Дети капитана Гранта

Дети капитана Гранта
Les Enfants du capitaine Grant
Жанр:	приключенческий роман
Автор:	Жюль Верн
Язык оригинала:	французский
Дата первой публикации:	1867—1868
Издательство:	Пьер-Жюль Этцель
Текст произведения в Викитеке

«Де́ти капита́на Гра́нта» (фр. Les Enfants du capitaine Grant) — роман французского писателя Жюля Верна, впервые полностью опубликованный в 1868 году, а частями публиковавшийся в «Magasin d'Éducation et de Récréation» с 20 декабря 1865 по 5 декабря 1867 г. Это первая часть трилогии, которую продолжили романы:

• «Двадцать тысяч льё под водой» (1869—1870);
• «Таинственный остров» (1874).

Роман состоит из трёх частей, в каждой из которой главные герои повествования — лорд и леди Гленарван, майор Мак-Наббс, Жак Паганель, Мэри и Роберт Грант, Джон Манглс — в поисках капитана Гранта путешествуют вокруг Земли по Южной Америке через Патагонию, по Австралии и Новой Зеландии, строго придерживаясь 37-й параллели южной широты.

Сюжет

Капитан Грант, мечтавший о «Новой Шотландии»

26 июля 1864 года матросы паровой яхты «Дункан» лорда Эдуарда Гленарвана в водах Шотландии поймали рыбу-молот, внутри которой нашли бутылку с письмами на трёх языках: английском, немецком и французском. Хотя вода сильно испортила текст, удалось разобрать, что английское судно «Британия», пропавшее в море за год до начала событий романа, потерпело крушение, после которого остались в живых три человека: капитан Грант и двое матросов, и что они нашли убежище на какой-то земле, лежащей на 37°11' южной широты. Долготу же, как и саму землю, на которую выбрались жертвы крушения, определить не удалось.

Британское Адмиралтейство отказывает Гленарвану в поддержке, ссылаясь на неясность и неполноценность информации. Действительная причина отказа — националистические убеждения пропавшего капитана Гранта, мечтавшего о независимой Шотландии. Основная цель его плаваний — найти и основать «Новую Шотландию».

В дом Гленарвана приезжают сын и дочь капитана Гранта в надежде узнать об отце. Леди Элен Гленарван убеждает мужа отправиться на поиски капитана на яхте «Дункан».

«Дункан» отправляется на поиски

«Дункан» выходит из Глазго и отправляется в плаванье. На борту находятся сам лорд Гленарван со своей женой, его кузен майор Мак-Наббс, а также Роберт и Мэри Грант. Яхтой командует капитан Джон Манглс. На судне оказывается лишний пассажир — известный французский географ Жак Элиасен Франсуа Мари Паганель, по рассеянности перепутавший судно. Он направлялся в Индию по заданию географического общества. Пассажиры уговаривают его остаться, и Паганель присоединяется к поискам капитана Гранта.

37-я параллель южной широты

Долгота места высадки капитана Гранта и его матросов остаётся неизвестной, однако герои сочли, что его можно отыскать, если следовать вдоль всей 37-й параллели южной широты через Патагонию (первоначально местопребывание капитана Гранта было определено в Южной Америке). Яхта направляется через Атлантический океан к берегам Южной Америки, проходит через Магелланов пролив и следует по Тихому океану до Патагонии, к месту её пересечения с 37 параллелью. «Дункан» высаживает лорда Гленарвана, Мак-Наббса, Паганеля, Роберта Гранта, помощника капитана Тома Остина и двух матросов на западном берегу Южной Америки, с тем, чтобы, обойдя мыс Горн, принять их на восточном берегу, у мыса Коррьентес. Отряд Гленарвана пересекает Патагонию, следуя по 37-й параллели, но не находит никаких следов капитана, и, дойдя до восточного побережья Южной Америки, возвращается на ожидающий его «Дункан».

Путешественники плывут на восток, пересекают Индийский океан и посещают по пути острова Тристан-да-Кунья и Амстердам, лежащие на 37 параллели, но безрезультатно, и высаживаются в юго-восточной Австралии. Лорд Гленарван находит ферму, принадлежащую гостеприимному ирландцу, который тоже ничего не знает о «Британии». Однако один из его слуг, по имени Айртон, заявляет, что он был боцманом на «Британии», и что она погибла на восточном берегу Австралии. Сам Айртон попал в плен к австралийским аборигенам, но потом бежал и в течение месяца скитался по лесам, пока не набрёл на ферму ирландца, где и остался жить. По словам Айртона, он думал, что Грант и вся команда погибли.

Австралия

Лорд Гленарван пересекает Австралию в поисках капитана Гранта вдоль 37 параллели и приглашает Айртона проводником в своей экспедиции. В её состав, кроме Айртона, входят также те лица, которые участвовали в поисках капитана Гранта в Патагонии, к ним присоединяются леди Гленарван, Мэри Грант, капитан Манглс и Олбинет — стюард «Дункана», в то время как сама яхта под командой помощника капитана Тома Остина направляется на ремонт в Мельбурн и должна ждать там дальнейших инструкций Гленарвана.

Экспедиция начинает терпеть бедствия, одна за другой падают почти все лошади, отряд попадает в болота реки Сноуи. Паганель под диктовку лорда Гленарвана пишет письмо с приказом Тому Остину направиться к восточному берегу Австралии и крейсировать в районе 37 параллели. Мак-Наббс разоблачает Айртона, который является атаманом шайки беглых каторжников. Айртон захватывает письмо и спешит в Мельбурн, надеясь захватить быстроходный «Дункан». Отряд лорда Гленарвана пешком достигает порта Иден и телеграфирует в Мельбурн. Гленарван узнаёт, что «Дункан» отплыл 18-го января в неизвестном направлении и решает, что его яхта попала в руки бандитов Айртона и стала пиратским судном.

Обследовав побережье Австралии, в месте его пересечения с 37 параллелью, он окончательно убеждается в том, что Айртон лгал ему, и капитана Гранта в Австралии нет, и решает вернуться домой. Однако в Идене не оказывается судов, следующих в Европу, и Гленарван решает добраться до Окленда, который имеет с ней более-менее регулярное пассажирское сообщение. Путешественники садятся на торговое судно «Макари» и отправляются в Новую Зеландию.

Новая Зеландия

У её западных берегов судно терпит крушение, но Гленарвану со спутниками удаётся собрать из его обломков самодельный плот и достичь на нём берега.

Высадившись в Новой Зеландии, они решают добраться до ближайшего города. Этот путь очень опасен из-за войны между англичанами и аборигенами — людоедами маори. Отряд маори захватывает в плен путешественников, рассчитывая использовать их для переговоров с английскими войсками. Узнав о том, что их пленные казнены, дикари решают съесть путешественников, но тем удаётся бежать, воспользовавшись суевериями туземцев, и добраться до восточного побережья, где они, к своему удивлению, находят «Дункан» под командованием Тома Остина. Как выясняется, прибыв в Мельбурн, Айртон отдал письмо помощнику капитана Тому Остину, который ознакомился с ним и тронулся в путь, но вовсе не в порт Иден, а к восточному берегу Новой Зеландии, так как Паганель неверно указал место прибытия. Айртон попытался подбить команду на бунт, и его взяли под стражу. «Дункан» крейсировал у берегов Новой Зеландии уже пять недель.

Атаман шайки беглых каторжников

Гленарван решает вытянуть из Айртона всё, что тот мог знать о капитане Гранте, но тот наотрез отказывается отвечать. Гленарван грозит передать его английским властям, но Айртон по-прежнему хранит молчание. Наконец, благодаря стараниям жены, Гленарван заключает договор с Айртоном — тот соглашается говорить, и рассказывает о капитане Гранте всё, что ему известно, а лорд Гленарван высаживает его на каком-нибудь безлюдном острове в Тихом океане.

Айртон действительно служил боцманом на «Британии», но, поссорившись с капитаном, решил поднять бунт и захватить судно. Бунт был подавлен, капитан Грант высадил Айртона на западном берегу Австралии. О гибели «Британии» он узнал только из рассказа Гленарвана. Айртон под именем Бена Джойса сделался атаманом шайки беглых каторжников, которые бежали из Пертской тюрьмы. Узнав о поисках капитана Гранта, он решил увести лорда Гленарвана подальше от судна, чтобы заманить «Дункан» в ловушку, перебить его экипаж и завладеть яхтой.

Лорд Гленарван остаётся верным своему слову и решает высадить Айртона на какой-нибудь пустынный остров. «Дункан» берёт курс на остров Табор — единственную непосещённую землю на 37° южной широты, где путешественники и находят капитана Гранта.

Счастливый финал

Капитан Грант спасён, и путешественники возвращаются в Англию. Мэри Грант выходит замуж за Джона Манглса, Паганель женится на сестре Мак-Наббса. Роберт поступает в мореходную академию. Айртона же, в надежде, что тот раскается в совершённых преступлениях, оставляют на острове Табор, где он проводит 12 лет — вплоть до событий романа «Таинственный остров».

Хронология

— Губернатор Джонсон? — воскликнул Паганель. — Преемник великого и доброго Линкольна, убитого безумным фанатиком — сторонником рабовладельцев?

Однако Авраам Линкольн был убит 15 апреля 1865 года, а Паганель произнес эти слова, согласно тексту романа, 29 или 30 декабря 1864 года («Первая награда по географии», 13-я глава второй части).

Следующий роман «20 000 льё под водой» начинается в 1867 году. Третий роман — «Таинственный остров» — начинается во время гражданской войны в Америке в 1865 году, до убийства Линкольна. Герои этой книги проводят на острове 4 года, то есть покидают его в 1869 году — и при этом найденный ими Айртон был брошен на острове Табор 12 лет назад, а со времени «20 000 льё под водой» проходит как минимум 6 лет или больше, причём герои уже читали опубликованный отчёт пленника-француза профессора Аронакса из второго романа). Поэтому во избежание временных противоречий в рассказе Айртона в 3-й книге события 1-й книги датируются не 1864, а 1854 годом. Данная нестыковка объясняется тем, что замысел соединить в «Таинственном острове» сюжетные ветви «Детей капитана Гранта» и «Двадцати тысяч лье» пришёл к автору уже во время работы над третьим романом.

Персонажи

• Гарри Грант — капитан судна «Британия», человек, которого герои романа ищут на всём его протяжении;
• Роберт Грант — сын капитана Гранта;
• Мэри Грант (в замужестве Манглс) — дочь капитана Гранта;
• Эдуард Гленарван — шотландский лорд, владелец яхты «Дункан»;
• Элен Гленарван — супруга лорда Гленарвана;
• Жак Элиасен Франсуа Мари Паганель — известный французский географ и невероятно рассеянный человек;
• Майор Мак-Наббс — двоюродный брат лорда Гленарвана;
• Джон Манглс — капитан яхты «Дункан», ставший мужем Мэри Грант;
• Том Айртон — мятежный боцман с «Британии», главный отрицательный персонаж романа;
• Том Остин — помощник Джона Манглса;
• Вильсон — один из матросов, всюду путешествовавший с Гленарваном;
• Мюльреди — второй путешествовавший с Гленарваном матрос, в Австралии был тяжело ранен Айртоном;
• Гаукинс — рулевой на «Дункане»;
• Мистер Олбинет — стюард на «Дункане»;
• Миссис Олбинет — горничная леди Гленарван;
• Талькав — индеец, спасший жизнь Роберту Гранту;
• Таука — лошадь Талькава, чрезвычайно умное и послушное животное;
• Мануэль Ифарагер — комендант форта Независимый;
• Падди О’Мур — ирландский колонист Австралии;
• Каи-Куму — вождь маори, в переводе — «тот, кто пожирает врага»;
• Кара-Тете — «вспыльчивый», вождь маори, убит лордом Гленарваном;
• Тогонга — верховный жрец маори, расстрелян англичанами;
• Толине — австралийский туземный мальчишка, считает, что весь мир принадлежит Британской империи;
• Билль Галлей — хозяин «Макари»;
• Мишель и Сенди Патерсоны — братья, богатые австралийские скотоводы;
• Боб Лирс и Джо Белл — два матроса, потерпевшие крушение вместе с капитаном Грантом;
• Мисс Арабелла — кузина майора Мак-Наббса, ставшая женой Паганеля;
• Хальбер — управляющий лорда Гленарвана.

Экранизации

• «Дети капитана Гранта», реж. Владимир Вайншток, СССР, 1936 год.
• «В поисках потерпевших кораблекрушение» (en:In Search of the Castaways (film)), реж. Роберт Стивенсон, США, 1962 год.
• «В поисках капитана Гранта», реж. Станислав Говорухин, советско-болгарский 7-серийный телефильм, 1986 год.

Ссылки

• [jv.gilead.org.il/rpaul/Les%20enfants%20du%20capitaine%20Grant/ The Illustrated Jules Verne — Les Enfants du capitaine Grant (1865-66)] — Иллюстрации к прижизненному изданию

Отрывок, характеризующий Дети капитана Гранта

Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.


В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.