Десять заповедей (фильм, 1956)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Десять заповедей
The Ten Commandments
Жанр

драма

Режиссёр

Сесил Б. Демилль

Продюсер

Сесил Б. Демилль

В главных
ролях

Чарлтон Хестон
Юл Бриннер
Энн Бакстер

Оператор

Лойал Григгз

Композитор

Элмер Бернстайн

Кинокомпания

Paramount Pictures

Длительность

220 мин.

Бюджет

$13,5 млн.

Страна

США США

Год

1956

IMDb

ID 0049833

К:Фильмы 1956 года

«Десять заповедей» (англ. The Ten Commandments, 1956) — кинофильм. Экранизация произведения Дж. Х. Ингрэма. Премия «Оскар» за лучшие спецэффекты. Ремейк Сесилом Б. Демиллем своего одноимённого немого фильма 1923 года.





Сюжет

По совету придворных магов фараон Рамзес I приказывает убить всех новорожденных еврейских мальчиков. Одна из евреек, Иохаведа, сумела спасти своего младшего сына и спустить его в корзинке по течению Нила. В зарослях тростника корзинку с младенцем находит бездетная дочь фараона Бифия и усыновляет малыша, несмотря на протесты преданной служанки Мемнет, сразу узнавшей иудейский узор на покрывале. Царевна египетская нарекает приёмного сына именем «Моисей».

Годы спустя Моисей состоялся как полководец, его видит своим преемником Сети I и его любит наследница трона Египта Нефертири, и сам мнимый царевич пылает к египетской царевне ответной страстью. Сын Сети, Рамзес влюблен в Нефертири и завидует его положению, всячески стараясь очернить соперника.

Воспитанный в роскоши, не зная ни в чём недостатка, Моисей тем не менее жалеет рабов, пытается облегчить им условия работы. Однажды он даже спасает от гибели пожилую женщину, не ведая, что она его родная мать. Тесно общаясь с евреями Моисей узнает об их Боге, который, как верят рабы, пошлет им Избавителя, с чьей помощью освободит свой народ от вековых уз рабства.

До египтян также доходили слухи об обещанном Избавителе, но кто он, не знает никто. Рамзес, глядя на отношение Моисея к рабам, считает, что он и есть тот самый Избавитель и подкупает одного из евреев, который благодаря ничтожности и доносам сумел добиться более высокого положения среди своих соплеменников. Дафан соглашается добыть для завистливого Рамзеса необходимую информацию.

Между тем, Моисей как никогда близок к трону, и Нефертири уже готовится к свадьбе с ним. Не желая союза царевны с рабом, Мемнет нарушает данное Бифии слово и раскрывает счастливой египтянке происхождение жениха. Правда только разгневала её, и Нефертири убивает служанку, сталкивая ту с балкона. Однако скрыть истинную причину смерти ей не удается, и она признается как в убийстве, так и рассказывает правду. Моисей идет к Бифии за объяснениями, но ничего не добивается. Приёмная мать умоляет еврейку не говорить их сыну правду. Иохаведа почти смогла выполнить просьбу Бифии, но Моисей требует поклясться именем Бога Израилева. Иохаведа не в силах солгать. Моисей знакомится с сестрой Мариам и братом Аароном и решает стать рабом.

Красота иудейских женщин служит для них и благословением и проклятьем: заприметив привлекательную водоноску Лилию, надзиратель Бака хочет забрать её к себе в наложницы, хотя у неё есть жених, каменотес Иисус. Он пытается спасти любимую, но его хватают и собираются сослать в каменоломни. На помощь Иисусу приходит Моисей, который убивает надзирателя и признается ему в своем еврейском происхождении. Это слышит Дафан и передает Рамзесу, требуя взамен Лилию, к которой питает животную похоть.

Моисея приводят к фараону как преступника и изгоняют из Египта в пустыню. Трон и Нефертири достаются Рамзесу, а Моисею только посох и иудейский плащ, переданный для него матерью Иохаведой перед смертью. Лилия в отчаянии соглашается стать наложницей противного ей Дафана.

Скитаясь по пустыне, исчерпав все запасы воды и еды, Моисей достигает земли Мадиамской, где встречается с дочерьми священника Иофора и остается жить у их отца. Моисей становится пастухом. Желая окончательно связать Моисея с землей Мадиамской, Иофор предлагает взять ему в жены одну из его дочерей. Ветреные кокетки не прельщают его, поэтому беглый еврей выбирает старшую из девушек, Сепфору, в надежде, что её ум и доброта помогут ему забыть о Нефертири.

У Моисея и Сепфоры подрос сын Гирсам, когда Иисус сбегает из каменоломен в землю Мадиамскую. Именно тогда Бог взывает к Моисею из горящего куста, отправляя его к фараону освободить народ Израилев. Моисей подчинается повелению Бога и возвращается в Египет.

Рамзес стал фараоном, женился на Нефертири, и у него тоже подрос сын. Моисей повелевает ему отпустить евреев, показывая чудо с посохом, но фараона не пугает «фокус» неведомого ему Бога. Назло Моисею, он накладывает на рабов ещё более непосильную работу.

Нефертири до сих пор любит Моисея и хочет вернуть его, но он предан Богу, и в сердце его не осталось даже следов былой страсти, он давно полюбил свою кроткую и верную жену Сепфору. Царица не понимает, чем могла покорить его простая пастушка, на что Моисей отвечает, что Сепфора красива душой, чего самой Нефертири не понять.

Бог посылает на Египет казни, но Рамзес непреклонен и не намерен отпускать своих рабов. Нефертири ожесточает сердце Рамзеса, и он приказывает истребить всех первенцев еврейских, начиная с Гирсама. Не желая быть виновной в гибели сына Моисея, Нефертири спасает его, отсылая мальчика вместе с матерью обратно в землю Мадиамскую. Моисей в ужасе обращается к Богу и сообщает царице Египта о последней казни — умрут все первенцы египетские. Нефертири умоляет его сжалиться, но обратного пути нет.

Ночью с неба на землю опускается туман, который убивает всех первенцев, не трогая тех, кто помазал кровью ягненка косяки дверей, из-за чего Иисусу пришлось спасать даже Дафана, в доме которого живёт Лилия.

Опустошенный смертью единственного сына, Рамзес отпускает евреев. Вместе с приёмным сыном уходит и Бифия. Также из Египта изгоняют Дафана. Когда евреи покидают Египет, Нефертири, озлобленная равнодушием Моисея, требует от Рамзеса его крови. Фараон бросается в погоню. Когда египтяне почти настигают бывших рабов, Бог преграждает им путь огненным столпом, а Моисей с помощью посоха разделяет воды Красного моря. Евреи благополучно переходят на противоположный берег, преследователи же погибают, захлебнувшись в обрушившихся на них волнах.

У подножия горы Синай бунтовщику Дафану снова удается взять власть над большей частью соплеменников, он заставляет Аарона сделать золотого тельца, прикрываясь лицемерными фразами о своем сочувствии горю семьи Моисея из-за его смерти. Устроив перед тельцом праздник, евреи предаются разврату, в этот момент с Синая спускается Моисей со скрижалями в руках. В гневе он разбивает скрижали и разрушает золотого тельца, в образовавшуюся расселину падают все восставшие во главе с Дафаном.

Через сорок лет у пределов Земли Обетованной постаревший Моисей назначает Иисуса своим преемником, и на этот раз любящая его Сепфора не может пойти вместе с ним — Бог забирает его к себе.

В ролях

Премии и награды

Напишите отзыв о статье "Десять заповедей (фильм, 1956)"

Ссылки

  • [www.variety.com/review/VE1117795521.html?categoryid=31&cs=1&p=0 обзор и критика фильма на сайте] variety

Отрывок, характеризующий Десять заповедей (фильм, 1956)

Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.