Дети-солдаты

Дети-солдаты — несовершеннолетние, активно участвующие в боевых действиях в войнах и вооружённых конфликтах.

История

Дети участвовали в боевых действиях с древности. Так, в Средние века, начиная с возраста четырнадцати лет, дети становились оруженосцами, которые оказывали помощь рыцарям, к примеру, несли ночной караул и чистили оружие.

В восемнадцатом и девятнадцатом веках мальчики, которых называли «пороховыми обезьянками» и которые часто были не старше восьми лет, перезаряжали орудия на военных кораблях. До девятнадцатого века включительно мальчики в возрасте от 10 лет служили барабанщиками в армиях разных стран.

В конце Второй мировой войны нацистский режим позволял четырнадцатилетним детям служить добровольцами в частях фольксштурма. Из добровольцев из гитлерюгенда формировались отряды, которым поручалось прикрытие отхода частей вермахта, совершение диверсионных актов в тылу войск антигитлеровской коалиции.

В РККА во время Великой Отечественной войны были «сыны полков» — обычно сироты, подобранные солдатами на дорогах войны. Кроме того, советские подростки воевали в партизанских отрядах, участвовали в подпольных организациях на оккупированных территориях. Памятник детям — участникам обороны Ленинграда — установлен на проспекте Непокорённых неподалёку от Пискарёвского мемориального кладбища.

Дополнительный протокол I к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 г., относящийся к защите жертв международных вооружённых конфликтов, и Дополнительный протокол к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 г., относящийся к защите жертв немеждународных вооружённых конфликтов, принятые в июне 1977 года, запрещают участвовать в вооружённых конфликтах лицам моложе пятнадцати лет. В 1995 году Генеральный Секретарь ООН вместе с разными правительственными и неправительственными институтами призвал к «запрещению любых форм привлечения к военной службе и участия в конфликтах детей моложе восемнадцати лет», что получило название позиции «Строго после 18 лет».

Тем не менее во многих странах мира дети продолжают участвовать в боевых действиях. Особенно это распространено во внутригосударственных вооружённых конфликтах в странах Африки. Журналист Петер Шолл-Латур писал о детях-солдатах как о «наиболее ужасной болезни Африки». Он был свидетелем того, как во время гражданской войны в Сьерра-Леоне во Фритауне около 8 000 человек были изувечены бандой детей-солдат, известной как «вестсайдские мальчики». В 2008 году в Демократической Республике Конго более половины личного состава всех военных формирований (30 000 человек) были несовершеннолетними. В Уганде почти 70 % солдат так называемой «Армии сопротивления Господа» составляют дети и подростки, некоторым из них всего по восемь лет. Их похищают во время набегов на деревни и заставляют сражаться на стороне боевиков, а тех, кто пытается бежать, убивают. С 1980-х годов таким образом стали боевиками около 30 000 детей. По словам вице-председателя Центра по защите прав человека в Могадишо Али Шейха Ясина, в рядах сомалийских правительственных войск количество детей достигает 20 %. В противостоящей ей группировке «Джамаат Аш-Шабааб» доля несовершеннолетних составляет 80 %.

Дети часто используются для разведки и при устройстве засад, так как они менее заметны, чем взрослые, из-за их маленького роста им легче прятаться, и они не вызывают подозрений. Детей легче, чем взрослых, довести до состояния, при котором они бездумно подчиняются и бесстрашно сражаются. Так, один из командиров вооружённых групп в Демократической Республике Конго сказал: «Дети — хорошие бойцы, потому что они молоды и хотят показать себя. Они верят, что это какая-то игра, поэтому они так бесстрашны». Иногда детей приучают к наркотикам и алкоголю, чтобы добиться подчинения. Часто, чтобы разорвать все связи похищенного ребёнка с родным селением, его заставляют убить кого-то из родственников или соседей. Боевики используют и девочек — прежде всего как наложниц, но также и как разведчиц и бойцов.

В Мьянме созданную в 1997 г. каренскую вооружённую группировку под названием «Армия Бога» возглавили девятилетние братья-близнецы Джонни и Лютер Хту.

Детей в качестве бойцов используют и различные военизированные исламистские организации, в частности - «Исламское государство».

Хотя международные организации призывают правительства рассматривать детей-солдат как жертв, а не пособников боевиков, многие из тех, кто задерживается правительственными войсками и полицией, часто проводят не один год в предварительном заключении. В программы по реабилитации попадает всего несколько тысяч в год, что составляет ничтожно малую их часть.

Реинтеграция детей-солдат в общество после окончания вооружённого конфликта является сложной задачей. За разоружением боевиков следует этап поиска семей детей-солдат и их воссоединения. Также предпринимаются усилия по восстановлению духовной связи детей с их общинами. Эта задача включает снятие чувства отчуждения, вины и злости, которое дети могут испытывать по отношению к своим семьям, обвиняя родителей в том, что они не смогли их защитить. Программы реинтеграции должны также учитывать проблемы, связанные с готовностью самих общин принять возвращающихся детей в тех случаях, когда дети совершили в своих общинах массовые злодеяния. В докладе ООН указывается, что дети, которых принудили к совершению зверских преступлений, не должны нести ответственность в той же мере, что и взрослые.

Международная уголовная ответственность

В соответствии с пунктом 2 (а) (XXVI) статьи 8 Римского статута Международного уголовного суда набор или вербовка детей в возрасте до пятнадцати лет в состав национальных вооруженных сил или их использование для активного участия в боевых действиях являются военным преступлением.

В марте 2012 года Международный уголовный суд признал гражданина Демократической Республике Конго Томаса Лубангу Дьило, лидера «Союза конголезских патриотов», участника итурийского конфликта, виновным в вербовке детей для участия в боевых действиях.

Дети-солдаты в массовой культуре

В аниме и манге

• В аниме Full Metal Panic одним из главных героев является семнадцатилетний сержант Сагара Сосуке, который упоминает, что начал участвовать в боевых действиях с восьми лет.
• В аниме Ёрмунганд главным героем является Джонатан Мар (Ёна) — мальчик-солдат западно-азиатского происхождения из частей горной пехоты.
• В манге Gangsta. одним из главных героев является Николас, который в детстве находился при боевом отряде.
• В аниме Первый отряд

В видеоиграх

• В серии Metal Gear, действие которой происходит во время Холодной войны, часто появляются дети-солдаты; в частности, в Metal Gear Solid: Peace Walker присутствует несовершеннолетний солдат Чико, а главный герой Metal Gear Solid 2: Sons of Liberty и Metal Gear Rising: Revengeance Райден стал ребёнком-солдатом во время событий в Либерии.
• В компьютерной игре Call of Duty: Black Ops 2 дети-солдаты служат в кубинской армии.

В кино

Дети-солдаты показаны в следующих фильмах:

• Кровавый алмаз
• Слёзы солнца
• Чёрный ястреб
• Сволочи
• Ведьма войны
• Кости (телесериал): Сезон 8, эпизод 18 «Выживший в мыле»
• Иваново детство
• Оружейный барон
• Невинные голоса
• Невидимые дети: эпизод «Танза (Tanza)»
• Бункер
• Безродные звери
• Неуловимые мстители
• Пятая волна
• Родина или смерть
• Наши матери, наши отцы

См. также

• День Красной Руки
• Сын полка
• Кантонисты
• Пионеры-герои
• Дети — жертвы пороков взрослых

Ссылки

• [www.ug.ru/archive/26426 Дети-солдаты: вчера и сегодня]
• [www.un.org/russian/children/conflict/childsoldiers.html Вербовка или использование детей-солдат]
• [www.trust.ua/news/30655.html Сомалийские дети-солдаты, фоторепортаж]
• [cripo.com.ua/print.php?sect_id=3&aid=123595 Смертельная игра: свыше 250 тысяч детей воюют по всему миру]
• [index.org.ru/crimesofwar/chs.html Дети-солдаты]

Отрывок, характеризующий Дети-солдаты

Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.