Дери, Тибор

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тибор Дери
венг. Déry Tibor
Дата рождения:

18 октября 1894(1894-10-18)

Место рождения:

Будапешт, Австро-Венгрия

Дата смерти:

18 августа 1977(1977-08-18) (82 года)

Место смерти:

Будапешт, Венгрия

Гражданство:

Австро-Венгрия, Венгрия Венгрия

Род деятельности:

прозаик, поэт, драматург, переводчик и журналист

Годы творчества:

19171977

Направление:

реализм, сюрреализм

Жанр:

проза, поэзия, журналистика

Язык произведений:

венгерский

Премии:

премия имени Баумгартена, Премия имени Кошута

Ти́бор Де́ри (венг. Déry Tibor, 18 октября 1894, Будапешт — 18 августа 1977, там же) — венгерский прозаик, поэт, драматург, переводчик и журналист. Стал основателем дадаизма и сюрреализма в Венгрии. Дьёрдь Лукач назвал его «крупнейшим аналитиком сущности человека наших времён». В своё время Тибор Дери вдохновлялся экзистенциализмом.





Жизнеописание

Тибор Дери родился в семье еврейского фабриканта. Мать по национальности была австрийка, поэтому дома говорили по-немецки. С 1911 по 1912 Тибор жил в Швейцарии, где учился в торговой академии. В 19131918 годах работал управляющим на лесопилке папиного брата, причем начал с того, что организовал забастовку на этом предприятии. В 1917 году дебютировал как литератор в модернистском журнале «Nyugat» («Запад») с эротической повестью «Лия». В 1918 стал членом коммунистической партии, а в следующем году принял участие в национализации имений отца и дяди. После разгрома Венгерской Советской республики эмигрировал в Вену, где работал в журналах «Bécsi Magyar Ujság» («Венская венгерская газета») и «Ма» («Сегодня»).

В 19241926 годах жил во Франции, а с 1929 по 1935 — в Германии, Италии, Чехословакии и других европейских странах. В 1933 году, недолго побыв в Дубровнике, он приехал на Рождество в Вену и стал членом Республиканского шуцбунда. В феврале 1934 принял участие в пятидневной гражданской войне на стороне социал-демократов, а после их поражения был вынужден бежать на Мальорку. В то время Дери публиковался в журнале «Documentum». В Берлине он сошелся с экспрессионистами и сотрудничал с журналом Герварта Вальдена «Sturm» («Штурм»). На Родине, куда он вернулся в 1935 году, созданы первые крупные работы Дери. В 19341945 он работал над крупнейшей книгой своей жизни — 1200-страничным романом Незаконченная фраза (опубл. 1947, во фрагментах экранизирован Золтаном Фабри, 1975). Перед тем Дери написал лишь несколько сюрреалистических стихов и рассказов, пьесу и повесть. Выпускал коммунистический журнал «Gondolat» («Мысль»), который тогда мог выходить легально.

Во времена режима Миклоша Хорти Тибор Дери несколько раз попадал в тюрьму, последний в 1938 — на два месяца за перевод книги Андре Жида «Возвращение из СССР». В 1939 году он перебрался в Румынию, где жил и работал нелегально до 1941 года. В 1945 он приветствовал пришедших к власти коммунистов, но вскоре вступил с ними в конфликт. В 1947 Дери издавал журнал «Csillag» («Звезда»). В этом же году писатель получил премию имени Баумгартена, а в 1948 стал лауреатом только что основанной тогда государственной премии Кошута. Тибор Дери был одним из самых значительных представителей коммунистического движения. В 1952 второй том романа «Ответ» попал под сокрушительную критику министра культуры Йожефа Реваи, тогдашнего всесильного правителя в литературной жизни Венгрии. Впоследствии писателя в 1953 исключили из компартии, и с тех пор он вступил в ряды оппозиции. В 1954 обратился к Имре Надю с открытым письмом о необходимости широкомасштабных политических и социальных реформ.

Вместе с другими левыми интеллектуалами, такими как Дьёрдь Лукач, он стал вдохновителем восстания 1956 года, поддерживал правительство Имре Надя и принял активное участие в революции. Единомышленниками Тибора Дери были писатели Дьюла Ийеш и Иштван Эркень. После разгрома революции Тибор Дери в 1957 году получил наказание — заключение на девять лет, несмотря на протесты Томаса Элиота, Альбера Камю и других литераторов мировой славы. Амнистирован в 1960. К 1962 его произведения были запрещены; Дери в то время переводил, в частности, с немецкого произведения Кестнера «Эмиль и детективы» (1957) и Фейхтвангера «Лисы в винограднике, или Оружие для Америки» (1963). После того, как Дери вынужденно написал самокритичную статью-раскаяние, он снова стал печататься. На эти годы приходится лучший период его творчества. Незадолго перед смертью, в одном из последних интервью на вопрос корреспондента о творческих планах Тибор Дери ответил: «Я старый больной человек, поэтому хочу дожить до конца в мире и покое».

С 1984 года в Венгрии вручают премию Тибора Дери.

Творчество

Творчество Тибора Дери удивляло читателей своей смелостью, свежестью и оригинальностью. Уже после выхода в свет повести «Лия» ему пришлось перенести судебный процесс за нарушение норм морали. В повести «Лицом к лицу» (изд. 1945) Дери описал борьбу немецких коммунистов против фашизма. «Неоконченная фраза» показывает широкую панораму венгерского общества двадцатых-тридцатых годов. В «Ответе» автор изобразил духовное становление молодого рабочего.

Особого внимания заслуживают поздние произведения, в частности «Господин А. Г. в городе Х» (венг. G. A. úr X-ben). Задуманную ещё в начале тридцатых годов, эту непростую книжку трудно причислить какому-либо определенному жанру. Условно её можно назвать фантастическим романом на общественно-моральные темы. Главный её вопрос: возможна ли абсолютная свобода, не ограниченная рамками порядка? Может ли быть счастлив человек, все время будучи самим собой, никому и ничему не подчиняясь? В такой мир неограниченной свободы окунает автор своего героя. Дери противопоставит два мира: через впечатления господина А. Г. показывает причудливый, вымышленный мир, а в сказаниях главного героя для жителей города Х отражает, словно в кривом зеркале, образ реального мира тридцатых годов. Автор воюет на две стороны. Не нравится ему мир, в котором «можно умирать с голоду», но мир, в котором живут горожане города Х, напоминает правдивую и страшную карикатуру на социализм.

Повесть «Мысленный репортаж из американского поп-фестиваля» направлен против бездуховности, она отрицает так называемую массовую культуру. «Милый бо-пэр!..» — это лирично-ироническая психологическая повесть. В ней Тибор Дери отчасти на автобиографическом материале рассуждает о старении и трогательно описывает последнюю, платоническую любовь писателя, которому уже за семьдесят, к молодой девушке.

Избранные произведения

  • Lia / Лия, повесть (1917)
  • Az óriáscsecsemő / Младенец-гигант, пьеса (1926)
  • Szemtől-szembe / С глазу на глаз (1945)
  • Alvilági játékok / Адские игры, роман (1946)
  • A befejezetlen mondat / Незаконченная фраза, роман (1947)
  • Tükör/ Зеркало (1947)
  • Jókedv és buzgalom (1948)
  • Itthon (1948)
  • A tanúk / Свидетели (1948)
  • Felelet / Ответ, роман (1950)
  • Simon Menyhért születése (1953)
  • Talpsimogató (1954)
  • Ló meg az öregasszony (1955)
  • Niki. Egy kutya története / Ники. История одной собаки, повесть-притча (1956)
  • G. A. úr X-ben / Г-н Г. А. в г. Х, роман (1964)
  • A kiközösítő / Предающий анафеме (1966)
  • Ítélet nincs / Приговора нет, книга воспоминаний (1969)
  • Képzelt riport egy amerikai pop-fesztiválról/ Воображаемый репортаж об одном американском поп-фестивале (1971)
  • A napok hordaléka (1972)
  • Kedves bóper… / Милый бо-пэр, повесть (1973)
  • Újabb napok hordaléka (1975)
  • Kyvagiokén? / Ктоятакой? (1976)

Экранизации

Публикации на русском языке

  • Ответ / Пер. Е. Малыхиной. — М.: Худож. лит., 1974. — 859 с.
  • Милый бо-пэр / Пер. Е. Малыхиной; Предисл. И. Добози. — М.: Прогресс, 1980. — 135 с.
  • Избранное / Сост. В. Середа; Послесл. Д. Тота. — М.: Худож. лит., 1983. — 349 с.
  • Воображаемый репортаж об одном американском поп-фестивале; Ники: Повести / Пер. О. Россиянова, Е.Малыхиной. М.: Худож. лит., 1989. — 192 с.

Признание

Премия Баумгартена (1947), премия Кошута (1948). С 1984 в Венгрии вручается премия Тибора Дери.

Напишите отзыв о статье "Дери, Тибор"

Литература

  • Egri P. Survie et réinterprétation de la forme proustienne: Proust-Déry-Semprun. Debrecen: Kossuth Lajos Tudományegytem, 1969
  • Ungvári T. Déry Tibor: alkotásai és vallomásai tükrében. Budapest: Szépirodalmi Könyvkiadó, 1973

Ссылки

  • [magazines.russ.ru/authors/d/deri В Журнальном зале]
  • [shkolazhizni.ru/archive/0/n-40413/ Тибор Дери. Почему его нельзя забыть?]

Отрывок, характеризующий Дери, Тибор

– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.