Дерман, Генриетта Карловна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<tr><th style="min-width:9em;">Известна как:</th><td class="note" style=""> библиотековед, директор Библиотеки Коммунистической академии ЦИК СССР (1923—1934), первый директор Московского библиотечного института (1930—1937) </td></tr> </table> Генрие́тта Ка́рловна Де́рман (латыш.Henriete Dermane; урожд. Абеле (латыш.Ābele); 10 (22) августа 1882, Рига — 8 января1954, Воркута) — одна из первых латышских революционерок; библиотековед, организатор, теоретик и практик библиотечного дела в СССР, директор Библиотеки Коммунистической академии ЦИК СССР (1923—1934), первый директор Московского библиотечного института (1930—1937). В 1938 году была репрессирована, 15 лет провела в лагере (1939—1954). Реабилитирована посмертно в 1955-м. Главная цель теоретических изысканий и практической работы Г. К. Дерман — доступность и понятность библиотечных каталогов широким массам читателей; основные направления деятельности — централизациякаталогизации на базе единой печатной карточки для всех библиотек; унификация книгоописания с применением принципа коллективного авторства; предметный каталог как ведущий в системе каталогов в библиотеках[1].



Биография

Ранние годы

Родилась в Риге, в семье плотогона Карла Абеле. В 1899 году окончила рижскую Ломоносовскую женскую гимназию. В 1900-м под воздействием революционных идей вступает в Прибалтийскую латышскую социал-демократическую рабочую организацию (ПЛСДРО), работает в коллегии пропагандистов. В 1903—1905 годах учится на Высших женских педагогических курсах в Москве, работает связной Московского комитета РСДРП. Окончив курсы, возвращается в Ригу, осенью 1905-го уезжает в Европу (Швейцария, Германия, Бельгия) по заданию ЛСДРП[2][3].

В ноябре 1905 года в Брюсселе выходит замуж за Вилиса Дермана (латыш. Dermanis), товарища по партийной борьбе. Вскоре семья возвращается в Латвию, продолжает заниматься революционной деятельностью. Следуют аресты и тюрьмы. В 1907—1911 годах Г. Дерман работает в Рижской организации ЛСДРП, в 1910-м избрана членом ЦК партии. Весной 1911 года Дерманы арестованы, Вилис приговорён к четырём годам каторжных работ, Генриетта вскоре освобождена за недостатком улик. В 1912-м уезжает за мужем в ссылку в Сибирь. Семья ссыльных живёт в посёлке Балаганск Иркутской губернии, Генриетта занимается переводами, работает учительницей, преподаёт немецкий и французский языки. Весной 1914 года организует побег мужа из ссылки. Дерманы приезжают в Петербург, оттуда перебираются в Германию. С началом Первой мировой войны, в августе 1914-го арестованы в Берлине как подданные Российской империи. В октябре 1914-го высланы из Германии, эмигрируют в США[4][3].

Семья поселяется в Бостоне, Генриетта работает домашней учительницей, выполняет поручения латышской эмигрантской социал-демократической организации[5].

В 1918 году у Дерманов родилась дочь, которая прожила лишь 14 дней[6].

В 1919 году супруги вступают в компартию Америки[7][8].

Становление в профессии

В США Г. К. Дерман получает библиотечное образование, в 1917 году оканчивает библиотечное отделение Симмонс-колледжа</span>ruen. Обучение в колледже совмещалось с практической работой в американских библиотеках[К 1], выступлениями с лекциями о библиотечном деле в России, переводами на русский язык американских учебников по библиотечному делу. В анкете Дерман мая 1917 года указано владение семью иностранными языками и желание «получить работу, которая позволит познакомиться с возможно большим числом форм и методов библиотечной деятельности, применяемых в США»[6].

С июня 1917-го по май 1921 года Г. К. Дерман работает каталогизатором и классификатором в славянском отделе Библиотеки Конгресса. Основной задачей была систематизация и классификация коллекции Г. В. Юдина (англ. Yudin Collection), 10 лет хранившейся «на двух этажах чердачного помещения» библиотеки. В письмах Дерман тех лет сохранилось свидетельство о сильной запылённости коллекции, для разбора книг руководство Библиотеки Конгресса снабдило её кухонным фартуком и большой кепкой[9]. Работа Г. К. Дерман по превращению залежей в доступное читателям организованное книжное собрание получила высокую оценку сотрудников Библиотеки Конгресса[10]. В отчёте библиотеки за 1920—1921 годы отмечен «необыкновенный профессионализм» Дерман, а её уход в мае 1921-го оценивается как «серьёзная потеря для библиотеки»[11][6].

В конце 1921 года Г. К. Дерман возвращается в Латвию вслед за уехавшим ранее мужем. По пути делает остановку в Москве, где 18 декабря выступает с докладом «Библиотечное дело в Америке». Работает в Рижском центральном бюро профсоюзов, в августе 1922 года вслед за В. Дерманом арестована по обвинению в принадлежности к компартии, помещена в Рижскую центральную тюрьму. В конце декабря 1922-го по обмену политзаключёнными Дерманы высланы в Советскую Россию, поселяются в Москве. В 1923-м вступают в ряды ВКП(б)[12][11].

Вклад в библиотечное дело

Библиотека Коммунистической академии

В феврале 1923 года Дерман возглавила Библиотеку Социалистической академии общественных наук (вначале заместитель директора, затем директор)[К 2]. На начало 1923 года фонд библиотеки составлял свыше 386 тыс. единиц, хранилище представляло собой «беспорядочные, вышиной до сажени наложенные на полу груды книг»[13]. Под руководством Дерман была проведена структуризация Библиотеки (выделены функциональные отделы — приёма литературы, комплектования, хранения, каталогизации, научной систематизации, библиографии, справочный отдел), положено начало системе каталогов. Используя опыт работы в библиотеках США, Дерман адаптировала схемы классифиции Библиотеки Конгресса к советской библиотеке. Особое внимание уделяла предметному каталогу, считая, что он должен быть генеральным каталогом библиотеки, внедрению централизованной каталогизации, налаживанию книгообмена, развитию справочно-библиографической работы (в том числе созданию ретроспективных библиографических указателей литературы)[13][1].

По оценкам историков, Г. К. Дерман был продемонстрирован «образец системного делового и творческого подхода к организации библиотечной и информационной работы», за 10 лет её руководства «Библиотека Коммунистической академии из разрозненного собрания печатных источников превратилась в настоящую научную библиотеку». В дальнейшем разработанные ею структура и формы работы сохранялись, со временем углубляясь и расширяясь[13].

Другая научная и организационная работа

Одновременно участвовала в организации библиотеки созданного в 1923 году Института В. И. Ленина, заведовала библиотекой до реорганизации Института в 1931-м. В 1924 году участвовала в организационной перестройке Румянцевской библиотеки, входила в состав временной коллегии по управлению Библиотекой, в 1924—1925-м была членом правления, затем членом учёного совета Библиотеки. В 1925—1931 годах возглавляла библиотечную комиссию при Государственном учёном совете Наркомпроса РСФСР по обследованию библиотеки и разработке её новой структуры[1].

В 1923 году вошла в состав каталогизационной комиссии при Институте библиотековедения, участвовала в разработке первой советской государственной каталогизационной инструкции, вводящей единство описания изданий, в том числе коллективного авторства. Основные положения инструкции позднее легли в основу «Единых правил описания произведений печати»[1][14].

В конце 1920-х — 1930-х годах под редакцией Г. К. Дерман вышли первые в СССР словари и учебные пособия по библиотечному делу[14].

В 1929—1930 годах — член редколлегии журнала «Библиография»[К 3][14]. В 1930—1937 годах — председатель Библиотечной комиссии при Секции научных работников Облпроса[1].

В декабре 1936 года входила в состав оргбюро Всесоюзного совещания по теоретическим вопросам библиотековедения и библиографии, на котором было принято решение о составлении единой советской государственной каталогизационной инструкции, обязательной для всех библиотек[1].

Участие в конференциях, съездах, конгрессах

В середине 1920—1930-х годах принимала участие в советских съездах, конференциях, совещаниях и международных конгрессах, посвящённых библиотечному делу. В июле 1924 года была делегатом и одним из организаторов состоявшегося в Москве I Всероссийского съезда библиотечных работников, выступила с докладом об основных путях, формах и методах межбиблиотечных связей, ряд предложений нашёл отражение в резолюции Съезда. В декабре этого года участвовала в организации и проведении Первой Всероссийской конференции научных библиотек РСФСР, выступила с докладом «О централизации каталогизации», позднее вошла в состав редколлегии «Трудов конференции»[15][1]. На проходившем параллельно с конференцией I Всероссийском библиографическом съезде выступала за демократизацию библиографии, её связь с жизнью и доступность широким массам, отмечая важность роли высококвалифицированных специалистов в составлении такой библиографии: «…я различаю библиографию описательную и библиографию рекомендательную, причём любая из них может быть составлена научно и ненаучно»[1].

В декабре 1926 года — член оргбюро и президиума проходившей в Ленинграде Второй Всероссийской конференции научных библиотек, посвящённой вопросам координации работы библиотек разных типов и каталогизации. Выступила с докладами «О работе библиотечной комиссии Государственного учёного совета» и «Рационализация каталогизации в научных библиотеках»[1].

В июне 1929 года участвовала в работе Первого международного библиотечного и библиографического конгрессе в Риме, Флоренции и Венеции, где выступила с докладом «О государственных издательствах в Советском Союзе» (на французском языке)[16]. В мае 1935 года — делегат от СССР на Втором конгрессе в Мадриде и Барселоне, выступает с докладами «Информационно-библиографическая работа советских библиотек» и «Профессиональная подготовка библиотекарей» (на английском языке)[17][1].

Московский библиотечный институт

Летом 1930 года в СССР создан первый вуз библиотечного профиля — Московский библиотечный институт (МБИ). Г. К. Дерман назначена его директором[18]. Она стремилась к организации работы института по американской модели, предполагающей сочетание учебной и научно-исследовательской работы, высшего и среднего специального образования. В 1930 году организует в МБИ специальное отделение (по типу рабфака) для подготовки абитуриентов с библиотечным стажем; в 1931-м — вечернее отделение; в 1933-м — отделение по подготовке кадров для детских библиотек. Циклы библиотечно-библиографических дисциплин сочетались с информационными. Нововведения вызвали негативную оценку Н. К. Крупской: «Товарищ Дерман, по-моему, и в вузе необходимо уделять место таким вещам, как диалектический материализм (основа мировоззрения), империализм на теперешней его стадии, вопросам интернационализма, вопросам Советской Конституции, истории Советской власти. Первая часть программы — общеполитическая часть — из боевой превратилась в мирно-культурническую. Мне кажется, в настоящем её виде программа малоцелесообразная»[19].

В декабре 1933 года Дерман назначена по совместительству зав. кафедрой библиотековедения МБИ. В апреле 1934-го после объединения Института библиотековедения с МБИ Дерман освобождена от руководства Комакадемией и назначена директором объединённого Библиотечного института. В 1936 году по её предложению в МБИ созданы отделение научно-исследовательской работы и аспирантура по библиотечным специальностям, в 1937-м — экстернат и заочное отделение[17][20].

Признание

  • 1935, 30 июня — в связи с 5-летней годовщиной образования Московского библиотечного института Приказом Наркомпроса РСФСР объявлена благодарность «тов. Г. К. Дерман, создавшей институт и работавшей с огромным энтузиазмом беспрерывно в течение пяти лет в труднейших условиях, руководя разработкой учебных планов, программ по специальным дисциплинам»[21][22].
  • 1936 — В Симмонс-колледже Г. Дерман присуждена степень бакалавра наук[6][23].

Арест и приговор

В середине 1930-х начались аресты в среде латышской диаспоры, в 1936-м арестованы многие из близкого окружения Дерманов. 26 декабря 1937 года арестован Вилис Вилисович Дерман, профессор Коммунистического университета национальных меньшинств Запада и МГПИ[24][25][К 4]. 8 января 1938-го арестована Генриетта Карловна[27][К 5]. 11 января исключена из ВКП(б) «как враг народа, арестованный НКВД». В течение года шло следствие «по групповому делу библиотечных работников». 8 мая 1939 года постановлением Военной коллегии Верховного суда СССР Г. К. Дерман осуждена как «террористка, троцкистка-националистка, член антисоветской латышской организации, член диверсионной вредительской организации, распространя[вшая] контрреволюционную литературу» по статье 58 (п. п. 4, 11, 8) и приговорена к «лишению свободы в ИТЛ на 15 лет с последующим поражением в политических правах на 5 лет и с конфискацией лично принадлежащего имущества». На следствии и заседании суда виновной себя не признала[27][29].

После ареста Г. К. Дерман ряд её нововведений в библиотечном деле (в том числе предметизация каталогов) изживался как «подражание иностранщине». «Принижение значения предметного каталога отрицательно сказалось в дальнейшем на возможности автоматизации библиотечных процессов, строившихся на понятиях дескриптора, тезауруса и т. п.»[30].

Лагерь

Генриетта Карловна Дерман
латыш. Henriete Dermane (Ābele)
Дата рождения:

22 августа 1882(1882-08-22)

Место рождения:

Рига, Латвия

Дата смерти:

8 января 1954(1954-01-08) (71 год)

Место смерти:

Воркута, СССР

Страна:

Российская империя Российская империяЛатвия ЛатвияСССР СССР

Научная сфера:

Библиотековедение

Место работы:

Библиотека Гарвардского университета (1917),
Библиотека Конгресса (1917—1921),
Институт В. И. Ленина (1923—1931),
Библиотека Коммунистической академии ЦИК СССР (1923—1934),
Московский библиотечный институт (1930—1937),
Воркутлаг (1939—1950),
Речлаг (1950—1954)

Учёная степень:

Бакалавр наук (1936)

Альма-матер:

Симмонс-колледж</span>ruen

Никогда не стареть духом,
Не становиться мелочным.
Что бы ни произошло,
Будь мужественным
И в беде, и в трудностях.
По-настоящему нравственный человек
Не поддаётся никаким обстоятельствам
И не даёт себя подавить.
— Лагерное стихотворение Г. К. Дерман
(Пер. с латыш. яз.)
[31]

Последние 15 лет жизни Г. К. Дерман прошли на Воркуте. 20 июня 1939 года она прибыла этапом в Воркутлаг. Была на общих работах, потом учётчицей, табельщицей[29]. По воспоминаниям солагерницы о начале 1940-х годов, «…в лагере Генриетта Карловна старалась „не терять форму“ — носила платье с белым воротничком, миску с баландой ставила на „салфетку“ — лист белой бумаги. Она держалась прямо, с гордой осанкой, движения спокойные, уверенные. Она была человеком с несгибаемой волей»[32].

В 1943 году была переведена в «особую зону». Сохранилось воспоминание о Г. К. Дерман 1946 года: «…она была в жуткой телогрейке, перевязанной верёвкой, еле держалась на ногах, которые были чем-то обмотаны. Страшно бледная, цинга дала о себе знать. В Воркуте стояли тогда нещадные морозы, пурга и снегопад. <…> …Говорила она с трудом и показалась… древней старухой. В то время на неё страшно было смотреть»[33].

В 1948 году, по ходатайству друзей Г. К. Дерман в учётно-распределительную часть лагеря, её назначили на должность заведующего технической библиотекой Центральной углехимической лаборатории в посёлке «Рудник». По свидетельству солагерников, «любимая работа буквально воскресила Генриетту Карловну»[34]. Изучив специфику работы химлаборатории и определив потребности сотрудников в технической и научной литературе, она принялась за комплектование книжных фондов и «образцово поставила справочно-библиографическую службу»[34].

Она завязала переписку с научными библиотеками Москвы, Ленинграда и других городов, издательствами химической литературы, редакциями научных журналов. В библиотеку химлаборатории Воркуты стали поступать нужные для научной работы материалы, в том числе новейшие иностранные издания на немецком и английском языках. Дерман составляла аннотации, по которым научные работники[К 6] знакомились с новыми поступлениями, переводила нужные для работы статьи на русский язык[36].

«Научную библиотеку на пустом месте создавала Генриетта Карловна Дерман…<…> Она не просто создавала картотеку, она священнодействовала!»[37]

В 1950 году политические заключённые Воркутлага были переведены в лагерь особого назначения — Речлаг. В числе прочих ограничений усиленный режим предполагал и ограничение в работе по специальности. После перевода в Речлаг у Г. К. Дерман случился инсульт. Восстановившись после болезни, работала счетоводом. Второй инсульт случился перед самым освобождением. Когда истёк срок заключения, её перенесли на носилках из лагерной в городскую больницу Воркуты, где 18 января 1954 года она скончалась[38].

Похоронена на городском кладбище Воркуты. Место могилы неизвестно[27].

22 октября 1955 года Г. К. Дерман реабилитирована «за отсутствием состава преступления»[39].

Память

После ареста Г. К. Дерман её имя на долгие годы было вычеркнуто из истории библиотечного дела, первые публикации, посвященные её жизни и деятельности, появились в 1966 году на латышском языке, в 1972-м — на русском[40]. В 1992 году в Московском государственном университете культуры и искусств (бывш. МБИ) состоялась научная конференция, посвящённая 110-летию со дня её рождения[41][42][43]. Вторая конференция, к 125-летию, прошла в 2007-м[44].

В апреле 2009 года в вестибюле МГИК была открыта мемориальная доска с текстом: «В этом здании с сентября 1936 года по январь 1938 года работала первый директор Московского библиотечного института Генриетта Карловна Дерман»[45].

В 2012 году, 130-ю годовщину со дня рождения Г. К. Дерман, был разработан международный проект по созданию посвящённого ей интернет-ресурса[46][47][48].

С 2013 года имя Г. К. Дерман носит библиотека-филиал № 4 посёлка Северный Республики Коми, находящаяся недалеко от мест захоронения жертв политических репрессий в посёлке Юршор[49][50][48].

Библиография

Словари, учебные пособия

  • Дерман Г. К., Иванов Г. И., Трофимов Л. В. Инструкция по каталогизации произведений коллективов. — М.: Гос. центр. кн. палата РСФСР, 1927. — 82 с.
  • Словарь предметных обозначений (рубрик) библиотеки Социалистической академии / под ред. Г. К. Дерман. — М.: Изд-во Ком. акад., 1929. — 365 с.
  • Организация библиотечных фондов и каталогов: Учеб. пособие для библ. техникумов / под ред. Г. К. Дерман. — М., 1936. — 168 с.

Статьи

  • Дерман Г. К. Очередные задачи научной организации библиотечного дела страны: (К вопросу о централизации каталогизации) // Красный библиотекарь. — М., 1924. — № 4/5. — С. 50—55.
  • Дерман Г. К. Первый международный библиотечный и библиографический конгресс в Риме—Венеции. 15—30 июня 1929 г. // Библиотековедение и библиография. — М., 1930. — № 1/2. — С. 119—130.
  • Дерман Г. К. За единую Ленинскую библиотечную сеть // Библиотековедение и библиография. — М., 1930. — № 1/2. — С. 8—25.
  • Дерман Г. К. Московский библиотечный институт // Красный библиотекарь. — М., 1931. — № 7. — С. 42—49.; 1934. — № 9. — С. 11—15.
  • Дерман Г. К. Второй международный конгресс библиотечных и библиографических работников // Сов. библиография. — М., 1935. — № 14. — С. 151—159.

Другое

  • Труды первой конференции научных библиотек РСФСР / под ред. Г. К. Дерман, Д. Н. Егорова, В. А. Штейна, А. Д. Эйхенгольца. — М.: 4-я тип. «Мосполиграф», 1926. — 248 с. — 2500 экз.
  • Библиотека Коммунистической Академии. Её организация и деятельность. 1918—1928 / под ред. Г. К. Дерман. — М.: Изд-во Ком. Академии, 1928. — 158 с.

Напишите отзыв о статье "Дерман, Генриетта Карловна"

Комментарии

  1. В университетской библиотеке Кларк, библиотеке концерна «Дюпон», Бостонской публичной библиотеке, библиотеке Гарвардского университета[6].
  2. C 17 апреля 1924 года — Библиотека Коммунистической академии ЦИК СССР.
  3. C 1930 года — «Библиотековедение и библиография».
  4. Расстрелян на Бутовском полигоне в числе 229 московских латышей 3 февраля 1938[26].
  5. По др. сведениям, 5 января 1938[28].
  6. В большинстве заключённые или недавно освободившиеся, в том числе Г. Л. Стадников, И. К. Траубенберг, Г. П. Пшеничный, Н. И. Родный[35].

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 [skd.msuc.org/index.php?id=72&Itemid=2&option=com_content&view=article 130 лет со дня рождения Генриетты Карловны Дерман — первого директора МГБИ (ныне МГУКИ)]. Московский государственный институт культуры (22 августа 2012). Проверено 30 октября 2015.
  2. Маркова, 1999, с. 157—158.
  3. 1 2 Пивоваров, 2013, с. 89.
  4. Маркова, 1999, с. 158.
  5. [dl.dropboxusercontent.com/u/77616700/nashi-isdanyia/Sborniki/Г.К.Дерман.pdf «Никогда не стареть духом…» : биобиблиографическое пособие] / сост.: И. В. Колесниченко, О. В. Зайцева. — Воркута: ЦГБ им. А. С. Пушкина, 2010. — С. 5. — 22 с.
  6. 1 2 3 4 5 Мезенцева О. П. [www.gpntb.ru/win/inter-events/crimea2001/tom/tom3/Doc19.HTML Неизвестная переписка создателя МГУКИ Г. К. Дерман (по материалам архива Е. А. Набатниковой)] // Материалы Международной конференции «Крым 2001». — М., 2002. — Т. 3. — С. 123—127.
  7. Маркова, 1999, с. 159.
  8. Пивоваров, 2013, с. 90—91.
  9. Пивоваров, 2013, с. 90: «Коллекция не классифицирована, никто не знает, какие в ней есть книги и по каким предметам, в то время как запросы на русские книги поступают ежедневно. <…> За 10 лет была проведена некоторая работа по приблизительной классификации, некоторое количество каталогизировано, но без всякой системы.».
  10. Пивоваров, 2013, с. 90: «Заведующий отделом каталогизации Библиотеки Конгресса Чарльз Мартел писал директору Симмонс-колледжа Джун Донелли о Дерман: «С её возможностями, врождёнными способностями — гениальными! — и с замечательным образованием, полученным в Симмонс-колледже, она добьётся успеха, где бы то ни было в библиотечной сфере. В Библиотеке Конгресса она проделала замечательную работу по каталогизации и классификации русской коллекции, сделала всё необходимое, чтобы огромное количество хранящихся в беспорядке необработанных книг превратилось в настоящую библиотечную коллекцию».».
  11. 1 2 Пивоваров, 2013, с. 91.
  12. Маркова, 1999, с. 159—160.
  13. 1 2 3 Чёрный Ю. Ю. [socionavtika.narod.ru/Staty/Chora/derman.htm Генриетта Дерман — директор библиотеки Комакадемии] // Теория и практика общественно-научной информации. — М., 2002. — № 18. — С. 145—148.
  14. 1 2 3 [megabook.ru/article/Дерман%20Генриетта%20Карловна Дерман Генриетта Карловна] — статья из Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия
  15. Труды первой конференции, 1926.
  16. Маркова, 1999, с. 161.
  17. 1 2 Маркова, 1999, с. 164.
  18. Маркова, 1999, с. 161—162.
  19. Цит. по: Маркова, 1999, с. 163—164
  20. «Никогда не стареть духом…», 2010, с. 6—8.
  21. «Никогда не стареть духом…», 2010, с. 8.
  22. Цит. по: Крупская Н. К. О библиотечном деле: сб. трудов. — М., 1965. — Т. 4: 1934—1935. — С. 470.
  23. [simmons.libguides.com/content.php?pid=328019&sid=2717017 When Did Derman Graduate?] (англ.). Simmons Library. Проверено 2 ноября 2015.
  24. Маркова, 1999, с. 165.
  25. Штраус В. П. Генриета Дерман // Россия и Балтия / [редкол.: А. О. Чубарьян (отв. ред.), Е. Л. Назарова (ред.-сост.) и др. ; РАН, Ин-т всеобщей истории]. — М.: Наука, 2006. — Вып. 4: Человек в истории. — С. 207—208. — ISBN 5-02-035105-9.
  26. Штраус, 2006, с. 208
  27. 1 2 3 Штраус, 2006, с. 208.
  28. «Никогда не стареть духом…», 2010, с. 9
  29. 1 2 Маркова, 1999, с. 157.
  30. Маркова, 1999, с. 165—166.
  31. Цит. по: Маркова, 1999, с. 172
  32. Цит. по: Маркова, 1999, с. 167
  33. Цит. по: Маркова, 1999, с. 167—168
  34. 1 2 Маркова, 1999, с. 168.
  35. Маркова, 1999, с. 168—170
  36. [dl.dropboxusercontent.com/u/77616700/cgb/nashizdan/Генриетта%20%20Карловна%20Дерман.pdf Генриетта Карловна Дерман: из архивов Централизованной библиотечной системы и музейно-выставочного комплекса г. Воркуты] / МБУК «Централизованная библиотечная система»; Центральная городская библиотека им. А. С. Пушкина ; сост.: О. В. Зайцева, Н. А. Шумская. — Воркута: ЦГБ им. А. С. Пушкина, 2012. — С. 9. — 14 с.
  37. Цит. по: Маркова, 1999, с. 170
  38. Маркова, 1999, с. 171—172.
  39. Маркова, 1999, с. 173.
  40. Ķipers J. Henriete Dermane (1882—1954) (латыш.) // Karogs. — 1966. — Num. 11. — L. 128—135.
    Сеглин Е. В. Генриета Карловна Дерман // Научные и технические библиотеки СССР. — М., 1972. — № 3. — С. 3—15.
  41. Штраус, 2006, с. 209.
  42. Маркова, 1999, с. 156.
  43. Г. К. Дерман — первый директор…, 1994.
  44. Генриетта Карловна Дерман…, 2008.
  45. Соков П. С. [magz.elibraries.eu/magz/Библиография%20(Советская%20библиография)/Библиография%202009%20№%203.pdf Библиотечное дело — 2009] // Библиография : журн. — М., 2009. — № 3 (362). — С. 109.
  46. Henriette Derman: LS Alumna, Crusader, and Political Prisoner.
  47. [www.vorkuta-cbs.ru/novosti/genij-bibliotechnoj-raboty «Гений библиотечной работы»]. Централизованная библиотечная система города Воркуты (20 августа 2012). Проверено 1 ноября 2015.
  48. 1 2 Зайцева О. Воркута в международном проекте // Московский комсомолец в Воркуте : газ. — 2012. — Вып. 7—14 марта. — № 11.
  49. [komikz.ru/news/history/?id=13389 Она и Ленина знала: О яркой судьбе известного российского библиотековеда Генриетты Дерман] // Красное знамя. — 2014. — Вып. 20 июля.
  50. Кермас О. [www.gazeta-respublika.ru/article.php/59305 Имена знаменитых людей присвоили очагам культуры] // Республика : Издание Правительства и Гос. Совета Республики Коми. — 2013. — Вып. 30 апреля. — № 76—77 (4953—4954).

Литература

  • Г. К. Дерман — первый директор Московского библиотечного института : Мат-лы науч. конф. к 110-летию со дня рождения : Ст. и воспоминания / Моск. гос. ин-т культуры ; [сост. А. И. Лютер]. — М.: МГИК, 1994. — 150 с. — ISBN 5-7196-0679-3.
  • Генриетта Карловна Дерман — первый менеджер библиотечного дела в России : мат-лы науч. конф. к 125-летию со дня рождения / Моск. гос. ун-т культуры и искусств. — М.: МГУКИ, 2008. — 85 с.
  • Маркова Е. В. Трагическая судьба первого директора Московского библиотечного института // Из истории московских библиотек : [сб. ст.] / сост. М. Я. Дворкина. — М.: Русский путь, 1999. — Вып. 3. — С. 155—181. — ISBN 5-85887-066-X.
  • Маркова Е. В. [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=book&num=821 Воркутинские заметки каторжанки «Е-105»] / [ред. М. Б. Рогачёв] ; Коми респ. благотвор. обществ. фонд жертв полит. репрессий «Покаяние». — Сыктывкар, 2005. — С. 219—236. — 240 с. — (Покаяние : Коми республиканский мартиролог жертв политических репрессий; Прил. № 3). — 300 экз.
  • Пивоваров Е. Г. [histrf.ru/uploads/media/artworks_object/0001/08/12f130721ca3b63f4426ae46c86195fd77bcf1a6.pdf История русской книги в Библиотеке Конгресса США]. — СПб.: Нестор-История, 2013. — С. 15—18, 23, 88—92. — 240 с. — ISBN 978-5-44690-110-4.
  • 90 лет служения науке: К 90-летию Фундаментальной библиотеки общественных наук и 40-летию Института научной информации по общественным наукам РАН : сб. ст / РАН ; ИНИОН ; ред. кол.: Ю. С. Пивоваров (предс.) и др.; сост.: Ю. Ю. Чёрный, Н. Ю. Соколова, Л. В. Юрченкова. — М., 2009. — С. 10—11, 22, 238. — 296 с. — ISBN 978-5-248-00497-3.
  • Каратыгина Т. Ф. Навстречу свету далёкой звезды. Виртуальные встречи с Г. К. Дерман (к 130-летию со дня рождения) // Библиотековедение : науч.-практич. журн. — М., 2012. — № 6. — С. 62—65.

Ссылки

Внешние видеофайлы
[www.youtube.com/watch?v=4W9caiGkS0s Адреса Генриетты Дерман]
Реж. А. Войченко; МГУКИ; Мастерская В. А. Сухорукова. 2009
  • [simmons.libguides.com/Derman Henriette Derman: LS Alumna, Crusader, and Political Prisoner] (англ.). Henriette Derman International Project. Simmons Library. Проверено 29 октября 2015.
  • [mkrf.ru/press-tsentr/novosti/region/detail.php?id=268457&print=Y В Москве отметили 130-ю годовщину со дня рождения Г. К. Дерман]. Министерство культуры Российской Федерации (20 декабря 2012). — Официальный сайт. Проверено 1 ноября 2015.

Отрывок, характеризующий Дерман, Генриетта Карловна

– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.