Деревянные храмы Украины

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Деревянные храмы Украины — памятники деревянной храмовой архитектуры в Украине, где расположено порядка трёх тысяч деревянных культовых сооружений. Большинство сохранённых на сегодняшний день деревянных церквей находится в западной части страны, меньше — в Левобережной Украине. Абсолютное большинство храмов принадлежит Украинской православной церкви и Украинской грекокатолической церкви; только 11 деревянных костёлов во Львовской области принадлежат Римско-католической церкви. Все эти культовые объекты являются духовным наследием страны и памятниками архитектуры.





История

Точное время возникновения деревянных храмов на Украине не установлено. Первые письменные упоминания про деревянную церковь Святого Ильи Пророка в Киеве имеются в переписке Киевского князя Игоря с Византийской империей в 944 году. В результате археологических раскопок на территории села Крылос в Галичском районе Ивано-Франковской области были обнаружены каменные фундаменты двух деревянных церквей XII и XIII столетий.[1]

Самыми старыми деревянными храмами Украины считаются церковь Святого Николая в селе Среднее Водяное в Раховском районе Закарпатской области, где два сруба сохранились с 1428 года, и церковь Святого Николая в селе Колодное в Тячевском районе той же области 1470 года. Обе церкви объединили в себе готический стиль и венгерские мотивы той эпохи. Старейшим храмом Приднепровья является деревянная церковь Святого Архистратига Михаила в селе Дорогинка Фастовского района Киевской области, датируемая 1520-и годами[2], которая находится в настоящее время на территории Музея народной архитектуры и быта Украины «Пирогов».

Среди сохранённых церквей Украины на территории Галиции и Карпат имеется десять храмов, построенных в конце XV века. Церквей, датированных XVI-XVII веками существует около 150. Наибольшее количество имеющихся деревянных церквей построены в XVIII-XIX веках. Хотя во времена СССР на церкви было гонение, они всё равно строились на Украине, в том числе деревянные. Храмы из дерева продолжают сооружаться и в настоящее время.

Деревянным храмам Украины посвящён одноимённый сайт Крушинской Е. А. — [www.derev.org.ua Дерев'яні храми України]  (укр.)

Архитектура

Архитектурный вид православных и греко-католических деревянных храмов на протяжении многих столетий соответствовал каноническим традициям и имел три составляющие: бабинец, неф и алтарь. Церкви, которые состоят из трёх указанных частей (называемых срубом), относятся к трёхдольным (трехсрубным). Встречаются пяти-, семи- и девятисрубные деревянные церкви. Для устойчивости и прочности, фундамент деревянных церквей выполняется каменным.

Стили сооружений

Подолье

Для Подолья типовой является трёхверховая церковь с высокими срубами. Характерной их чертой является вертикальная обшивка досками, гонтовый верх и крыльцо при входе. Верх церкви составляли три купола, из которых средний был выше. Обычно подольская церковь стояла на просторном месте, чаще посередине села. Церковный двор был обсажен липами. Напротив главных дверей церкви стояла башня с колоколами, покрытая также гонтом. В давние времена возле церквей были кладбища.

Галиция

В Галиции по периметру церкви из бревен сооружали стены высотой до двух метров. По периметру всего храма делали навес для защиты от дождя и снега. Навес шириной более полуметра монтируют на вертикальной плоскости под углом от 15° до 50°. Часто под навесом размещались скамьи для отдыха прихожан. Выше козырька стены сохраняли свой периметр и форму, однако стены бабинца и алтаря имели меньшую высоту, чем стены нефа. В церквях Галиции четырехугольная форма крыши переходила в восьмиугольную и образовывала купол.

Гуцульщина

Гуцульские церкви, кроме крестовой планировки, имели свои особенности. Чаще всего были пятисрубными. Средний квадратный сруб переходил вверху в восьмерку, с высоким стежковым покрытием с небольшим заломом (закруглением) вокруг гзимса (карниза). Над четырьмя другими срубами находилась обычная крыша с фронтонами, как на гуцульских хатах; часто на крыше бывали макушки. Церкви ставили специальные гуцульские мастера.

Гуцульская церковь имеет в горизонтальном плане равносторонний крест и размещалась всегда алтарем на восток, а бабинцем — на запад. Низ гуцульской церкви состоял из брусьев, которые стояли на каменном фундаменте. Они были трёх- или пятисрубными; заходили в церковь через крыльцо. Сбоку возле церкви размещалась четырёхугольная колокольня, крытая, как и церковь, гонтом.

Бойковщина

На Бойковщине каждый сруб церкви прикрыт отдельной крышей высокой конструкции с многочисленными заломами. В типовой бойковской церкви крыша нефа поднимается выше крыш алтаря и бабинца, которые находятся на одном уровне. Колокольни стоят отдельно от церкви. Изменение архитектурных форм шло в направлении увеличения ступенчатого перекрытия от двухэтажного (двухверхового) до трехэтажного, четырехэтажного и пятиэтажного. Были семи- и восьмиверховые сооружения. Подавляющее большинство бойковских церквей построена в XVIII веке.

Лемковщина

Основой лемковских церквей являеются канонические три прямоугольных сруба. Неф всегда был бо́льшего размера. Под влиянием стиля барокко он приобрел форму восьмиугольника; перекрывался балками и сверху — ломаной крышей-палаткой. Характерной чертой лемковских церквей является башня вместо бабинца. Вся церковь обивалась досками и покрывалась гонтом. Трёхсрубовая церковь под одной крышей и с тремя куполами — типичная черта бойковской архитектуры. Материалами для строительства была пихта или сосна, реже — бук или лиственница, еще реже — дуб или осина.

Буковина

Храмы буковинской архитектуры, которые сохранились до настоящего времени, строились преимущественно во время османской оккупации края. Поэтому они внешне напоминают традиционную избу, так как турки, будучи мусульманами, не позволяли строить иначе. Под обычной скатной крышей буковинские мастера умудрялись прятать три сруба, пусть и не очень высокие. Лишь в отдаленных горных районах, куда не доходили турки, срубы были разделены.

Надднепрянщина

Храмы Среднего Приднепровья (Киевщины и Полтавщины) отличаются большой вытянутостью форм (под влиянием, главным образом, стиля рококо XVII–XVIII веков) и изящными, легкими куполами. На Полтавщине форма макушки похожа на удлиненный шлем. Некоторые храмы несут в себе элементы значительно более древних времен — это церкви так называемого клетского типа.

Левобережье

В Приднепровье и на Слобожанщине деревянные церкви имели в плане восьмиугольные срубы и отличались значительной высотой самих срубов или их верхов. Другой тип церквей Левобережья состоял из трех четырёхугольных срубов, при этом алтарь и бабинец были ниже и перекрыты двускатной крышей. Характерной особенностью церквей этого типа был наклон стен всех срубов внутрь. Наиболее распространенным типом храмов второй половины XVII века - первой половины XVIII века были трёхсрубные церкви с восьмигранным центром, граненым алтарем и бабинцем.

См. также

Напишите отзыв о статье "Деревянные храмы Украины"

Примечания

  1. [www.davniyhalych.if.ua/index.php?go=Pages&in=view&id=25 Розкопки давнього Галича: фундаменти церкви на Царинці та Воскресенської ротонди]  (укр.)
  2. [www.parafia.org.ua/UCA/derevyani/poliska/kyivska-obl/hram-sv-arhystratyha-myhajila/ Храм св. Архистратига Михаїла (київська група) 1528 (1600) рік]  (укр.)

Ссылки

  • [alchevskpravoslavniy.ru/photo/derevyannye-cerkvi-ukrainy.html Деревянные церкви Украины]
  • [odnarodyna.org/content/spisok-yunesko-derevyannye-cerkvi-ukrainy Список ЮНЕСКО: деревянные церкви Украины]

Отрывок, характеризующий Деревянные храмы Украины

«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..