Деревянко, Кузьма Николаевич

Кузьма Николаевич Деревянко
Дата рождения	1 (14) ноября 1904(1904-11-14)
Место рождения	Киевская губерния, Российская империя ныне Уманский район Черкасская область
Дата смерти	30 декабря 1954(1954-12-30) (50 лет)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя СССР СССР
Годы службы	1922—1954
Звание	Генерал-лейтенант
Сражения/войны	Советско-финская война, Великая Отечественная война: Курская битва Битва за Днепр Корсунь-Шевченковская операция Ясско-Кишинёвская операция Будапештская операция Венская операция и другие
Награды и премии
Автограф

Кузьма Николаевич Деревянко (укр. Кузьма Миколайович Дерев'янко; 1904 — 1954) — советский военачальник, генерал-лейтенант. Герой Украины (звание присвоено посмертно указом от 7 мая 2007 года).

Во время Великой Отечественной Войны — начальник штаба нескольких армий (53-й, 57-й, 4-й гвардейской). Участвовал в Курской битве, в битве за Днепр. Внёс значимый вклад в успешное завершение Корсунь-Шевченковской операции. Его штаб организовал разгром противника в Ясско-Кишиневской операции. Участвовал во взятии Будапешта и Вены. В 1945 году подписал от Советского Союза Акт капитуляции Японии.

Биография

Родился Кузьма Деревянко 1 (14 ноября) 1904 года в селе Косеновка Уманского уезда Киевской губернии Российской империи. Сейчас это Уманский район Черкасской области (Украина). С трёх до девяти лет жил на Вологодчине, куда (в Великий Устюг) сослали в 1907 году отца за участие в революционных событиях. Окончил церковно-приходскую школу, несколько классов гимназии. К 1922 году имел большой трудовой стаж (каменотёс, разнорабочий, пахарь).

С 1922 года — в Красной Армии, где получил основное образование: Киевская, а затем Харьковская военные школы, через 10 лет — военная академия. В Харьковской школе военных старшин Кузьма Деревянко заинтересовался японским языком и к выпуску из школы уже говорил и писал по-японски. В 1933 году, поступая в Военную академию им. М. В. Фрунзе, он выбрал для изучения английский и японский языки.

Будучи в 1936 году всего лишь капитаном, к началу войны с Германией К. Н. Деревянко выдвинулся по службе, выполняя ряд ответственных специальных поручений.

В 1936—1938 годах капитан Деревянко выполнял секретную операцию по снабжению оружием китайских войск, воевавших с японцами, за которую получил орден Ленина, вручённый ему в Кремле лично «всесоюзным старостой» М. И. Калининым.

Во время советско-финской войны (1939—1940) доброволец майор К. Деревянко — начальник штаба Отдельной особой лыжной бригады. Это было разведывательно-диверсионное подразделение, сформированное в основном из студентов Ленинградского института физкультуры им. Лесгафта. Сам Деревянко занимался не только планированием. Когда лыжный отряд мастера спорта В. Мягкова (посмертно — Героя Советского Союза) попал в засаду финнов и был разгромлен, Деревянко во главе другого отряда вынес раненых и погибших. За финскую войну Деревянко награждён орденом Красной Звезды и вне очереди стал полковником.

С августа 1940 года К. Деревянко — заместитель начальника разведотдела Прибалтийского особого военного округа.

В январе—марте 1941 года он выполнял особое задание в Восточной Пруссии, а с 27 июня 1941 года — начальник разведотдела штаба Северо-Западного фронта. В этом качестве он в августе 1941 года возглавил рейд в тыл немецких войск, в ходе которого из концлагеря под Старой Руссой было освобождено около двух тысяч пленных красноармейцев, многие из них пополнили войска фронта.

Во время войны Деревянко начальник штаба нескольких армий (53-й, 57-й, 4-й гвардейской). Участвовал в Курской битве, в битве за Днепр. Внёс значимый вклад в успешное завершение Корсунь-Шевченковской операции. Его штаб организовал разгром противника в Ясско-Кишиневской операции. Участвовал в освобождении Будапешта и Вены.

4 мая 1942 года Деревянко назначен начальником штаба 53-й армии Северо-Западного фронта и награждён орденом Красной Звезды. Одновременно ему присвоено звание генерал-майора (по представлению начштабфронта Н. Ф. Ватутина и замначгенштаба А. М. Василевского). 19 апреля 1945 года — он уже генерал-лейтенант.

Закончил войну на Западе генерал Деревянко начальником штаба 4-й гвардейской армии (командарм — генерал-лейтенант Захватаев Н. Д.) 3-го Украинского фронта. Некоторое время представлял СССР в Союзном Совете по Австрии.

В связи с предстоящей войной с Японией был переведён на Дальний Восток на аналогичную должность начальника штаба 35-й армии. Но в августе (в Чите) получил приказ покинуть поезд и прибыть в ставку главкома советскими войсками на Дальнем Востоке маршала А. М. Василевского. Там ему была вручена телеграмма И. В. Сталина и начальника генерального штаба А. И. Антонова о назначении представителем Главного командования советских войск на Дальнем Востоке при штабе генерала Д. Макартура.

25 августа из Владивостока Деревянко вылетел на Филиппины, где в Маниле дислоцировался штаб американских вооружённых сил на Тихом океане. Уже в Маниле 27 августа Деревянко получил телеграммой приказ о переподчинении Ставке Верховного главнокомандования и полномочиях на подписание Акта о безоговорочной капитуляции Японии от имени Советского Верховного главнокомандования. 30 августа вместе с Макартуром и представителями стран-союзников Деревянко прибыл в Японию, а 2 сентября 1945 года принял участие в церемонии подписания акта о капитуляции.

После этого, по поручению руководства страны, с огромной опасностью для здоровья генерал несколько раз посещает города Хиросима и Нагасаки, подвергнутые американской атомной бомбардировке. Составив об увиденном детальный отчёт, он вместе с альбомом фотографий представил его в Генштаб, а затем лично Сталину при докладе 5 октября 1945 года. Сам Деревянко вспоминает:

Сталин поинтересовался последствиями взрывов атомных бомб… К ответу я был готов, поскольку успел посетить пострадавшие города и видел всё своими глазами. Передал я Сталину и альбом своих фотографий, на которых были запечатлены разрушения… На следующий день мне сообщили, что доклад в Политбюро одобрен и что моя работа в Японии получила положительную оценку.

Украинский биограф генерала, доктор исторических наук В. Шевченко, утверждает, что материалы К. Деревянко об атомной бомбардировке были использованы для активизации разработки советского атомного оружия.

В дальнейшем Деревянко был назначен представителем СССР в созданном в декабре 1945 года Союзном Совете для Японии с местопребыванием в Токио (председателем которого был назначен главнокомандующий оккупационными силами союзников генерал Макартур). Участвуя в работе совета он активно отстаивал точку зрения Советского Союза по вопросам управления оккупированной Японией. В частности, он был одним из главных оппонентов предложенной американским экономистом Вольфом Ладежинским аграрной реформы, предусматривавшей выкуп земли у крупных собственников и продажу её в рассрочку крестьянам. Деревянко, опираясь на личные контакты среди японских коммунистов, считал, что землю у помещиков следует конфисковать и разделить среди крестьян безвозмездно.

Союзный Совет прекратил своё существование в 1951 году из-за разногласий СССР и США по Сан-Францисскому мирному договору. К. Н. Деревянко перевели в Москву, где он работал в военной академии начальником кафедры вооружённых сил иностранных государств, а затем начальником управления информации Главного разведуправления (ГРУ) Генштаба.

Вследствие радиоактивного облучения, имевшего место во время посещения Хиросимы и Нагасаки, здоровье К. Деревянко серьёзно ухудшилось и, после продолжительной и тяжёлой болезни, 30 декабря 1954 года он скончался от рака.

Похоронен Кузьма Николаевич Деревянко 3 января 1955 года на Новодевичьем кладбище в Москве.

7 мая 2007 года Деревянко К. Н. присвоено звание Герой Украины (посмертно, за мужество и самоотверженность, проявленные в годы Второй мировой войны 1939—1945 годов, выдающиеся дипломатические заслуги в послевоенном урегулировании межгосударственных отношений).

Литература

• Колпакиди А.[И.] ГРУ в Великой Отечественной войне. — М.: Яуза: Эксмо, 2010. — 608 с. — (ГРУ) — 3000 экз. — ISBN 978-5-699-41251-8
• Олег Слепынин (29 октября — 4 ноября 2005). «[gazeta.zn.ua/SOCIETY/zvezda_generala_pobedy.html Звезда генерала Победы]» («Зеркало недели» (Киев)) (42 (570)).
• Сергей Агафонов [magazines.russ.ru/nov_yun/2004/3/aga5-pr.html Тень сурка. Заметки (продолжение)] // «Новая Юность». — 2004. — № 3(66).

Ссылки

• [www.peoples.ru/military/general/kuzma_derevyanko/ Биография на сайте Peoples.ru]
• [ukrgeroes.narod.ru/DerevyankoKM.html Интернет-проект «Герои Украины»]  (укр.)
• [www.vlada.kiev.ua/fcontent.php?pacode=327&topic=427492 Дерев’янко Кузьма Миколайович]  (укр.)
• [www.conf.mirea.ruforum.peoples.ru/military/general/kuzma_derevyanko/ Кузьма Николаевич Деревянко]
• [www.sovross.ru/2005/115/115_3_4.htm С. Пономарёв «Капитуляцию Японии принял!» / Советская Россия, № 115—116 (12728), вторник, 30 августа 2005 г.]

Фотографии

• [www.history.navy.mil/photos/images/ac00001/ac02716.jpg Генерал Деревянко на открытии церемонии подписания Акта капитуляции Японии (цветное фото)]
• [www.ussnicholas.org/p44_4.html Генерал Деревянко на борту крейсера Миссури]
• [www.freedomdocuments.com/PICS/S7_USSR.JPG Подпись Деревянко на Акте о капитуляции Японии]
• [www.warmuseum.kiev.ua/img/trade/Derevyanko-2.jpg Наградные атрибуты звания Герой Украины], сберегающиеся в Главной экспозиции Мемориального комплекса «Национальный музей истории Великой Отечественной войны 1941—1945 годов» (г. Киев)

Отрывок, характеризующий Деревянко, Кузьма Николаевич

На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.