Дерианур

Дерианур (перс. درياى نور‎ — «море света» — назван по аналогии с Кохинуром) — один из самых известных бриллиантов в мире. Вес 182 карата. По оценке Британской энциклопедии, это «самый крупный и прекрасный из алмазов» иранских шахов.[www.britannica.com/EBchecked/topic/152015/Darya-e-Nur]

Легенда о происхождении камня

По легенде у правителя Индии Султана Ала уд-Дина Хилджи было три сына: Хизр-хан, Шихаб уд-дин Умар и Кутб уд-дин Мубарак. В 1316 году после смерти отца они стали претендентами на царство и решили разделить всю территорию на три части. С этой целью они отправились в путешествие по владениям отца. В горах их застал ливень, и они укрылись от непогоды в одной из пещер. Войдя внутрь, они увидели, что пещера освещена необычным светом, который исходил от алмаза, лежащего на гранитном камне. Братья заспорили, кому он должен принадлежать и стали молиться богам: Хизр-хан – Вишну, Умар – душе мира Брахме, а Мубарак – богу-разрушителю Шиве. Шива услышал молитву Мубарака и пустил в алмаз молнию, после чего он раскололся на три части. Каждый из осколков превышал семьсот каратов. Хизр-хан взял себе самую крупную часть, которую назвал «Дарияи-нур» - «море света». Умар назвал свой камень «Кохи-нур» - «гора света», а Мубарак дал имя своему камню «Хинди-нур» - «свет Индии». После того, как братья взошли на престол, в стране начались несчастья. Голод и эпидемии уносили десятки тысяч жизней. Чтобы вызвать благорасположение Шивы, Мубарак продал свой алмаз шаху Персии. На полученные деньги он построил храм и установил у входа мраморное изваяние Шивы высотой в три человеческих роста. Но несчастья продолжались. И тогда Хизр-хан и Умар приказали каменотесам вставить алмазы «Дерианур» и «Кохинур» в глазницы изваянию. После чего все бедствия тут же прекратились. Впоследствии «Дерианур» и «Кохинур» были вмонтированы в трон персидского шаха, который напал на Индию и в числе прочих трофеев захватил эти алмазы.

История камня

Хотя персидские монархи верили в то, что алмаз некогда принадлежал Киру Великому, на самом деле он был добыт в копях Голконды и вместе с Павлиньим троном был вывезен Надир-шахом из столицы Великих Моголов в 1739 году. По всей видимости, он был изготовлен из огромного «столового бриллианта», который видел в 1642 г. вделанным в трон Шах-Джахана француз Жан-Батист Тавернье. Из того же источника, возможно, происходит алмаз Нур ул-Айн, украшающий тиару супруги последнего шаха, Фарах Пехлеви.

После падения династии Надир-шаха камнем владели Зенды, а Фетх Али-шах велел нанести на него свой вензель. Насреддин-шах Каджар предпочитал носить его на галуне, а Мозафереддин-шах Каджар прикрепил к парадному тюрбану, в котором в 1902 году ездил по Европе. В XX веке бриллиант хранился в Голестанском дворце. Реза Пехлеви имел его при себе во время торжественной коронации в качестве шаха Ирана. Ныне камень хранится в Центральном банке Ирана в Тегеране.

Ссылки

• [www.cbi.ir/Page/2091.aspx Treasury of National Jewels of Iran]

Отрывок, характеризующий Дерианур

– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.