Дети и Холокост

В ходе Холокоста погибло около полутора миллионов детей, из которых примерно 1,2 млн — еврейские дети.

Многие из детей стали беженцами в ходе войны и преследований. Точное число погибших установить не представляется возможным, так как люди уничтожались целыми семьями, а номера в концентрационных лагерях давали только тем, кто мог быть использован как рабочая сила. Гибель детей и молодёжи стала одной из самых трагических страниц в истории Холокоста. Многочисленные показания, воспоминания, дневники и исследования показывают, что с первых дней антисемитской политики нацистов молодое поколение, а особенно представители еврейского народа, целенаправленно преследовалось и уничтожалось.

«Опасные» группы

Нацисты высказывались за убийство детей «нежелательных» или «опасных» групп, исходя из своих идеологических взглядов. Их действия были направлены не только против еврейских, но и против цыганских детей, а также детей с умственными или физическими недостатками. Дети с ограниченными возможностями отравлялись газом с использованием окиси углерода, их морили голодом до смерти, им делали фенольные инъекции в сердце, вешали. По неполным данным, в Германии было убито не менее 5000 детей-инвалидов; согласно новейшим данным, число убитых было намного больше. Детей с отклонениями массово убивали также на оккупированной территории СССР.

Убийства начались официально в 1939 году, их число постоянно росло на протяжении всей войны. Но преследование евреев и «ненужных» групп существовало в Германии задолго до начала войны. После печально знаменитой «Хрустальной ночи» в 1937 году евреи стали изгоями, их имущество было украдено, большинство из них было депортировано в концентрационные лагеря.

Шансы на выживание

Некоторым ещё до начала массового уничтожения помогли такие программы, как Киндертранспорт.

От маленьких детей (младенцев или детей до подросткового возраста), как правило, избавлялись в газовых камерах или просто расстреливали, стремясь «окончательно решить» вопрос уничтожения евреев. Шансы на выживание еврейских и некоторых нееврейских подростков 13-18 лет были выше, так как их труд можно было использовать. Количество спасенных детей было относительно небольшое. Некоторые выжили в гетто или в концентрационном лагере. Были очень редкие случаи, когда их удавалось прятать или выдавать за своих детей в нееврейских семьях. Но это были единичные случаи, которые не спасали положения.

Причины смерти

Дети погибали по следующим причинам:

• Дети, которых убивали сразу, как только они прибывали в какой-то лагерь.
• Дети, которых уничтожали, едва они появлялись на свет (среди них были и рожденные в гетто и лагерях, выжившие, потому что заключённые прятали их).
• Дети, как правило, старше 12, зачастую использовались в качестве чернорабочих в лагерях на кухне, для уборки казармы, работали в помещениях по обслуживанию лошадей. В случае малейшего недомогания этих детей также ожидала смерть. Кроме того, дети использовались и в качестве субъектов медицинских экспериментов.
• Дети, убитые во время карательных («антипартизанских») операций.

Гетто

В гетто, которые немцы создали в начале войны в польских городах (Варшава, Лодзь), еврейские дети умирали от голода, а также отсутствия надлежащей одежды и крова. Немецкие власти были безразличны к этой массовой гибели, потому что они считали младших детей гетто "бесполезными едоками". Немцы намеренно ограничивали еду. В гетто и различных лагерях смерти дети уничтожались в первую очередь, потому что они, как правило, были слишком молоды, чтобы их труд можно было использовать. Немецкие власти обычно выбирали их для уничтожения в первую очередь, наряду с пожилыми людьми и инвалидами. Дети, достаточно здоровые и способные к труду, часто выполняли непосильную работу на пользу лагеря и погибали, но иногда они были вынуждены делать ненужные задания, например, рытье котлованов.

Медицинские эксперименты

Дети подвергались экспериментам в разных лагерях, особенно в Освенциме, где активно работал Йозеф Менгеле. Тех, кого исследовал Менгеле, лучше кормили, их помещали в более приемлемые условия, временно им не грозили газовые камеры. Для объектов экспериментов он открыл детский сад для еврейских и цыганских детей до 6 лет. При посещении «своего» ребёнка он представлялся «дядей Менгеле», предлагал сладости. Но он был лично ответственен за гибель неизвестного числа жертв, которых убил с помощью смертельной инъекции, расстрелов, избиений и мучительных экспериментов. Сын Менгеле Рольф сказал, что отец позже не раскаялся в своих военных преступлениях.

Из воспоминаний бывшего заключенного: «Он был способен быть так добр к детям, что они начинали любить его, приносил им сахар, думал о мелких деталях их повседневной жизни, сделать так, чтобы мы им искренне восхищались … А потом мог стоять рядом с крематорием и курить, зная, что завтра или в течение получаса он отправит туда этих детей».

Особое место в медицинских экспериментах Менгеле занимали дети-близнецы. Их подвергали еженедельным проверкам, постоянно измеряя их физические данные. Эксперименты, проведенные Менгеле на близнецах, включали ненужные ампутации конечностей, намеренное заражение одного из близнецов тифом или другими заболеваниями, переливание крови одного из близнецов другому. Часть жертв умирали во время прохождения этих процедур. После окончания экспериментов, близнецов, как правило, убивали. Нисли вспоминал, как Менгеле лично убил четырнадцать близнецов за одну ночь, сделав инъекции хлороформа в сердце. Если один из близнецов умирал от болезни, Менгеле убивал другого, делая сравнительные посмертные отчеты.

Эксперименты Менгеле с глазами включали попытки изменить цвет глаз с помощью введения инъекционных химических веществ в глаза живых субъектов. Он убивал людей с гетерохроматическими глазами, удаляя глаза и отправляя их в Берлин для изучения. Для Менгеле искали беременных женщин, над которыми он проводил эксперименты перед отправкой их в газовые камеры. Свидетельница Вера рассказала, как он сшил спины двух близнецов, пытаясь создать сиамских близнецов. Дети умерли от гангрены после нескольких дней неимоверных страданий.

Способы выживания

И однако многие дети смогли выжить. Некоторым помогло участие в подпольной деятельности сопротивления. Часть из них были отделены от родителей или других родственников, другие стали еврейскими партизанами.

Между 1938 и 1939 годами организация Киндертранспорт (Детский транспорт) отправила около 10000 еврейских детей (без родителей) в Великобританию из нацистской Германии и оккупированных немцами территорий.

Во Франции почти все протестантское население Шамбон-сюр-Линьон, а также многие католические священники, монахини и миряне-католики прятали еврейских детей в городе с 1942 по 1944 годы. В Италии и Бельгии многие дети выжили в подполье.

Некоторые неевреи прятали еврейских детей, иногда, как в случае с Анной Франк, и других членов семьи.

Известные дневники детей — жертв Холокоста

• Дневник Анны Франк. В нём описана жизнь девушки, тайно проживающей вместе со своей семьей в Амстердаме.
• Дневник Исаака Рудашевского. Мальчик Исаак описал то смятение, которое было у жителей гетто Вильно, ликвидированного в сентябре 1943 года. Сам он был изгнан вместе с другими жителями гетто.
• Дневник Тамары Лазарсон из Ковенского гетто. Тамара описала личный процесс усвоения евреями своей еврейской идентичности в процессе уничтожения и преследований.
• Дневник голландской еврейской девушки Дины Хельги. История последних дней при нацистском режиме, написанная 1943 году. Дневник был обнаружен только 19 октября 2004 года.
• Дневник Моше Зеев Финкерая передает мысли религиозного еврейского мальчика, который видит преследования еврейского народа нацистами.

Выжившие в Холокосте

После капитуляции фашистской Германии беженцы и перемещенные лица искали по всей Европе пропавших без вести детей. Тысячи детей-сирот были в лагерях для перемещенных лиц. Многие выжившие еврейские дети бежали из Восточной Европы. Став частью массового бегства, они направлялись в ешувы (еврейские поселения в Палестине). Впоследствии многие из них сыграли большую роль для создания государства Израиль в 1948 году.

См. также

• Житомирский, Геньо
• Тегеранские дети
• Расстрел воспитанников Нижне-Чирского детского дома

Литература

• Robert Jay Lifton. The Nazi Doctors: Medical Killing and the Psychology of Genocide. — Basic Books, 2000. — 561 p. — ISBN 9780465049059.

Ссылки

• [www.ushmm.org/wlc/ru/article.php?ModuleId=10005142 Дети во время Холокоста]. Энциклопедия Холокоста. Мемориальный музей Холокоста. Проверено 21 декабря 2015.
• [ru.claimscon.org/what-we-do/compensation/background/child-survivor-fund/ Фонд “Дети Холокоста”]. Клеймс Конференс. Проверено 21 декабря 2015.
• [www.netzulim.org/R/OrgR/Articles/Stories/Smilovitsky02.html Судьба еврейских детей в годы оккупации на территории Белоруссии]. netzulim.org. Проверено 21 декабря 2015.
• [rememberme.ushmm.org/ Remember Me: Displaced Children of the Holocaust]. rememberme.ushmm.org. Проверено 21 декабря 2015.

Отрывок, характеризующий Дети и Холокост

Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.