Дерябин, Андрей Фёдорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Андрей Фёдорович Дерябин<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">обер-берггауптман 4 класса</td></tr>

Директор Департамента горных и соляных дел
1811 — 1817
Предшественник: Качка, Гавриил Симонович
Преемник: Мечников, Евграф Ильич
 
Рождение: 1770(1770)
Дерябинское Верхотурский уезд Пермская губерния
Смерть: 26 июля 1820(1820-07-26)
Род: Дерябины
Супруга: Урусова Наталья Никитична
Дети: Фёдор (1813–1865)
 
Награды:

Андрей Фёдорович Дерябин — руководитель Департамента горных и соляных дел и Горного кадетского корпуса, один из крупнейших специалистов горнозаводского дела в России своего времени.





Биография

Ранние годы

Андрей Фёдорович родился в семье диакона в селе Дерябинское Верхотурского уезда Гороблагодатского округа Пермской губернии. После окончания учебы в Тобольской духовной семинарии, он поступил в Петербургское высшее горное училище, которое закончил через три года и в качестве шихтмейстера был определен на службу при Нерчинских горных заводах. Оттуда по рекомендации управителя он был направлен за границу для ознакомления с опытом горного дела Германии, Франции и Англии[1].

Работа в горной коллегии

В 1798 году его назначают членом Горной коллегии — высшего государственного учреждения России, ведавшего горной промышленностью, обер-бергмейстер (1799). В 1800 году — управляющий Экспедицией и Конторой разделения золота от серебра, берггауптман. Осенью 1800 года ему поручено главное управление Колыванскими и Нерчинскими заводами. А в 1801 году он стал главным начальником Гороблагодатских, Пермских и Камских горных начальств, управляющим Дедюхинскими соляными промыслами. В короткий срок Андрею Фёдоровичу удалось значительно улучшить их деятельность. Были открыты новые рудники, найдены месторождения руд, на заводы приглашены знающие техники и мастера, сооружены и перестроены фабрики, усовершенствованы машины. С 1802 года — обер-берггауптман 5 класса. В 1804 году Дерябин подал правительству обстоятельную записку, в которой предлагал провести целый ряд преобразований в управлении горной промышленностью, и ему было поручено заняться составлением «Проекта Горного положения».

В 1804 году образован комитет по реформе Горного ведомства. Для участия в работе комитета Андрей Фёдорович был вызван в Петербург. Первой задачей комитета — было ознакомиться с развитием горного дела в России и с историей горного законодательства. Эта задача и была возложена на Дерябина, который после продолжительной работы представил на рассмотрение комитета «Историческое описание горных дел в России с самых отдаленнейших времен до нынешних».

Комитет всецело присоединился к мнениям, выраженным в исторической записке Дерябина, «Проект Горного Положения», принадлежащий перу Дерябина, был утвержден 13 июля 1806 года. Новые порядки предполагалось ввести в виде опыта сначала на 5 лет, затем снова их пересмотреть и тогда уже утвердить окончательно, но пересмотра не последовало, проект оставался в действии до издания первого Свода Законов и вошел в него в виде особого устава. С окончанием реформ Дерябин получил пост начальника Гороблагодатских, Камских и Богословских железных и медных рудников и заводов.

В 1807 году — основатель Ижевского оружейного завода (в 1808 году завод был передан в Военное ведомство).

Поздние годы

В 1810 году Андрей Фёдорович снова был вызван в Санкт-Петербург, получил чин обер-берггауптмана 4 класса, а с 1811 года руководил Департаментом горных и соляных дел и Горным кадетским корпусом[2]. В конце 1816 года по слабости здоровья он получил увольнение от службы до выздоровления, и с этого времени до своей смерти находился при управлении фабричных заведений в Гомеле, принадлежавших Государственному канцлеру графу Н. П. Румянцеву.

Умер Андрей Фёдорович 26 июля 1820 года.

Труды

  • «Историческое описание горных дел в России с самых отдаленнейших времен до нынешних». 1801 год.

Семья

Жена Наталья Никитична была дочерью князя Никиты Урусова, правителя Ярославского наместничества. Сын — Фёдор (1813—1865)[3].

Напишите отзыв о статье "Дерябин, Андрей Фёдорович"

Примечания

  1. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/19968/Дерябин Дерябин Андрей Федорович на ББЭ]
  2. [www.spmi.ru/skeleton/1/9 История Санкт-Петербургского горного института]
  3. Дерябин, Федор Андреевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.М., 1896—1918.

Источники

  • Перечень русских горных деятелей. (Из бумаг покойного горного инженера С. Н. Кулибина). — ГЖ, 1900, т.3, кн.8.;
  • Русский биографический словарь;
  • Мелуа А. И. Геологи и горные инженеры России: Энциклопедия / Под ред. Академика Н. П. Лаверова. М.; СПб.: Издательство «Гуманистика», 2000.;
  • Заблоцкий Е. М. Деятели горной службы дореволюционной России. Краткий биографический словарь. СПб.: «Гуманистика», 2004.;
  • Шумилов Е. Ф. Андрей Фёдорович Дерябин. — Ижевск, 2000.
  • [sevpchela.ru/node/234 Биография, Северная пчела, 1825 г.]
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Дерябин, Андрей Фёдорович

– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.