Десятников, Леонид Аркадьевич
Поделись знанием:
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
| Леонид Десятников | |||
| Дата рождения |
16 октября 1955 (68 лет) | ||
|---|---|---|---|
| Место рождения | |||
| Годы активности |
1976—наши дни | ||
| Страна | |||
| Профессии | |||
| Жанры | |||
| Сотрудничество | |||
| Награды |
| ||
| [www.imdb.com/name/nm0221864/ Страница на IMDb] | |||
Леони́д Арка́дьевич Деся́тников (16 октября 1955, Харьков) — российский композитор. Лауреат Государственной премии РФ, Заслуженный деятель искусств РФ.
Биография
Родился в Харькове, в еврейской семье бухгалтеров — участника Великой Отечественной войны Аркадия Львовича Десятникова (1925 - 1987) и Шейвы Лейбовны Десятниковой (1926 - 2014)[1]. В 1973 окончил Харьковскую среднюю специальную музыкальную школу-интернат по классу теории музыки И. Н. Дубинина и Н. С. Тышко. По композиции обучался факультативно в классе Л. Ф. Шукайло и брал частные уроки у В. С. Бибика.
В 1978 окончил Ленинградскую консерваторию по классу композиции у профессора Бориса Арапова и по классу инструментовки у профессора Бориса Тищенко[2].
В 2009—2010 годах работал музыкальным руководителем Большого театра России.
Творчество
Основные сочинения: опера «Дети Розенталя»; камерная опера «Бедная Лиза»; балеты «Утраченные иллюзии» и "Opera"; «Дар» — кантата на стихи Державина; «Любовь и жизнь поэта», вокальный цикл на стихи Д. Хармса и Н. Олейникова; «Свинцовое эхо» для голоса(ов) и инструментов на стихи Дж. М.Хопкинса; «The Rite of Winter 1949», симфония для хора, солистов и оркестра.
С 1996 года интенсивно сотрудничает с Гидоном Кремером как композитор («Wie der Alte Leiermann…»; камерная версия «Эскизов к Закату», «Русские сезоны») и аранжировщик произведений Астора Пьяццолы. В 1996—1998 годах сделал свободную транскрипцию «Времен года в Буэнос-Айресе» Пьяццоллы для скрипки и струнного оркестра. В каждую часть этого цикла он включил несколько цитат из «Времён года» Антонио Вивальди, учитывая различия сезонов в северном и южном полушариях, например, в «Verano Porteño» («Лето») добавил элементы «L’Inverno» («Зимы») Вивальди[3].
Автор музыки к художественным фильмам: «Закат», «Прикосновение», «Затерянный в Сибири», «Подмосковные вечера», «Серп и молот», «Мания Жизели», «Дневник его жены», «Москва» (Гран при на Фестивале кино- и медиамузыки в Бонне за лучший саундтрек, 2000), «Пленный», «Мишень» (удостоен Национальной кинопремии «Ника» за 2011 год в номинации «Лучшая музыка к фильму»[4]).
Автор определяет собственный стиль как эмансипация консонанса, преображение банального, минимализм с человеческим лицом. Любимый жанр — трагически-шаловливая вещица.
Список произведений
Оперы и другие произведения для музыкального театра
- Бедная Лиза — одноактная опера, либретто Леонида Десятникова по повести Карамзина (1976, ред. 1980).
- Никто не хочет петь, или Браво-брависсимо, пионер Анисимов — комическая опера для детей в двух актах, либретто Бориса Чабана (1982).
- Витамин роста — одноактная классическая опера для детей, для солистов и фортепиано по поэме Олега Григорьева (1985).
- Царь Демьян − ужасное оперное представление (коллективный авторский проект), либретто Елены Поленовой по народной драме "Царь Максимилиан" (2001). Премьера - 20 июня 2001 года на сцене Малого драматического театра - Театра Европы в рамках фестиваля "Звезды белых ночей".
- Дети Розенталя — опера в двух актах, либретто Владимира Сорокина (2004). Премьера — Большой театр России, 23 марта 2005 год (реж. Эймунтас Някрошюс). Специальный приз жюри на фестивале «Золотая маска» (2006).
- Утраченные иллюзии − балет в трех актах, либретто Владимира Дмитриева (в редакции Гийома Гальена) по мотивам одноименного романа О. де Бальзака (2011). Премьера − Большой театр, 24 апреля 2011 года (балетмейстер-постановщик Алексей Ратманский).
- Опера − балет с пением в одном акте, либретто Леонида Десятникова и Карлы Мускио на основе текстов Пьетро Метастазио (2013). Премьера − Ла Скала, 17 декабря 2013 года (балетмейстер-постановщик Алексей Ратманский)[5].
Музыка для оркестра
- Эскизы к закату, версия для симфонического оркестра (1992).
Вокальная и хоровая музыка
- Три песни на стихи Тао Юаньмина для голоса и фортепиано (1974).
- Пять стихотворений Тютчева для сопрано и фортепиано (1976).
- Три песни на стихи Джона Чиарди для сопрано и фортепиано (1976).
- Две русские песни для голоса и фортепиано на стихи Р. М. Рильке (1979).
- Из XIX века, семь романсов на стихи Л. Аронзона для голоса и струнного квартета (1979).
- Дар, кантата для тенора, мужского хора и инструментального ансамбля на стихи Г. Р. Державина (1981, ред. 1997).
- Букет для смешанного хора на стихи О. Григорьева (1982).
- Старинный романс для голоса и фортепиано на стихи К. Рыжова (1982).
- Пинежское сказание о дуэли и смерти Пушкина, кантата для ансамбля солистов и камерного оркестра, слова народные в записи и обработке Б. Шергина (1983).
- Любовь и жизнь поэта, вокальный цикл для тенора и фортепиано на стихи Даниила Хармса и Николая Олейникова (1989).
- Свинцовое эхо для голоса(ов) и инструментов на стихи Дж. М. Хопкинса (1990).
- The Rite of Winter 1949, симфония для хора, солистов и оркестра (1998, ред. 2006).
- Русские сезоны для сопрано, скрипки и камерного оркестра на русские народные тексты (2000).
- Москва, три песни советских композиторов и другие фрагменты музыки к одноименному фильму для неакадемического голоса, сопрано, меццо-сопрано и инструментального ансамбля (2000).
- The Secret Land для голоса и фортепиано на стихи Р. Грейвза (2001).
- Письмо отцу для голоса и фортепиано на текст письма Г. Кремера (2007).
Камерная музыка
- Вариации на обретение жилища для виолончели и фортепиано (1990).
- Эскизы к закату, версия для флейты, кларнета, скрипки, контрабаса и фортепиано (1996).
- Hommage á Piazzolla, два танго в транскрипции для скрипки, контрабаса, фортепиано и бандонеона (1996):
- 1. "Счастье мое" (Е.Розенфельд);
- 2. "Утомленное солнце" (Е. Петербуржский).
- Wie der alte Leiermann.. для скрипки и фортепиано (1997).
- По канве Астора для фортепианного квартета (1999).
- Возвращение для гобоя, кларнета и струнного квартета (2007).
Сочинения для фортепиано
- Альбом для Айлики для фортепиано в четыре руки (1980).
- Отзвуки театра, сюита (1985).
- Du côté de shez swan (В сторону Лебедя) для двух фортепиано (2002).
Обработки, транскрипции
- Бах, Иоганн Себастьян. Сарабанда из клавирной партиты №6, BWV 830. Обработка для скрипки и камерного оркестра.
- Пьяццолла, Астор. Chiquilin de Bachin. Обработка для скрипки и струнного оркестра.
- Пьяццолла, Астор. Cuatro Estaciones Porteñas (Времена года в Буэнос-Айресе). Обработка для скрипки и струнного оркестра (1996-98).
- Пьяццолла, Астор. La Calle 92. Обработка для скрипки и струнного оркестра.
- Пьяццолла, Астор. Maria de Buenos Aires (Мария из Буэнос-Айреса), танго-оперетта. Оркестровая редакция (1997).
- Пьяццолла, Астор. Milonga sin Palabras (Милонга без слов). Обработка для скрипки и струнного оркестра (выполнена при участии Гидона Кремера).
- Пьяццолла, Астор. Rio Sena. Обработка для скрипки и струнного оркестра.
- Пьяццолла, Астор. Tango Ballet. Обработка для скрипки и струнного оркестра (1997).
- Шостакович, Дмитрий Дмитриевич. Предисловие к полному собранию моих сочинений и краткое размышление по поводу этого предисловия для баса и фортепиано, соч. 123. Обработка для баса и камерного оркестра.
Музыка к спектаклям
- 2002 — «Ревизор» Н. В. Гоголя (Александринский театр, режиссёр — Валерий Фокин).
- 2006 — «Живой труп» Л. Н. Толстого (Александринский театр, режиссёр — Валерий Фокин).
- 2008 — «Женитьба» Н. В. Гоголя (Александринский театр, режиссёр — Валерий Фокин).
Музыка к фильмам
Напишите отзыв о статье "Десятников, Леонид Аркадьевич"
Примечания
- ↑ [www.rusperson.com/html/26/RU01002689.htm Десятников Леонид Аркадьевич]
- ↑ [www.belcanto.ru/desyatnikov.html Леонид Аркадьевич Десятников (Leonid Desyatnikov) | Belcanto.ru]
- ↑ [old.russ.ru/culture/20000504_filan.html Филановский, Борис. Кремер и Десятников сочиняют метамузыку. Русский Журнал.]
- ↑ [www.kino-nika.com/the-national-award/winner/263--2011.html Лауреаты Национальной кинематографической премии «НИКА» за 2011 год]
- ↑ [www.belcanto.ru/14011101.html Премьера балета Десятникова «Опера» в постановке Ратманского в Ла Скала | Belcanto.ru]
Ссылки
- [www.proarte.ru/ru/komposers/desiatnikov/Deti_Rosenthalya.htm Дети Розенталя. Синопсис]
- [www.russiancomposers.ru/?id=4&about=14 Леонид Десятников на сайте «Современные русские композиторы»]
- [www.pr.bolshoi.net/pressa/clon_2205.htm#02 Интервью 2003]
- [www.pr.bolshoi.net/person/mn171204_desyatnikov.htm Интервью 2004]
- [www.pr.bolshoi.net/person/vn040305_desyatnikov.htm Интервью 2005]
- [zvzda.ru/interviews/1459c0efab6d Интервью 2015]
- [www.colta.ru/articles/specials/7720 Лекция Л.Десятникова о Чайковском (2015)]
- [www.classicalmusicnews.ru/interview/leonid-desyatnikov-sidish-i-snimaesh-struzhku-sovershenno-kustarnyiy-trud/ Интервью перед фестивалем 2015 года]
- [ptj.spb.ru/archive/41/premieres-41/eskizy-k-daru/ Константин Учитель. Эскизы к дару ]
- Leonid Desyatnikov (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [web.archive.org/web/20101020203543/www.izvestia.ru/news/news254111 Юбилейная статья в «Известиях»]
- [os.colta.ru/music_classic/events/details/18319/?expand=yes#expand Дм. Ренанский о Л. Десятникове]
- Леонид Десятников: [kinoart.ru/2007/n2-article2.html#4 «Шум времени и работа часовщика»] // Искусство кино. — 2007. — № 2. (интервью с И.Любарской)
|
||||||
Отрывок, характеризующий Десятников, Леонид Аркадьевич
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
Категории:
- Родившиеся 16 октября
- Родившиеся в 1955 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Харькове
- Музыканты по алфавиту
- Композиторы по алфавиту
- Композиторы СССР
- Композиторы России
- Композиторы XX века
- Композиторы XXI века
- Кинокомпозиторы СССР
- Заслуженные деятели искусств Российской Федерации
- Лауреаты Государственной премии РФ
- Лауреаты премии «Золотая маска»
- Лауреаты премии «Ника»
- Оперные композиторы России
- Кинокомпозиторы России
- Выпускники Санкт-Петербургской консерватории
- Воспитанники ХССМШи
- Лауреаты Государственной премии РФ в области литературы и искусства
