Дерзкий (корвет, 1806)
«Дерзкий» — 22-пушечный парусный корвет Балтийского флота России. Участник войн с Францией 1804—1807 годов.
Описание судна
Парусный корвет, длина судна по сведениям из различных источников составляла от 26,2 до 26,21 метра, ширина от 7,6 до 7,61 метра, а осадка от 3,1 до 3,33 метра. Вооружение судна состояло из 28-и орудий[1][2].
История службы
Корвет «Дерзкий» был куплен в Кастельново в 1806 году, вошел в состав Балтийского флота России[1].
Принимал участие в участие в войнах с Францией 1804—1807 годов. В январе 1806 года вошёл в состав эскадры вице-адмирала Д. Н. Сенявина, которая на тот момент находилась в Корфу. В июле и августе 1806 года выходил в крейсерские плавания к Рагузе для блокады крепости с моря. 4 августа заходил на рейд Кастельново, после чего вернулся в Корфу. После ухода в феврале 1807 года эскадры вице-адмирала Д. Н. Сенявина в Архипелаг остался в Адриатическом море в составе отряда капитан-командора И. А. Баратынского 4-го для блокады Рагузы и Далмации. В составе этого отряда 22 мая доставил десант из Корфу на остров Браццо для поддержки восставших против французов далматинцев. 25 мая суда отряда вели бомбардировку позиций французских войск, находящихся у местечка Полица, а на следующий день у Сполатро с судов был высажен десант, который однако ввиду численного превосходства противника пришлось снять с берега. С 28 по 30 мая у крепости Алмисса с судов отряда был высажен десант, который при поддержке судовой артиллерии взял крепость, но после подхода значительных сил противника был вынужден вернуться на корабли. 2 и 3 июня отряд вёл бомбардировку Макарска и позиций французских войск, после чего ушёл к острову Браццо, а затем в Кастельново. 4 июля корвет в числе прочих судов отряда принимал участие в защите Кастельново от французских войск, которые в результате были вынуждены отступить. После заключения Тильзитского мира, в результате которого Которская область была передана французам, корвет с отрядом ушёл в Корфу[2].
После известия о начале войны с Англией с 12 по 28 декабря корвет перешел из Корфу в Триест в составе эскадры капитан-командора И. О. Салтанова. В январе 1808 года корвет «Дерзкий» во главе отряда прибыл в Венецию, где находился до сентября 1809 года. После 27 сентября 1809 года в числе прочих судов был продан французскому правительству, а экипаж вернулся в Россию[1][2].
Командиры корвета
С 1806 по 1809 год командиром корвета «Дерзкий» служил К. Д. Сальти[2].
Напишите отзыв о статье "Дерзкий (корвет, 1806)"
Примечания
Литература
- Чернышёв А. А. Российский парусный флот. Справочник. — М.: Воениздат. — (Корабли и суда Российского флота).
- Широкорад А. Б. 200 лет парусного флота России / Под ред. А. Б. Васильева. — 2-е изд. — М.: «Вече», 2007.
|
||||||||||
Отрывок, характеризующий Дерзкий (корвет, 1806)
Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.
Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
