 Сегунда 18º 1980/81 Сегунда B 2º 1981/82 Сегунда 12º 1982/83 Сегунда 4º 1983/84 Сегунда 9º 1984/85 Сегунда 13º 1985/86 Сегунда 6º 1986/87 Сегунда 2º 1987/88 Сегунда 16º 1988/89 Сегунда 10º 1989/90 Сегунда 4º 1990/91 Сегунда 2º 1991/92 Примера 17º 1992/93 Примера 3º 1993/94 Примера 2º 1994/95 Примера 2º 1995/96 Примера 9º 1996/97 Примера 3º 1997/98 Примера 12º 1998/99 Примера 6º 1999/00 Примера 2000/01 Примера 2º 2001/02 Примера 2º 2002/03 Примера 3º 2003/04 Примера 3º 2004/05 Примера 8º 2005/06 Примера 8º 2006/07 Примера 13º 2007/08 Примера 9º 2008/09 Примера 7º 2009/10 Примера 10º 2010/11 Примера 18º 2011/12 Сегунда 1º 2012/13 Примера 19º 2013/14 Сегунда 2º 2014/15 Примера 16º

Достижения

• Чемпионат Испании
  • 1 Чемпион (1): 1999/00
  • 2 Вице-чемпион (5): 1949/50, 1993/94, 1994/95, 2000/01, 2001/02

• Кубок Испании
  • 1 Обладатель (2): 1994/95, 2001/02

• Суперкубок Испании
  • 1 Обладатель (3): 1995, 2000, 2002

• Победитель Второго дивизиона: 6
  • 1939/40, 1961/62, 1963/64, 1965/66, 1967/68, 2011/12

• Малый Кубок мира
  • 2 Финалист (1): 1969

• Кубок Интертото:
  • 1 Обладатель (1): 2008
  • 2 Финалист (1): 2005

---

• 5 раз принимал участие в Лиге чемпионов УЕФА
• 4 раза принимал участие в Кубке УЕФА
• 1 раз принимал участие в Кубке обладателей Кубков УЕФА
• 2 раза принимал участие в Кубке Интертото

Состав

По состоянию на 15 сентября 2016 года

№ Позиция Имя Год рождения 1 Вр Херман Люкс 1982 13 Вр Пшемыслав Тытонь 1987 25 Вр Рубен Мартинес 1984 2 Защ Хуанфран 1988 3 Защ Фернандо Наварро 1982 6 Защ Рауль Альбентоса 1988 12 Защ Сидней 1989 14 Защ Алехандро Аррибас 1989 15 Защ Лауре 1985 16 Защ Луизинью 1985 4 ПЗ Алекс Бергантиньос 1985

№ Позиция Имя Год рождения 5 ПЗ Педро Москера 1988 8 ПЗ Эмре Чолак 1991 11 ПЗ Карлес Хиль (в аренде из "Астон Виллы") 1992 17 ПЗ Борха Валье 1992 19 ПЗ Файчал Файр 1988 20 ПЗ Гильерме (в аренде из "Удинезе") 1991 21 ПЗ Бруну Гама 1987 22 ПЗ Сельсо Борхес 1988 - ПЗ Райан Бабел 1986 7 Нап Хоселу (в аренде из "Стоук Сити") 1990 9 Нап Марлос Морено (в аренде из "Манчестер Сити") 1996 10 Нап Флорин Андоне 1993

Известные игроки

Луис Суарес Мирамонтес Паиньо Амаро Амансио Донато Мануэль Пабло Жоан Капдевила Хосе Франсиско Молина Хуан Карлос Валерон Альберт Луке Педро Мунитис Диего Тристан Фран Серхио Гонсалес Альваро Арбелоа Анхель Субьета Антонио Бетанкорт Арсенио Иглесиас Сесар Мартин Энрике Ромеро Франсиско Буйо Хавьер Манхарин Хосе Эмилио Амависка Хосе Висенте Трайн Хулио Салинас Миста Рафаэль Мартин Васкес Чики Бегиристайн Педро Уральде

Виктор Санчес дель Амо Воро Луи Донова Альдо Душер Фабрисио Колоччини Лионель Скалони Габриэль Шюррер Хосе Оскар «Туру» Флорес Викторио Кокко Эмил Костадинов Илиян Киряков Бебето Мауро Силва Джалминья Ривалдо Сезар Сампайо Эмерсон Мойзес Коста Флавио Консейсао Луис Карлос Бомбонато Гоуларт (Луизао) Реналдо Лопес да Круз Хосе Мануэль Рей Дуду Ават Жак Сонго’о Джулиан де Гузман Нуреддин Найбет Мустафа Хаджи Салахэддин Бассир Андрес Гуардадо

Омар Браво Хосе Луис Борболья Питер Руфаи Рой Макай Роберто Акунья Жорже Андраде Педру Паулета Элдер Кристован Зе Каштру Нуну Эшпириту Санту Дмитрий Радченко Вальтер Пандиани Эдуардо Асеведо Густаво Мунуа Дагоберто Молль Себастьян Абреу Фабиан Эстоянофф Серхио Даниэль Мартинес Мартинс Корентин Микаэль Мадар Петр Коуба Кристиан Вильхельмссон Родольфо Бодипо Мирослав Джукич Милош Хрстич Горан Джорович Славиша Йоканович

---

Ссылки

• [www.canaldeportivo.com/ Официальный сайт] (исп.)

Отрывок, характеризующий Депортиво Ла-Корунья

Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:

«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.


Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.
В том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление.
Совершенно ложно (только потому, что последствия не оправдали деятельности Наполеона) представляют нам историки силы Наполеона ослабевшими в Москве. Он, точно так же, как и прежде, как и после, в 13 м году, употреблял все свое уменье и силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей армии. Деятельность Наполеона за это время не менее изумительна, чем в Египте, в Италии, в Австрии и в Пруссии. Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами. Мы не можем верно судить о его гениальности в Австрии и Пруссии, так как сведения о его деятельности там должны черпать из французских и немецких источников; а непостижимая сдача в плен корпусов без сражений и крепостей без осады должна склонять немцев к признанию гениальности как к единственному объяснению той войны, которая велась в Германии. Но нам признавать его гениальность, чтобы скрыть свой стыд, слава богу, нет причины. Мы заплатили за то, чтоб иметь право просто и прямо смотреть на дело, и мы не уступим этого права.
Деятельность его в Москве так же изумительна и гениальна, как и везде. Приказания за приказаниями и планы за планами исходят из него со времени его вступления в Москву и до выхода из нее. Отсутствие жителей и депутации и самый пожар Москвы не смущают его. Он не упускает из виду ни блага своей армии, ни действий неприятеля, ни блага народов России, ни управления долами Парижа, ни дипломатических соображений о предстоящих условиях мира.


В военном отношении, тотчас по вступлении в Москву, Наполеон строго приказывает генералу Себастиани следить за движениями русской армии, рассылает корпуса по разным дорогам и Мюрату приказывает найти Кутузова. Потом он старательно распоряжается об укреплении Кремля; потом делает гениальный план будущей кампании по всей карте России. В отношении дипломатическом, Наполеон призывает к себе ограбленного и оборванного капитана Яковлева, не знающего, как выбраться из Москвы, подробно излагает ему всю свою политику и свое великодушие и, написав письмо к императору Александру, в котором он считает своим долгом сообщить своему другу и брату, что Растопчин дурно распорядился в Москве, он отправляет Яковлева в Петербург. Изложив так же подробно свои виды и великодушие перед Тутолминым, он и этого старичка отправляет в Петербург для переговоров.
В отношении юридическом, тотчас же после пожаров, велено найти виновных и казнить их. И злодей Растопчин наказан тем, что велено сжечь его дома.
В отношении административном, Москве дарована конституция, учрежден муниципалитет и обнародовано следующее:
«Жители Москвы!
Несчастия ваши жестоки, но его величество император и король хочет прекратить течение оных. Страшные примеры вас научили, каким образом он наказывает непослушание и преступление. Строгие меры взяты, чтобы прекратить беспорядок и возвратить общую безопасность. Отеческая администрация, избранная из самих вас, составлять будет ваш муниципалитет или градское правление. Оное будет пещись об вас, об ваших нуждах, об вашей пользе. Члены оного отличаются красною лентою, которую будут носить через плечо, а градской голова будет иметь сверх оного белый пояс. Но, исключая время должности их, они будут иметь только красную ленту вокруг левой руки.