Депрессия снеговой линии
Депрессия снеговой линии (лат. depressio — вдавливание, снижение) — её снижение вследствие климатических изменений, благоприятных для сохранения баланса массы ледников. Поскольку баланс массы — это прямая функция аккумуляции и абляции, колебания высоты снеговой линии отражают суммарные эффекты изменений температур и атмосферных осадков[1] М. Г. Гросвальд полагает, что, говоря о депрессии снеговой линии, можно также говорить и о депрессии границы питания ледников и границы оледенения.
Численное значение депрессии снеговой линии определяется разностью между высотами современной и древней снеговой линии в метрах. Положение современной снеговой линии устанавливается непосредственными измерениями в поле и на аэро- или космических снимках в результате повторных съемок. Положение древних снеговых линий вычисляется по следам древних ледников — по конечным моренам, положению днищ каров, плеч трогов и другими способами, в том числе, и с помощью построения численных физических имитационных моделей[2]
Максимальные амплитуды депрессии снеговой линии были присущи ледниковым эпохам. Как сообщает М. Г. Гросвальд, обобщение данных о депрессии снеговой линии в максимум последнего оледенения Земли привело Ю. Бюделя к заключению о том, что поверхности современной и древней снеговой линии параллельны и отстоят друг от друга на 1000 м. Американский геолог Стивен Портер провел более тщательные исследования и установил, что эта депрессия была везде приблизительно одинакова и равнялась 900±100 м[3]. Однако это может быть верным только для горных стран умеренных широт. В общем надо отметить, что разброс в оценках депрессии снеговой линии разными исследователями для одних и тех же территорий иногда отличается в два-три раза. Например, большой популярностью пользуется гипотеза о том, что в районах с морским климатом она была гораздо больше, чем в континентальных районах. Снижение снеговой линии до уровня моря могло способствовать развитию оледенения континентальных шельфов при благоприятных палеоокеанологических условиях.
Вопрос об оценке депрессии снеговой линии в ледниковые эпохи — один из ключевых вопросов палеогляциологии и вообще — палеогеографии. В общем случае — чем ниже находится снеговая граница, тем больше площадь и масса оледенения. Например, у берегов Антарктиды она находится сейчас около уровня Мирового океана, а в Южно-Американских Кордильерах, в зависимости от экспозиции склонов и их ориентации к преобладающим направлениям движения влажных воздушных масс — может подниматься до 6000 м над уровнем Мирового океана.
Современные оценки депрессии снеговой линии для максимума последнего оледенения горных районов Центральной Азии и Байкальского региона, например, варьируют у различных авторов от 500 до 1300 метров. Отсюда понятно, что и реконструируемые этими авторами ледники и ледниковые покровы на любой конкретный хронологический срез колеблются в широких пределах морфогенетических типов ледников — от каровых и карово-долинных ледников до сетчатых ледниковых систем шпицбергенского типа и ледниковых покровов. Отсюда ясно, что единодушно общепринятых методов оценки депрессии снеговой линии в научном сообществе нет, как нет пока и самих единодушно принятых оценок.
Высота снеговой линии подвергается и сезонным изменениям, в холодное лето, или сразу после снегопадов, она хорошо видна издали, хотя, строго говоря, этот свежий выпавший снег климатическое положение снеговой линии характеризовать не может.
Напишите отзыв о статье "Депрессия снеговой линии"
Примечания
- ↑ М. Г. Гросвальд. Депрессия снеговой линии. Гляциологический словарь / Ред. В. М. Котляков. — Л.: Гидрометеоиздат, 1984. — С. 118.
- ↑ В. П. Галахов. Имитационное моделирование как метод гляциологических реконструкций горного оледенения. — Новосибирск: Наука, 2001. — 136 с.
- ↑ S. C. Porter. Present and past glaciation threshold in the Cascade Range. Washington, U. S. A.: topographic and climatic controls, and paleoclimatic implications. — J. Glaciology, 1977. — Vol. 18. — № 78. — P. 101—116.
Литература
- Тронов М. В. Ледники и климат. — Л.: Гидрометеоиздат, 1966. — 408 с.
- Авсюк Г. А., Гросвальд М. Г., Котляков В. М. Палеогляциология: предмет и методы, задачи и успехи // Материалы гляциологических исследований, 1972. — Вып. 19. — С. 92 — 98.
- Кренке, А. Н. Массообмен в ледниковых системах на территории СССР. — Л.: Гидрометеоиздат, 1982. — 288 с.
- Гросвальд М. Г. Покровные ледники континентальных шельфов. — М.:Наука, 1983. — 216 с.
- Matthias Kuhle (англ.). Glacialgeomorphologie. — Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1991. — 214 S.
- Соломина О. Н. Горное оледенение Северной Евразии в голоцене. — М.: Научный мир, 1999. — 272 с.
См. также
Отрывок, характеризующий Депрессия снеговой линии
[Да здравствует Генрих Четвертый!Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.