Десятилетнее консульство

Десятилетнее консульство — период в истории Франции от вступления в силу Конституции VIII года (25 декабря 1799) до 2 августа 1802, когда сенат официально объявил итоги плебисцита по вопросу о предоставлении Наполеону Бонапарту пожизненного консульства. Фактически уже в этот период вся полнота власти во Франции принадлежала первому консулу — Бонапарту.

Введение в действие Конституции VIII года

Первое заседание коллегии трёх консулов (Бонапарт, Жан-Жак Камбасерес и Шарль Лебрен), назначенных новой конституцией, состоялось 4 нивоза VIII года (25 декабря 1799), то есть за 44 дня до того, как стали известны результаты плебисцита по вопросу о принятии этой конституции. Робость и осмотрительность, характеризовавшие образ действий временного консульства, бесследно исчезли уже на первом заседании. В прокламации первого консула к французам звучал новый язык: прочность правительства, сильная армия, твёрдый порядок, правосудие и умеренность. В тот же день были назначены семь министров: юстиции — Абриаль, иностранных дел — Талейран, военным — Бертье, внутренних дел — Люсьен Бонапарт, финансов — Годен, флота и колоний — Форфе, общей полиции — Фуше.

В дальнейшем в правительстве были произведены некоторые перестановки. Во время войны с Австрией пост военного министра занимал Карно. В плювиозе IX года было основано министерство казначейства, во главе которого встал Барбе-Марбуа. В брюмере IX года министром внутренних дел стал Шапталь, а морским министром — Декре. В фрюктидоре X года новым министром юстиции был назначен Ренье, а министерство полиции было слито с министерством юстиции.

Государственным секретарем (в его обязанности входило ведение протоколов заседаний консулов и контрассигнование правительственных актов) стал юг-Бернар Маре, будущий герцог Бассано.

Был сформирован Государственный совет, на него было возложено редактирование законопроектов и предписаний центральной администрации. Сверх того, ему была вверена неопределённая, но опасная власть «истолковывать смысл законов» по ходатайству первых консулов. Государственный совет стал главным орудием Бонапарта на пути к императорской короне. Первым делом Государственный совет отменил все законы, запрещавшие бывшим дворянам и родственникам эмигрантов занимать государственные должности. Это было сделано в обход сената и конституции. Тем самым Бонапарт с первых минут дал понять, что он не намерен ни с кем считаться.

Были избраны члены сената, трибуната и Законодательного корпуса. В трибунат и Законодательный корпус вошли в основном представители оппозиции, которые стойко боролись против нарождавшегося деспотизма, но их сопротивление было легко сломлено Бонапартом.

Репрессивные меры против печати

Пока периодическая печать была свободна, Бонапарт мог опасаться, что самосознание общества пробудится и обратится против него. Часть газет не преминула отметить некоторые неудобства конституции и беззакония первого консула. Указом от 28 нивоза VIII года Бонапарт приостановил на время войны все выходившие в Париже политические газеты, кроме тринадцати (Journal des Débats, Journal de Paris, Bien Informé, Publiciste, Ami des lois и др.). В целом лучшие парижские газеты уцелели, в том числе даже оппозиционная Gazette de France, издававшаяся Антуаном Жену, но Moniteur, крупнейшая из тогдашних газет, с 7 нивоза сделалась официальным органом, а остальным двенадцати было объявлено, что они будут немедленно закрыты, если будут печатать оппозиционные материалы.

Учреждение префектур и преобразование администрации

Деспотизм лежал в основании конституции VIII года, но был наполовину скрыт под различными формулами. 28 плювиоза VIII года был принят закон об административной реформе, срывавший маску с Бонапарта. Народ лишался права избирать каких бы то ни было должностных лиц, кроме мировых судей. Во главе каждого департамента находится префект, назначаемый первым консулом и обладающий всей полностой власти в своём регионе. Его подчинённые назначались отчасти им самим, отчасти первым консулом. В трибунате этот законопроект был подвергнут жестокой критике, но во время голосования трибуны побоялись отвергнуть его.

Отрывок, характеризующий Десятилетнее консульство

«Что с ней сделалось?» еще удивленнее сказал он сам себе.
Князь Андрей с бережливо нежным выражением стоял перед нею и говорил ей что то. Она, подняв голову, разрумянившись и видимо стараясь удержать порывистое дыхание, смотрела на него. И яркий свет какого то внутреннего, прежде потушенного огня, опять горел в ней. Она вся преобразилась. Из дурной опять сделалась такою же, какою она была на бале.
Князь Андрей подошел к Пьеру и Пьер заметил новое, молодое выражение и в лице своего друга.
Пьер несколько раз пересаживался во время игры, то спиной, то лицом к Наташе, и во всё продолжение 6 ти роберов делал наблюдения над ней и своим другом.
«Что то очень важное происходит между ними», думал Пьер, и радостное и вместе горькое чувство заставляло его волноваться и забывать об игре.
После 6 ти роберов генерал встал, сказав, что эдак невозможно играть, и Пьер получил свободу. Наташа в одной стороне говорила с Соней и Борисом, Вера о чем то с тонкой улыбкой говорила с князем Андреем. Пьер подошел к своему другу и спросив не тайна ли то, что говорится, сел подле них. Вера, заметив внимание князя Андрея к Наташе, нашла, что на вечере, на настоящем вечере, необходимо нужно, чтобы были тонкие намеки на чувства, и улучив время, когда князь Андрей был один, начала с ним разговор о чувствах вообще и о своей сестре. Ей нужно было с таким умным (каким она считала князя Андрея) гостем приложить к делу свое дипломатическое искусство.
Когда Пьер подошел к ним, он заметил, что Вера находилась в самодовольном увлечении разговора, князь Андрей (что с ним редко бывало) казался смущен.
– Как вы полагаете? – с тонкой улыбкой говорила Вера. – Вы, князь, так проницательны и так понимаете сразу характер людей. Что вы думаете о Натали, может ли она быть постоянна в своих привязанностях, может ли она так, как другие женщины (Вера разумела себя), один раз полюбить человека и навсегда остаться ему верною? Это я считаю настоящею любовью. Как вы думаете, князь?
– Я слишком мало знаю вашу сестру, – отвечал князь Андрей с насмешливой улыбкой, под которой он хотел скрыть свое смущение, – чтобы решить такой тонкий вопрос; и потом я замечал, что чем менее нравится женщина, тем она бывает постояннее, – прибавил он и посмотрел на Пьера, подошедшего в это время к ним.
– Да это правда, князь; в наше время, – продолжала Вера (упоминая о нашем времени, как вообще любят упоминать ограниченные люди, полагающие, что они нашли и оценили особенности нашего времени и что свойства людей изменяются со временем), в наше время девушка имеет столько свободы, что le plaisir d'etre courtisee [удовольствие иметь поклонников] часто заглушает в ней истинное чувство. Et Nathalie, il faut l'avouer, y est tres sensible. [И Наталья, надо признаться, на это очень чувствительна.] Возвращение к Натали опять заставило неприятно поморщиться князя Андрея; он хотел встать, но Вера продолжала с еще более утонченной улыбкой.
– Я думаю, никто так не был courtisee [предметом ухаживанья], как она, – говорила Вера; – но никогда, до самого последнего времени никто серьезно ей не нравился. Вот вы знаете, граф, – обратилась она к Пьеру, – даже наш милый cousin Борис, который был, entre nous [между нами], очень и очень dans le pays du tendre… [в стране нежностей…]
Князь Андрей нахмурившись молчал.
– Вы ведь дружны с Борисом? – сказала ему Вера.
– Да, я его знаю…
– Он верно вам говорил про свою детскую любовь к Наташе?
– А была детская любовь? – вдруг неожиданно покраснев, спросил князь Андрей.
– Да. Vous savez entre cousin et cousine cette intimite mene quelquefois a l'amour: le cousinage est un dangereux voisinage, N'est ce pas? [Знаете, между двоюродным братом и сестрой эта близость приводит иногда к любви. Такое родство – опасное соседство. Не правда ли?]
– О, без сомнения, – сказал князь Андрей, и вдруг, неестественно оживившись, он стал шутить с Пьером о том, как он должен быть осторожным в своем обращении с своими 50 ти летними московскими кузинами, и в середине шутливого разговора встал и, взяв под руку Пьера, отвел его в сторону.
– Ну что? – сказал Пьер, с удивлением смотревший на странное оживление своего друга и заметивший взгляд, который он вставая бросил на Наташу.
– Мне надо, мне надо поговорить с тобой, – сказал князь Андрей. – Ты знаешь наши женские перчатки (он говорил о тех масонских перчатках, которые давались вновь избранному брату для вручения любимой женщине). – Я… Но нет, я после поговорю с тобой… – И с странным блеском в глазах и беспокойством в движениях князь Андрей подошел к Наташе и сел подле нее. Пьер видел, как князь Андрей что то спросил у нее, и она вспыхнув отвечала ему.
Но в это время Берг подошел к Пьеру, настоятельно упрашивая его принять участие в споре между генералом и полковником об испанских делах.