Дершау, Карл Фёдорович

Карл Фёдорович Дершау
Дата рождения	1784(1784)
Дата смерти	20 февраля 1862(1862-02-20)
Принадлежность	Россия Россия
Род войск	кавалерия, полиция
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	Санкт-Петербургская полиция
Сражения/войны	Война четвёртой коалиции, Отечественная война 1812 года, Заграничные походы 1813 и 1814 гг., Крымская война
Награды и премии	Золотое оружие «За храбрость» (1812), Орден Святой Анны 2-й ст. (1813), Кульмский крест (1813), Орден «Pour le Mérite» (Пруссия) (1813), Орден Святого Владимира 4-й ст. (1814), Орден Святого Георгия 4-й ст. (1826), Орден Святой Анны 1-й ст. (1855)

Карл Фёдорович Дершау (1784—1862) — барон, генерал-лейтенант, Санкт-Петербургский обер-полицмейстер, комендант Або, участник Наполеоновских войн.

Происходил из дворян Курляндской губернии, родился в 1784 году.

Получив домашнее образование, в 1803 году он вступил юнкером в Рижский драгунский полк, в 1805 году произведён в прапорщики и в кампании 1806—1807 годов в Восточной Пруссии участвовал в нескольких сражениях с французами: при Голымине, Прейсиш-Эйлау, Гуттштадте, Гейльсберге и Фридланде.

В начале 1812 года, будучи поручиком, переведён тем же чином в лейб-гвардии Кирасирский полк. В Отечественную войну принимал участие в нескольких сражениях, причём 19 декабря за отличие Бородинской битве, где командуя эскдроном захватил несколько французских орудий, получил золотую шпагу с надписью «За храбрость».

В 1813—1814 годах, во время Заграничного похода, он также участвовал во многих сражениях, отличившись под Кульмом, за что получил орден св. Анны 2-й степени и особый прусский Железный крест; за бой под Лейпцигом награждён прусским орденом «Pour le mérite», а за отличие при Фер-Шампенуазе — орденом св. Владимира 4-й степени с бантом и баварским орденом Максимилиана.

В 1820 году Дершау был произведён в подполковники и в 1822 году получил назначение Санкт-Петербургским полицеймейстером, с состоянием по кавалерии. В этой должности он скоро обратил на себя внимание императора Александра I особенным усердием и знанием службы.

В 1826 году, произведённый в полковники, он был командирован в Кронштадт для производства следствия по открывшимся там злоупотреблениям и для приведения в порядок кронштадтской полиции. Выполнив успешно это поручение, он продолжал исполнение своих трудных обязанностей в смутную эпоху петербургской жизни в начале царствования императора Николая Павловича, который был вполне доволен деятельностью Дершау и часто награждал его. В этом отношении особенно выделяется 1826 год, в течение которого Дершау получил алмазные знаки к ордену св. Анны 2-й степени, бриллиантовый перстень с вензелевым изображением имени Государя, орден св. Георгия 4-й степени (26 ноября, за беспорочную выслугу 25 лет в офицерских чинах, (№ 3927 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова) и бриллиантовый перстень.

В 1829 году Дершау был назначен Санкт-Петербургским обер-полицеймейстером, должность которого исполнял почти шесть лет. Об успехах этого периода его службы свидетельствуют, помимо целого ряда полученных им Высочайших благоволений за примерный порядок в разных отраслях вверенного ему управления столицей, несколько крупных денежных наград: в 1827 году — сверх содержания Всемилостивейше повелено было отпускать ему ежегодно по 2 тысячи рублей столовых денег из городских доходов, в 1828 году — не в пример прочим, на уплату долгов ему пожаловано единовременно 10 тысяч рублей ассигнациями и в 1833 году — аренда по чину на 12 лет, вместо которой, не в пример прочим, — по 1 тысячи рублей в год. В 1831 году, во время эпидемии холеры в Санкт-Петербурге, Дершау проявил много усердия и энергии по устройству временных больниц и приемных домов.

1 января 1835 года Дершау был произведён в генерал-майоры, с назначением комендантом в Або и в этой должности в 1854—1855 годах участвовал в обороне берегов Финского побережья, а также в деле против англо-французского флота у входов в гавань Або.

Произведенный в 1848 году в генерал-лейтенанты, Дершау в 1855 году получил орден св. Анны 1-й степени.

Он скончался 20 февраля 1862 году.

Его сыновья: Николай (тайный советник) и Фёдор (писатель и издатель).

Источники

• Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Том I. А—К. М., 2009
• Исмаилов Э. Э. Золотое оружие с надписью «За храбрость». Списки кавалеров 1788—1913. М., 2007
• История лейб-гвардии Кирасирского Его Императорского Величества полка. СПб., 1833
• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769—1869). СПб., 1869

Отрывок, характеризующий Дершау, Карл Фёдорович

– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.