Детройт Пистонс

Детройт Пистонс
Конференция	Восточная
Дивизион	Центральный
Год основания	1941
История	Форт Уэйн (Золлнер) Пистонс (1941–1957) Детройт Пистонс (1957–наст. время)
Стадион	Пэлас оф Оберн-Хиллс
Город	Детройт, Мичиган
Цвета клуба	Голубой, красный и белый
Владелец	Том Горс
Генеральный менеджер	Джефф Бауер
Главный тренер	Стэн Ван Ганди
Клубы Д-Лиги	Гранд-Рапидс Драйв
Чемпионство	5 НБЛ: 2 (1944, 1945) НБА: 3 (1989, 1990, 2004)
Победы в конференции	7 (Западная: (2) 1955, 1956, Восточная: (5) 1988, 1989, 1990, 2004, 2005)
Победы в дивизионе	15 НБЛ: 4 (1943, 1944, 1945, 1946) НБА: 11 (1955, 1956, 1988, 1989, 1990, 2002, 2003, 2005, 2006, 2007, 2008)
Форма
Домашняя Гостевая

К:Баскетбольные клубы, основанные в 1941 году

«Детро́йт Пи́стонс» (англ. Detroit Pistons) — профессиональный баскетбольный клуб, выступающий в Центральном дивизионе Восточной конференции НБА.

Основанный в 1941 году в Форт-Уэйне, Индиана, под названием «Форт Уэйн (Золлнер) Пистонс» (англ. Fort Wayne (Zollner) Pistons), клуб выступал в Национальной баскетбольной лиге (НБЛ) до своего вступления в НБА в 1948 году. В 1957 году команда переехала в Детройт, Мичиган, в пригороде которого базируется сегодня, проводя домашние игры на арене «Пэлас оф Оберн-Хиллс».

«Пистонс» пять раз завоёвывали чемпионский титул: 2 раза в НБЛ и 3 раза в НБА, в последний раз став чемпионом в 2004 году. Одной из наиболее памятных страниц истории команды является так называемая «Эра Плохих Парней»: в период с 1986 по 1990 годы, благодаря физическому и агрессивному стилю игры, «Пистонс» доминировали в НБА и завоевали два чемпионских титула подряд.

История клуба

От Форта Уэйна до Детройта

Клуб был основан в городе Форт Уэйн, Индиана и назывался «Форт Уэйн Золлнер Пистонс». Владельцем команды стал Фред Золлнер, основатель Zollner Corporation, компании, производившей поршни для автомобилей, грузовиков и поездов. Выступала в Национальной баскетбольной лиге, трижды подряд выигрывала Всемирный профессиональный баскетбольный турнир. Домашние игры проводила в спортивном зале средней школы Норт Сайд (англ. «North Side High School Gym»). В 1948 году клуб был переименован в «Форт Уэйн Пистонс» и вместе с тремя другими командами НБЛ перешёл в Баскетбольную ассоциацию Америки. Фред Золлнер сыграл большую роль в объединении НБЛ и БАА и в образовании новой Национальной баскетбольной ассоциации из БАА и НБЛ в 1949 году. С этого же года «Пистонс» начинают выступать в новосозданной лиге.

В сезонах 1953/54 и 1954/55 игроков «Пистонс» часто подозревали в организации договорных матчей. В частности, в финальной игре 1955 года, когда «Пистонс» проиграли команде «Сиракьюс Нэшнлс». В решающей седьмой игре детройцы вели в начале второй четверти со счетом 41-24, однако проиграли в конце игры.

Несмотря на хорошую поддержку болельщиков, в маленьком городе сложно было добиться большой доходности. В 1957 году Золлнер решил перевезти команду в Детройт, находившийся в 150 км от Форта Уэйна. Детройт был намного большим городом и не имел баскетбольных клубов более десятилетия: в 1947 году команда «Детройт Джемс» из НБЛ переехала в Миннеаполис (сейчас «Лос-Анджелес Лейкерс»), а «Детройт Фалконс» из БАА обанкротилась. Причиной переезда именно в Детройт послужило то, что большая часть продукции Золлнера поступала в автомобильные компании этого города. Так как название команды хорошо подходило для нового города, его решили не менять. Первые четыре сезона клуб играл домашние поединки на арене «Олимпиа стадиум» (в то время домашняя арена «Детройт Ред Уингз»). В конце 1950-х годов в команде играли такие игроки, как Джин Шу, Дик Макгуайр и Джордж Ярдли, который первым в истории НБА смог набрать более 2000 очков за сезон.

1960-е и 1970-е

После четырёх сезонов в «Детройт Олимпиа», в 1961 году команда переехала в «Кобо-арену». В 1960-х и 1970-х годах клуб характеризовался как очень сильный в индивидуальном, но слабый в командном плане. В это время за «Пистонс» играли такие игроки, как Дэйв Дебуше, Дэйв Бинг, Джимми Уокер и Боб Ленье. Дебуше также был самым молодым играющим тренером в истории НБА. К сожалению болельщиков, в 1968 году популярный Дебуше был обменян на Ховарда Комайвса и Уолта Беллами в «Нью-Йорк Никс», где стал одним из ключевых игроков, приведя команду к двум чемпионским титулам. Хотя в составе «Пистонс» и были хорошие игроки, команде было тяжело соревноваться с соседями по дивизиону. Так в «Милуоки Бакс» в то время играл Лью Алсиндор (с 1971 года известный как Карим Абдул-Джаббар), а в «Чикаго Буллз» играло несколько очень сильных баскетболистов.

В 1974 году Золлнер продал команду Биллу Дэвидсону, который и оставался владельцем «Пистонс» до самой своей смерти 14 марта 2009 года. Недовольный местоположением клуба, Дэвидсон перевёз команду в пригород Детройта, Понтиак, в 1978 году. В результате переезда, «Пистонс» стали проводить домашние матчи на арене «Понтиак Сильвердом», предназначенной для американского футбола (в то время домашний стадион «Детройт Лайонс»).

1980-е: Эра «Плохих парней»

Новое десятилетие команда начала с результатом 16-66 в сезоне 1979/80. Следующий сезон оказался ненамного лучше — 21-61. «Пистонс» проиграли 14 последних игр в сезоне 1979/80 и первые 7 в сезоне 1980/81, установив антирекорд НБА по количеству подряд проигранных игр.

Начиная с 1981 года, команда заполучила нескольких сильных игроков, которые впоследствии и определяли игру «Пистонс». В 1981 году клуб выбрал на драфте атакующего защитника Айзея Томаса, а в начале 1982 года выменял центрового Билла Лэймбира у «Кливленд Кавальерс» и защитника Винни Джонсона у «Сиэтл Суперсоникс». Эти три игрока стали основой команды в следующем десятилетии и смогли привести клуб к чемпионским титулам в конце 1980-х годов.

13 декабря 1983 года на домашнем стадионе «Денвер Наггетс» «Макниколс-арена» прошла самая результативная игра в истории НБА, в которой были установлены рекорды, непобитые до сих пор. 9655 человек стали свидетелями игры с 3 овертаймами и победы «Пистонс» со счётом 186—184. Кроме того, что эта игра стала самой результативной в истории НБА (370 очков), в ней были установлены рекорды по количеству набранных очков командой-победителем (186), по количеству очков проигравшей командой (184), по количеству очков забитых с игры (142), по количеству передач (93) и количеству игроков, набравших более 40 очков в игре (4).

В сезоне 1984/85 команда впервые за долгое время смогла пройти дальше первого раунда плей-офф, победив «Нью-Джерси Нетс». В полуфинале конференции «Пистонс» встретились с действующим чемпионом «Бостон Селтикс». Хотя «Бостон» доминировал в серии, детройцы удивили своей игрой. Эта серия стала началом соперничества между двумя клубами. На драфте 1985 года команда выбрала защитника Джо Думарса под 18 номером, а также выменяла у «Вашингтон Буллетс» центрового Рика Махорна. Однако, в плей-офф 1986 года «Пистонс» не смогли пройти дальше первого раунда, проиграв более атлетичной команде «Атланта Хокс». После этой серии, тренер Чак Дэйли и капитан команды Томас, решили, что команде надо начать играть более жёстко и агрессивно для более успешного соперничества в Восточной конференции.

Перед сезоном 1986/87 клуб усилился, выбрав на драфте форвардов Джона Сэлли (11-й номер драфта), Денниса Родмана (27-й номер) и форварда/защитника Эдриана Дэнтли (выменяли у «Юты Джаз»). Команда стала играть в более силовой, защитный стиль, из-за чего получила прозвище «Плохие парни» (англ. «Bad Boys»). В 1987 году «Пистонс» дошли до финала восточной конференции, где опять встретились с «Бостоном». После четырёх игр счет в серии был 2-2. В пятом поединке «Детройт» вел в счете, и за несколько секунд до конца игры мяч был у Айзеи Томаса. Томас попытался быстро ввести мяч в игру, не заметив призыв тренера взять тайм-аут, однако лидер «Селтикс» Ларри Бёрд перехватил мяч и передал его Деннису Джонсону, который реализовал победный бросок. Шестую игру выиграли «Пистонс», а в решающей седьмой победу одержали «Селтикс». В 1988 году «Пистонс» усилились купленным у «Финикс Санз» центровым Джеймсом Эдвардсом, установили рекорд клуба по количеству побед в сезоне (54) и впервые стали чемпионами Центрального дивизиона. В финале конференции детройцы опять встретились с «Селтикс», однако на этот раз победу в серии праздновали «Пистонс» и, впервые с момента переезда в Детройт, вышли в финал чемпионата. В финале «Пистонс» встретились с «Лос-Анджелес Лейкерс», лидерами которого были Мэджик Джонсон, Джеймс Уорти и Карим Абдул-Джаббар. После пяти игр детройтцы вели со счетом 3-2 и приехали на шестую игру в Лос-Анджелес готовыми выиграть серию. Самым запоминающихся моментом этой игры стал рекорд Айзеи Томаса по количеству забитых очков в одной четверти — 25, однако в итоге «Пистонс» проиграли матч со счётом 103—102 из-за нескольких спорных фолов Билла Лэймбира на Кариме Абдул-Джаббаре. Позже болельщики «Пистонс» и Лэймбир назвали их «фантомными фолами» (англ. «phantom foul»). Седьмую игру также выиграли «Лейкерс» и стали чемпионами НБА.

Перед сезоном 1988/89 «Пистонс» переехали в новую домашнюю арену «Пэлас оф Оберн-Хиллс». В 1989 году клуб обменял Дэнтли на лёгкого форварда Марка Агирре. Этот обмен очень сильно критиковался болельщиками команды, однако позже его начали восхвалять. Команда одержала 63 победы в регулярном чемпионате, побив рекорд клуба, и прошла в плей-офф до финала, где опять встретилась с «Лейкерс». На этот раз «Пистонс» обыграли «Лейкерс» со счётом 4-0 и впервые в истории клуба завоевали титул чемпиона НБА. Джо Думарс был назван самым ценным игроком финала НБА, а четвёртая игра в этой серии стала последней в карьере Карима Абдул-Джаббара.

1990—1994

«Пистонс» успешно защитили свой титул в 1990 году. После 59 побед в регулярном чемпионате и трёх подряд побед в дивизионе, «Пистонс» в плей-офф обыграли «Индиану» 3-0 и «Нью-Йорк» 4-1. В финале восточной конференции встретились с «Чикаго Буллз» с Майклом Джорданом. В седьмой, решающей игре, «Пистонс» победили со счетом 93-74 и третий раз подряд вышли в финал чемпионата, где встретились с «Портленд Трэйл Блэйзерс». Самым запоминающимся моментом финала стал победный бросок Винни Джонсона в пятой игре, когда «Пистонс» проигрывали 90-92. За 0,7 секунды до конца игры Джонсон сделал точный бросок с расстояния около 6 метров. После этого броска фанаты стали называть Джонсона «007». Самым ценным игроком финала НБА стал Айзея Томас.

В следующем сезоне полосу побед «Пистонс» прервали «Буллз» в финале Восточной конференции. Чикагцы разгромили ослабленных травмой Айзеи Томаса детройтцев со счетом 4-0. Финал конференции запомнился уходом игроков «Пистонc» в последней игре за 14 секунд до конца матча. Практически все игроки детройтской команды ушли, не поздравив победителей, что впоследствии вызвало массу критики. После этого сезона команда попала в период неудач, несколько ключевых игроков закончили свои карьеры (Лэймбир в 1993 году, Томас в 1994), другие были проданы (Эдвардс, Джонсон, Сэлли, Родман). Худшим сезоном «Пистонc» стал сезон 1993/94, который закончился с результатом 20-62.

1994—1999: Эра Гранта Хилла

Из-за плохого выступления команды в сезоне 1993/94, на драфте 1994 года клуб выбрал под третьим номером многообещающего форварда Гранта Хилла, который в своем дебютном сезоне был выбран в сборную новичков НБА и стал новичком года. С 1996 по 2000 год он 5 раз избирался в сборную всех звезд НБА. Другие же изменения в стартовом составе были не столь удачны. Команда потеряла одного из лидеров команды Аллана Хьюстона, и подписала ряд неудачных контрактов с Кристианом Леттнером, Лойем Вотом, Седриком Себальосом и Брайаном Уильямсом. За 5 лет клуб сменил нескольких главных тренеров, с Рона Ротстейна на Дона Чейни на Дага Коллинза на Элвина Джентри на Джоджа Ирвайна. В этот период «Пистонс» всего 2 раза вышли в плей-офф и в обоих случаях вылетали в первом же раунде. В 1996 году клуб даже сменил свои традиционные цвета красный, белый и синий на бирюзовый, бордовый, золотой и чёрный, которые были очень непопулярны среди фанатов. Этот период стал известен как «бирюзовая эра».

2000—2008: Возвращение в чемпионскую гонку

После проигрыша в плей-офф 2000 года «Майами Хит», руководство клуба наняло Джо Думарса на пост президента по баскетбольным операциям. Первой трудностью, с которой он столкнулся, стало желание Гранта Хилла перейти в «Орландо Мэджик». Думарс провел удачную сделку с «Орландо», обменяв Хилла на центрового/форварда Бена Уоллеса и защитника Чаки Эткинса, которые быстро завоевали место в стартовом составе. Уоллес в конце года был включен в сборную всех звезд НБА. Хилл же за 4 года в «Орландо» провел всего 47 игр из-за травмы лодыжки.

В сезоне 2000/01 команда одержала всего 32 победы при 50 поражениях и не попала в плей-офф. По окончанию сезона Думарс уволил Джорджа Ирвайна и нанял бывшего ассистента тренера «Селтикс» Рика Карлайла на пост главного тренера. В конце 2001 года «Пистонс» также вернулись к своим традиционным командным цветам — красному, белому и синему.

В сезоне 2001/02 команда впервые с 1997 года одержала 50 побед в сезоне. Летом 2002 года Думарс подписал контракт с защитником Чонси Биллапсом, который в то время был свободным агентом, с Ричардом Хэмилтоном из «Орландо Мэджик», а также выбрал на драфте форварда Тэйшона Принса из Кентукки. Команда снова одержала 50 побед в сезоне и дошла до финала Восточной конференции, где проиграла «Нью-Джерси Нетс». Несмотря на прогресс команды, в межсезонье 2003 года Карлайл был уволен.

В феврале 2004 года клуб подписала контракт с Рашидом Уоллесом. Сезон команда закончила с результатом 54-28. В первом раунде плей-офф «Пистонс» обыграли «Милуоки Бакс» в пяти играх, победителя Восточной конференции «Нью-Джерси Нетс» в семи играх, проигрывая по ходу серии 2-3. В финале конференции обыграли «Индиану Пэйсерс» в шести играх и впервые с 1990 года вышли в финал НБА. Перед началом финальной серии многие специалисты отдавали преимущество «Лос-Анджелес Лейкерс», которые выиграли три предыдущих чемпионата и в составе которых были такие игроки, как Шакил О’Нил, Коби Брайант, Гэри Пэйтон и Карл Мэлоун. Несмотря на плохие прогнозы, «Пистонс» уверенно обыграли «Лейкерс» со счётом 4-1 и в третий раз завоевали титул чемпионов НБА. В трёх из четырёх победных играх «Пистонс» забивали более 100 очков, а в третьей игре «Лейкерс» смогли забить всего 68 очков, установив антирекорд команды. Чонси Биллапс стал самым ценным игроком финала НБА, а владелец «Пистонс» Уильям Дэвидсон стал первым в истории владельцем, чьи команды из разных американских чемпионатов в один год завоевали чемпионские титулы (Дэвидсон также владел клубом НХЛ «Тампа Бэй Лайтнинг», которая в 2004 году завоевала Кубок Стэнли).

В межсезонье команда потеряла несколько ключевых запасных игроков (Мехмета Окура, Майка Джеймса и Корлисса Уильямсона). В регулярном чемпионате клуб одержал 54 победы. В первом раунде плей-офф легко обыграл «Филадельфию» 4-1, в полуфинале конференции «Индиану Пэйсерс» 4-2 и «Майами Хит» в финале конференции 4-3. В финале чемпионата «Пистонс» встретились с «Сан-Антонио Спёрс», которые победили в семи играх и завоевали в третий раз титул чемпионов НБА.

Сезон 2004/05 запомнился самой большой дракой в истории американского спорта, которая произошла 19 нобяря 2004 года во время игры «Пистонс» против «Пэйсерс». Результатом этой драки стали штрафы и отстранения нескольких игроков. По окончанию сезона Ларри Браун уволился из команды и стал главным тренером «Нью-Йорк Никс», а «Пистонс» наняли Флипа Сондерса из «Миннесоты Тимбервулвз».

2005/06

В сезоне 2005/06 клуб установил несколько рекордов НБА. Старт команды 37-5 стал лучшим среди всех детройтских команд в истории и вторым в истории НБА. Четыре из пяти игроков стартового состава «Пистонс» (Чонси Биллапс, Ричард Хэмилтон, Рашид Уоллес и Бен Уоллес) стали членами команды всех звезд НБА, а Флип Сондерс стал тренером команды всех звезд НБА восточной конференции. Команда закончила сезон с результатом 64-18, установив рекорды клуба по количеству побед в сезоне и количеству выездных побед в сезоне (27). Команда также установила рекорд НБА по количеству игр с одинаковым стартовым составом — 73.

В первом раунде плей-офф «Пистонс» победили «Милуоки Бакс» 4-1, а в полуфинале конференции «Кливленд Кавальерс» в семи играх. В финале конференции команда встретилась со второй командой востока «Майами Хит». В шести играх победу одержала команда из Майами, которая впоследствии стала чемпионом НБА.

2006/07

В межсезонье 2006 года «Пистонс» предложили Бену Уоллесу четырёхлетний контракт на сумму 48 млн долларов. Этот контракт сделал бы его самым высокооплачиваемым игроком в истории клуба, но Уоллес решил перейти в «Чикаго Буллз», подписав четырёхлетний контракт стоимостью 60 млн долларов.

Чтобы заменить Уоллеса, команда наняла на позицию центрового Назр Мохаммеда. В помощь ему 17 января «Пистонс» подписали контракт с Крисом Уэббером, который впоследствии вытеснил Мохаммеда из стартового состава. Эта покупка положительно сказалась на игре команды. До покупки Уэббера результат команды был 12-15, с ним команда сыграла 32-14 и стала лучшей в Восточной конференции, что гарантировало ей преимущество домашней площадки в первых трёх раундах плей-офф.

В первом раунде «Пистонс» обыграли «Орландо Мэджик» 4-0. Во полуфинале конференции команда выиграл первые 3 игры у «Буллз», но потерпела поражение в последующих двух. В шестой игре «Пистонс» обыграли 95-85 и выиграли всю серию 4-2. Выйдя в пятый раз подряд в финал конференции, «Пистонс» одержали победу в первых двух играх, но затем проиграли четыре раза подряд «Кавальерс».

2007/08

По окончанию сезона 2006/07 «Пистонс» обменяли Карлоса Дельфино в «Торонто Рэпторс» на право выбора во втором раунде драфтов 2009 и 2011 годов. Во время драфта 2007 года команда выбрала двух защитников: Родни Стаки под 15 номером и Аарона Аффало под 27. Также был продлен контракт с Чонси Биллапсом, Антонио Макдайессом и Амиром Джонсоном. Сезон 2007 стал пятидесятым в истории клуба, который они провели в Детройте. В центре игровой площадке в «Пэлас оф Оберн-Хиллс» был нарисован юбилейный логотип, посвященный 50 летию, боковые линии были перекрашены с красного в синий цвет, который использовался «Пистонс» на старой площадке «Понтиак Сильвердом».

В сезоне 2007/08 новым центровым «Пистонс» стал Рашид Уоллес. Сезон команда закончила со вторым результатом лиги 59-23. Лучшей командой регулярного чемпионата стал «Бостон Селтикс» и говорили, что именно эти две команды будут сражаться за выход в финал чемпионата. Плей-офф команда начала плохо, проиграв первую игру седьмой команде конференции «Филадельфии», однако «Пистонс» смогли переломить ход после третьей игры, выиграв первый раунд со счетом 4-2.

В полуфинале конференции «Пистонс» обыграли «Орландо Мэджик» со счетом 4-1. В единственной проигранной игре получил травму один из лидеров команды Чонси Биллапс. Команда попала в финал конференции в шестой раз подряд (второй показатель в истории НБА), где встретилась с «Бостон Селтикс». «Пистонс» проиграли первую игру 88-79, но выиграли во второй 103-97, нанеся первое домашнее поражение Бостону в играх плей-офф. В третьей игре победил Бостон со счетом 94-80, а в четвёртой Детройт 94-75. В пятой игре «Пистонс» проиграли 106—102, хотя ходу игры проигрывали 18 очков. В шестой игре «Пистонс» закончили третью четверть со счетом 70-60, но неудачная игра Рашида Уоллеса и потеря мяча Тэйшоном Принсом в последней четверти привели к тому, что игра закончилась со счетом 89-81 в пользу «Селтикс». 3 июня 2008 года руководство клуба уволило Флипа Сондерса, который в третий раз подряд не смог вывести команду в финал НБА.

2008—2011: Попытка перестройки команды

10 июня 2008 года «Пистонс» объявили, что руководить командой в сезоне 2008/09 станет ассистент тренера и бывший представитель профсоюза игроков Майкл Карри. В июле клуб подписал контракты с защитником Уиллом Байнумом и центровым Кваме Брауном. 3 ноября «Пистонс» обменяли Чонси Биллапса, Антонио Макдайесса и Шейка Сэмба в «Денвер Наггетс» на Аллена Айверсона. 10 ноября Макдайесс был уволен из команды и вернулся в «Пистонс» 9 декабря 2008 года.

4 февраля 2009 года закончился стрик Детройта по селаутам. В этот день команда выиграла у «Майами Хит» со счетом 93:90. Стрик начался ещё 19 января 2004 года, в год, когда «Пистонс» стали чемпионами НБА, и продолжался 259 игр, став самым длинным стриком селаутов в истории клуба.

Несмотря на покупку Айверсона, «Пистонс» продолжали деградировать на протяжении сезона. Частично это было связано с противоречивыми перестановками главного тренера, включая то, что он поставил на место шестого игрока Айверсона и Ричарда Хэмилтона. Ходило много слухов, что из-за того, что Айверсона не поставили в стартовый состав, он играет не на все 100 %, а позже Айверсон получил травму и пропустил остаток сезона. В команде также получили травмы несколько ключевых игроков, включая Рашида Уоллеса и Ричарда Хэмилтона. В результате, «Пистонс» стали опускаться вниз по турнирной таблице и им едва удалось зацепиться за 8 место в конференции и выйти в плей-офф. Впервые с 2001 года, команда одержала менее 50 побед в сезоне, окончив его с результатом 39-43. В плей-офф клуб проиграл в первом раунде «Кливленд Кавальерс» в четырёх играх.

На драфте 2009 года в первом раунде «Пистонс» выбрали форварда Остина Дэйа из университета Гонзага под 15 номером, а во втором раунде двух форвардов Даджуана Саммерса и Юнаса Йеребко. 30 июня Джо Думарс уволил Майкла Карри с поста главного тренера. На его место рассматривали нескольких кандидатов: Эвери Джонсона, бывшего главного тренера «Даллас Маверикс», Дуга Коллинза, бывшего главного тренера «Буллз», «Пистонс» и «Уизардс». 1 июля «Пистонс» подписали пятилетний контракт стоимостью 55 млн долларов с бывшим защитником «Буллз» Беном Гордоном, а также с бывшим форвардом «Бакс» Чарли Вильянуэва стоимостью 35 млн долларов. В этом же месяце команда потеряла одного из своих ведущих игроков — Рашида Уоллеса, у которого закончился контракт с клубом и Уоллес подписал двухлетний контракт с «Бостон Селтикс» на правах свободного агента. Команду также покинул Антонио Макдайесс, подписавший годовой контракт с «Сан-Антонио Спёрс». 8 июля 2009 года Думарс нанял бывшего ассистента главного тренера «Кавальерс» Джона Кустера на пост главного тренера. Клуб также подписал многолетний контракт с тяжелым форвардом Крисом Уилкоксом и бывшими игроками «Пистонс» Беном Уоллесом (годовой контракт на 1,3 млн долларов) и защитником Чаки Эткинсом.

Несмотря на активную кадровую политику, «Пистонс» выступила в сезоне ещё хуже. 23 марта 2010 года команда вылетела из списка претендентов на плей-офф, проиграв «Индиане Пейсерс». Команда впервые с 2001 года проиграла более 50 игр в сезоне и закончила его с результатом 27-55, став последней в центральном дивизионе.

Во время драфта 2010 года «Пистонс» выбрали центрового Грега Монро из Джорджтаунского университета под 7 номером и атакующего защитника Террико Уайта из университета Миссиссипи во втором раунде. В межсезонье команда подписала годовой контракт с ветераном Трэйси Макгрэди, двухлетний контракт с Беном Уоллесом, трехлетний контракт с Уиллом Байнумом и продлила, подписанный в 2009 году, двухлетний контракт с Крисом Уилкоксом.

В сезоне 2010/11 «Пистонс» завоевали всего на три победу больше, чем в предыдущем сезоне и не смогли выйти в плей-офф. 5 июня руководство клуба уволила Кустера с занимаемой должности. 11 февраля 2011 года «Пистонс» объявили, что 11 апреля в перерыве между игрой против «Чикаго Буллз» команда закрепит за Деннисом Родманом номер 10. Грег Монро, который в настоящее время носит номер 10 сможет продолжить носить его, пока не уйдёт из команды или сам решит отказаться от него.

2011—н.в.: Смена владельца

7 апреля 2011 года клуб «Детройт Пистонс» был продан американскому миллиардеру Тому Горсу. Горс также стал владельцем «Пэлас оф Оберн-Хиллс» и «DTE Energy Music Theatre». Согласно Crain’s Detroit Business, Горс купил клуб за 325 млн долларов, что намного ниже ожидаемой суммы.

28 июня 2012 года во время драфта «Пистонс» выбрали под общим 9 номером центрового Андре Драммонда.

30 января 2013 года Тэйшон Принс и Остин Дэй были обменены в Мемфис в ходе трехсторонней сделки, «Пистонс» получили Хосе Кальдерона из «Торонто». Принс был последним из «Bad boys II», выигравших титул в 2004 году.

В середине сезона 2013/14 «Пистонс» уволили Мориса Чикса с поста главного тренера и подписали до конца сезона Джона Лойера. В апреле руководство клуба объявило, что Джо Думарс уйдёт с поста генерального менеджера, однако останется консультантом «Пистонс». 14 мая 2014 года главным тренером и генеральным менеджером команды стал Стэн Ван Ганди, подписавший пятилетний контракт с Пистонс на сумму 35 млн долларов.

После старта сезона 2014/15 годов с 5 побед в 28 матчах, Пистонс решили отказаться от Джоша Смита.

Соперничество

В истории «Пистонс» были несколько больших соперничеств. Так, в в 80-е годы запомнились соперничеством «Селтикс — Пистонс». Обе команды играли в центральном дивизионе восточной конференции и пять раз за семь сезонов (1985—1991) встречались в играх плей-офф. В 1985 и 1987 годах победу одерживала команда из Бостона, а в 1988, 1989 и 1991 из Детройта. Самыми большыми антагонистами были Ларри Бёрд, Кевин Макхэйл и Роберт Пэриш из Бостона и Айзея Томас, Джо Думарс и Деннис Родман из Детройта. Игры двух команд отличались большим количеством преднамеренной грубости, ссорами и ругательствами.

В конце 80-х начале 90-х годов «Пистонс» также соперничали с набирающим силы клубом из Чикаго, возглавляемым Майклом Джорданом. Команды четыре раза встречались в плей-офф, три из которых выиграли детройцы. Команды отличались по стилю игры, так Детройт играл в силовой, оборонительный баскетбол, в то время как чикагцы в более скоростной, атакующий. В «Буллз» в то время начинала восходить звезда Майкла Джордана, который 7 сезонов подряд был лидером чемпионата по набранным очкам. В команде также были многообещающие новички Скотти Пиппен, Хорас Грант, Чарльз Окли. В некоторых играх дело доходило даже до драк.

Спустя более 20 лет, участники тех событий до сих пор не поддерживают дружеских отношений. Билл Лэймбир не разговаривает с Ларри Бёрдом, а Айзея Томас так прокомментировал своё отношения к этим командами:

Нет, это не личная неприязнь. (пауза) Мы — «Пистонс», они — «Селтикс»… Мы «Пистонс», они — «Буллз». И так будет до нашей смерти.

Оригинальный текст (англ.)  

No, there’s no personal dislike. (pause) … We’re Pistons, they’re Celtics …We’re Pistons, they’re Bulls. That’s ’til the day we die.

Болельщики

Болельщики всегда хорошо поддерживали «Пистонс». Клуб является одним из лидеров чемпионата по посещаемости и по количеству полностью проданных билетов. У команды есть много фан-клубов, включая Detroit Bad Boys и Pistonscast. Для болельщиков команда выпускает ежеквартальный журнал Courtside Quarterly, в котором рассказывает о жизни команды как на площадке, так и за её пределами. Для болельщиков команда выпустила специальный «Detroit Pistons Fun Guide», в котором рассказывается о правилах поведения во время игр «Пистонс», о группах, работающих на матчах и о программах, поддерживаемых клубом. Однако, болельщики «Пистонс» отличаются плохим поведения во время игр, постоянно подвергают нападкам, как игроков приезжих команд, так и их болельщиков. Во время некоторых игр болельщики кидают монетами в «чужих» игроков или просто на площадку. Так, в 2005 году один из болельщиков был осужден на три месяца и оштрафован на 500 долларов за кидание монет в Аллена Айверсона во время игры «Детрой-Филадельфия». Были случаи сжигания канадского флага во время игр против «Торонто Рэпторс».

Драка во время игры «Пистонс» — «Пэйсерс»

Кульминацией плохого поведения стали звонки о якобы заложенных бомбах на стадионе перед играми и спровоцированная фанатами драка. 19 ноября 2004 года во время игры «Детройт Пистонс» — «Индиана Пэйсерс», примерно за 45 секунд до конца игры, из-за фола, между игроками возникла небольшая потасовка. Однако, из-за броска болельщиком банки из под колы в игрока «Пэйсерс», на арене вспыхнула большая драка в которой участвовали игроки и тренеры обеих команд, болельщики и охрана стадиона. Фанаты забросали игроков Индианы напитками, едой, разными вещами и стульями. В результате, 9 игроков обеих команд были отстранены от игр, против 5 игроков и 7 болельщиков были заведены уголовные дела, а НБА ввела новые правила безопасности на аренах и ограничила продажу алкоголя болельщикам во время игр.

Домашняя арена

Свои первые годы «Пистонс» играли домашние игры в спортивном зале средней школы Норт Сайд (англ. «North Side High School Gym»), вместимость которой составляла около 3000 человек. В 1952 году клуб переехал в большой мультиспортивный комплекс «Allen County War Memorial Coliseum» в котором команда играла до переезда в Детройт в 1957 году. Вместимость арены составляла около 10 000 человек.

В 1957 году клуб переехал в Детройт и первые четыре года провел на арене «Олимпиа стадиум». Это было большое здание из красного кирпича, которое у детройтцев ассоциировалось с командой НХЛ «Детройт Ред Уингз», игравшей здесь с 1927 по 1979 год. «Пистонс» приходилось делить арену с «Ред Уингз» и в случаях пересечения расписаний двух клубов, приоритет отдавался хоккейной команде. «Пистонс» вместо того, чтобы играть на большой арене, вместимостью около 15 000 человек, приходилось играть на арене «Мемориал билдинг» университета Детройта. Вместимость этой арены составляла всего 9000 человек и зачастую она не заполнялась даже на половину, к тому же, многие болельщики приходили по бесплатным билетам. 21 марта 1961 года руководство клуба заключило договор с «Выставочным центром имени Кобо» на проведении у них своих домашних игр. «Пистонс» провели на этой арене, переименованной в «Кобо-арена», 17 сезонов. Преимуществом этой арены была значительно меньшая арендная плата, по сравнению с «Олимпиа стадиумом», а также то, что «Пистонс» были главными арендаторами стадиона. Последняя игра здесь состоялась 9 апреля 1978 года и запомнилась тем, что Дэвид Томпсон из «Денвер Наггетс» забил 73 очка в корзину «Пистонс».

В 1978 году новый владелец клуба Билл Дэвидсон решил перевезти команду из Детройта в пригород Понтиак, в недавно открытый большой стадион «Понтиак Сильвердом». Причиной переезда было не только то, что новый стадион мог вмещать около 30 000 человек (посещаемость игр в «Кобо-арене» была около 7000), но и то, что рядом с «Кобо-ареной» планировалось открыть новый стадион «Ред Уингз» «Джо Луис арену» и Дэвидсон, не желая чтобы его команда была второразрядным аттракционом в Детройте, решил сделать ставку на жителей пригорода, которые, он надеялся, будут сильнее поддерживать его команду. Для игр «Пистонс» 80 000 стадион «Детройт Лайонс» переделывался в более компактную версию. Для создания интимной обстановки опускалась штора, отделяющая неиспользуемую часть стадиона. С улучшением игры «Пистонс» посещаемость также росла и в последние годы составляла более 20 000 человек. В последний сезон в «Сильвердоме» средняя посещаемость составила 26 012 человек. Больше всего человек посетило игру «Пистонс» — «Селтикс» 29 января 1988 года. Эту игру пришло посмотреть 61 983 человека. Однако, были и плохие дни для «Пистонс» в «Сильвердоме». Так, из-за несогласованности расписаний арены, детройтцам пришлось проводить пятую игру первого раунда плей-офф против «Нью-Йорк Никс» в «Джо Луис арене». Самый неприятный инцидент произошел 4 марта 1985 года, всего за 7 часов до игры с Милуоки, крыша арены обвалилась под весом снега. «Сильвердом» был закрыт более чем на шесть месяцев, а Пистонс вынуждены были играть последние 10 игр регулярного чемпионата и плей-офф (кроме одной игры, которую команда провела в «Кобо-арене») в «Джо Луис арене».

В 1988 году Дэвидсон, вместе со своими партнерами Дэвидом Хермлином и Робертом Сосником, построил современный спортивный комплекс в пригороде Детройта Оберн-Хиллс и перевез туда команду. Эта арена сразу же стала одной из лучших в США, удостоившись в первый же год наград: «Новая арена года» (англ. «New Venue of the Year») от Performance и «Лучшая концертная арена» (англ. «Best New Concert Venue») от Pollstar. Всего арена 10 раз номинировалась на «Лучшую арену года» журналом Performance и в 7 случаях получала её. До сих пор арена остается одной из лучших спортивных площадок в мире. Вместимость арены составляла 21 454 человек и в первые 5 лет «Пистонс» полностью распродавали все билеты на свои домашние игры, установив серию в 245 игры. С января 2004 года по 2009 год, в течение 235 игр, также продавались все билеты. Всего, за более чем 20 лет, полностью билеты были проданы больше 600 раз.

Список домашних арен «Пистонс»

За более чем 50 лет существования, команда проводила домашние игры на 6 стадионах. Ещё на трех аренах она проводила домашние игры, когда основные были заняты:

В Форт Уэйн, Индиана:

• Спортивный зал средней школы Норт Сайд (1948—1952)
• Allen County War Memorial Coliseum (1952—1957)

В Детройте:

• Олимпиа стадиум (1957—1961)
• Кобо-арена (1961—1978)
• Понтиак Сильвердом (1978—1988)
• Пэлас оф Оберн-Хиллс (1988-наст. время)

• C 1957 по 1961 год «Пистонс» провели 20 игр на арене «Мемориал билдинг» университета Детройта.
• 12 марта 1960 года команда провела игру плей-офф против «Лос-Анджелес Лейкерс» на арене средней школы Гросс Пойнт.
• С 27 апреля 1984 года команда провела 5 игр плей-офф против «Нью-Йорк Никс» в «Джо Луис арене» из-за конфликта в расписании.
• Во время сезона 1984/85, из-за обвала крыши «Сильвердома», команда провела 15 игр в «Джо Луис арене» и одну игру в «Кобо арене».

Посещаемость домашних арен в Детройте

Посещаемость «Олимпиа стадиум» Сезон Посещаемость за год 1957/58 134 411 1958/59 119 351 1959/60 178 007 1960/01 164 230

Посещаемость «Кобо-арены» Сезон Посещаемость за год 1961/62 143 081 1962/63 144 150 1963/64 100 386 1964/65 121 239 1965/66 120 013 1966/67 193 782 1967/68 224 164 1968/69 201 433 1969/70 167 648 1970/71 283 913 1971/72 188 763 1972/73 212 094 1973/74 300 565 1974/75 307 180 1975/76 251 352 1976/77 303 792 1977/78 223 382

Посещаемость «Понтиак Сильвердом» Сезон Посещаемость за год 1978/79 389 936 1979/80 333 233 1980/81 228 349 1981/82 406 317 1982/83 522 063 1983/84 652 865 1984/85 691 540 1985/86 695 239 1986/87 908 240 1987/88 1 066 505

Посещаемость «Пэлас оф Оберн-Хиллс» Сезон Посещаемость за год 2000/01 607 323 2001/02 760 807 2002/03 839 278 2003/04 872 902 2004/05 905 116 2005/06 905 116 2006/07 905 116 2007/08 905 116 2008/09 896 971 2009/10 768 826 2010/11 683 080 2011/12 475 638 2012/13 606 094 2013/14 615 238 2014/15 625 917

по данным nba.com

Символика

Эмблема

С 1947 по 1957 год эмблемой клубу служил мультипликационный персонаж, сделанный из автомобильных частей. В 1957 году эмблема была заменена на изображение баскетбольного мяча с надписями «DETROIT PISTONS», «basketball club», «national basketball assn.». Эмблема немного менялась 7 раз и в настоящий момент не сильно отличается от варианта 1957 года. Только во время «бирюзовой эры» (1996—2001) и в сезонах 2001—2005 эмблема была полностью изменена на изображение головы лошади в пламени с надписью «Detroit Pistons». В сезоне 2007/08 использовалась эмблема, посвященная пятидесятилетию клуба в НБА, когда на баскетбольном мяче была помещена надпись «50 seasons».

Форма

Традиционными цветами команды являются голубой, красный и белый. За свою историю команда сменила форму около 10 раз. Домашние игры «Пистонс» играют в белых футболках и шортах с отделкой, разных цветов в разные годы. Надпись «Pistons» на футболках выполнена печатными буквами, кроме варианта формы сезонов 1963/64 — 1968/69, когда надпись была сделана под рукописный текст. Выездная форма почти всегда была синего или голубого цвета, кроме формы сезонов 1974/75 — 1977/78, когда она была красной. Самые заметные изменения в форме были сделаны в сезонах 1978/79 — 1980/81 и 1995/96 — 2000/01. В первом случае, главным тренером команды Диком Витале под надписью «Pistons» была добавлена молния. А во втором, команда полностью поменяла командные цвета на популярные в то время бирюзовый, бордовый, золотой и чёрный. На футболку была добавлена голова лошади в пламени, символизирующая «лошадиную силу» команды. Этот период стал известен как «бирюзовая эра».

Талисман и группа поддержки

Лошадь Хупер (англ. Hooper) является талисманом команды с 1 ноября 1996 года, сменив в этой роли Sir Slam a Lot. Новый талисман символизирует лошадиную силу команды и в его задачи входит развлечение болельщиков на всех домашних играх «Пистонс». Выходит под номером 00. Кроме выступлений на баскетбольных играх, Хупер вместе с командой The Flight Crew устраивает выступления в школах по всему Мичигану. Группа поддержки — «Automotion Dance Team», известная как «Самая трудолюбивая» (англ. Hardest Workin) команда в НБА, развлекает болельщиков уже 14 лет. Команда выступает не только на домашних играх «Пистонс», но и на разнообразных мероприятиях Детройта и в год проводит более 300 выступлений.

Кроме талисмана и группы поддержки, на домашних играх с 1994 года в «Пэлас оф Оберн-Хиллс» болельщиков развлекает команда «Palace Patrol», которая заводит фанатов, делает зверей из воздушных шаров, разыгрывает различные постановки с талисманом. В трудные моменты она ободряет команду призывами «Пистонс, вперед!» (англ. «Let’s go Pistons»). В её состав входят бывшие черлидеры, актеры, конферансье, спортсмены и просто веселые люди. Ведущей игр в «Пэлпасе» (англ. arena hostess) является Эрин Николь, которая также берет интервью у болельщиков во время игр.

Освещение в СМИ

Игры «Пистонс» транслируются на радио WXYT-FM 97.1 FM, а также на WWJ 950 AM. Эксклюзивными правами на телевизионные трансляции обладает канал Fox Sports Detroit.

Спонсоры

Главными спонсорами команды являются PNC Financial, Anheuser-Busch InBev, Caesars Windsor, Coca-Cola, Metro PCS, Meijer.

Форт Уэйн Мэд Энтс

«Форт Уэйн Мэд Энтс» (англ. Fort Wayne Mad Ants) — фарм-клуб «Пистонс» с 2007 года. Входит в Лигу развития НБА. Располагается в Форте Уэйне, Индиана. Кроме команды из Детройта, клуб связан также с «Индианой Пэйсерс» и «Милукои Бакс».

Благотворительные и общественные программы

«Пистонс» участвуют во многих благотворительных программах. Команда поддерживает программу «Читай, чтобы достичь» (англ. Read to Achieve Program), цель которой привить детям любовь к чтению. В ходе программы, команда обновила 23 центра «Учись и играй» (англ. Learn and Play). Клуб устраивате телемарафоны по сбору средств на благотворительность. Для школьников «Пистонс» устраивает летний четырёхдневный лагерь, где их обучают основам баскетбола. По окончанию лагеря дети получают командную майку, сувениры и билеты на домашние игры «Пистонс». Команда также проводит в школах образовательные программы и снабжает их необходимыми предметами.

Статистика

За свою историю, клуб 5 раз завоёвывал чемпионский титул (2 раза Национальной баскетбольной лиги в 1944 и 1945 годах и 3 раза Национальной баскетбольной ассоциации в 1989, 1990 и 2004 годах). «Пистонс» 7 раз становились чемпионами конференции (2 раза Западной и 5 раз Восточной) и 15 раз чемпионами дивизиона (4 раза в НБЛ и 11 раз в НБА). В плей-офф команда выходила 46 раз.

Игроки

см. Игроки «Детройт Пистонс»

Текущий состав

Текущий состав «Детройт Пистонс»
Игроки	Тренеры
Поз. № Гражд. Имя Рост Вес Откуда 5.0 !Ц 0 ! Драммонд, Андре !Драммонд, Андре 211 см 122 !122 кг Коннектикут 1.5 !З 1 ! Джексон, Реджи (баскетболист) !Джексон, Реджи 191 см 094 !94 кг Бостон 1.5 !З 3 ! Джонсон, Стэнли !Джонсон, Стэнли 201 см 111 !111 кг Аризона 1.5 !З 5 ! Колдуэлл-Поуп, Кентавиус !Колдуэлл-Поуп, Кентавиус 196 см 093 !93 кг Джорджия 2.5 !З/Ф 6 ! Хиллард, Даррун !Хиллард, Даррун 198 см 093 !93 кг Вилланова 1.5 !З 8 ! Динвидди, Спенсер !Динвидди, Спенсер 198 см 093 !93 кг Колорадо 4.5 !Ф/Ц 12 Австралия ! Бэйнс, Арон !Бэйнс, Арон 208 см 118 !118 кг Вашингтон Стейт 3.5 !Ф 13 ! Моррис, Маркус !Моррис, Маркус 206 см 107 !107 кг Канзас 1.5 !З 20 ! Микс, Джоди !Микс, Джоди 193 см 094 !94 кг Кентукки 1.5 !З 22 ! Блэйк, Стив !Блэйк, Стив 191 см 078 !78 кг Мэриленд 3.5 !Ф 25 ! Буллок, Реджи !Буллок, Реджи 201 см 093 !93 кг Северная Каролина 3.5 !Ф 34 ! Харрис, Тобиас !Харрис, Тобиас 206 см 107 !107 кг Теннесси 3.5 !Ф 43 ! Толливер, Энтони !Толливер, Энтони 203 см 109 !109 кг Крейтон 5.0 !Ц 50 Канада ! Энтони, Джоел !Энтони, Джоел 206 см 111 !111 кг УНЛВ	Главный тренер Стэн Ван Ганди Ассистенты тренера Малик Аллен Боб Байер Тим Хардуэй Чарльз Класк Брендан Мэлоун [www.nba.com/pistons/roster/ Состав] • [www.nba.com/pistons/news/201011_transactions.html Переходы] Последнее изменение: 26 февраля 2016 года

Члены баскетбольного Зала славы

по данным официального сайта

• Уолт Беллами, 1993
• Дэйв Бинг, 1990
• Ларри Браун (главный тренер), 2002
• Чак Дэйли (главный тренер), 1994
• Эдриан Дэнтли, 2008
• Уильям Дэвидсон (за выдающийся вклад), 2008
• Дэйв Дебуше, 1983
• Джо Думарс, 2006
• Гарри Гэллатин, 1991
• Боб Хубрегас, 1987
• Бейли Ховелл, 1997
• Боб Ленье, 1992
• Эрл Ллойд (за выдающийся вклад), 2003
• Боб Макаду, 2000
• Бобби МакДермотт, 1988
• Айзея Томас, 2000
• Дик Витале (за выдающийся вклад), 2008*
• Джордж Ярдли, 1996
• Фред Золлнер (за выдающийся вклад), 1999

*Витале был введен в Зал славы за вклад как телеведущий

Бинг, Дэйли, Девидсон, Дебуше, Думарс, Ленье, Томас, Ярдли и Золлнер также введены в спортивный Зал славы Мичигана.

Закрепленные номера

Все закрепленные номера вывешены под крышей «Пэласа оф Оберн-Хиллс», а также написаны на площадке, вдоль боковой линии.

Закрепленные номера «Детройт Пистонс»
N°	Игрок	Позиция	Годы в команде
1	Чонси Биллапс	З	2002-2008, 2013-2014
2	Чак Дэйли	Главный тренер 1	1983—1992
4	Джо Думарс	З	1985—1999 2
10	Деннис Родман	Ф	1986—1993
11	Айзея Томас	З	1981—1994
15	Винни Джонсон	З	1981—1991
16	Боб Ленье	Ц	1970—1980
21	Дэйв Бинг	З	1966—1975
40	Билл Лэймбир	Ц	1982—1994
—	Уильям Дэвидсон	Владелец	1974—2009 3
—	Джэк Макклоски	Генеральный менеджер	1979—1992 4

• ¹ Никогда не играл в НБА; номер демонстрирует два чемпионских титула, к которым он привёл команду.
• ² Также президент клуба с 2000 года.
• ³ Баннер вывешен в честь 35 лет, проведенных им с командой.
• ⁴ Баннер вывешен за его 13 летнюю работу на посту генерального менеджера команды.

Руководство

Главные тренеры

Генеральные менеджеры

• Джо Думарс (2000—наст. время)
• Рик Санд (1995—2000)
• Билли Маккинли (1994—1995)
• Джек Макклоски (1979—1994)
• Оскар Фельдман (1975—1979)
• Эдвин Коил (1966—1975)
• Дон Уотрик (1964—1966)
• Фрэн Смит (1961—1964)
• Николас Кербвей (1958—1961)
• Фред Делано (1957—1958)

Владельцы

• Том Горс (2011—наст. время)
• Карен Дэвидсон (2009—2011)
• Уильям Дэвидсон (1974—2009)
• Фред Золлнер (1941—1974)

Достижения

Рекорды клуба

по данным официального сайта

За карьеру Игр: Джо Думарс, 1018 Сыграно минут: Айзея Томас, 35 516 Попаданий с игры: Айзея Томас, 7194 Попыток забить: Айзея Томас, 15 904 Забито 3-х очковых: Джо Думарс, 990 Попыток забить трехочковый: Джо Думарс, 2592 Забито штрафных очков: Айзея Томас, 4036 Попыток забить штрафной бросок: Айзея Томас, 5316 Подборов в атаке: Билл Лэймбир, 2429 Подборов в защите: Билл Лэймбир, 7001 Всего подборов: Билл Лэймбир, 9430 Передач: Айзея Томас, 9061 Перехватов: Айзея Томас, 1861 Блок-шотов: Бен Уоллес, 1381 Потерь: Айзея Томас, 3682 Персональных фолов: Билл Лэймбир, 3131 Очков: Айзея Томас, 18 822

За одну игру Попаданий с игры: Дэйв Бинг, 22 Попыток забить: Боб Ленье, 41 Забито 3-х очковых: Джо Думарс, 10 Попыток забить трехочковый: Джо Думарс, 18 Забито штрафных очков: Джордж Ярдли, 20 Попыток забить штрафной бросок: Джордж Ярдли, 24 Подборов в атаке: Деннис Родман, 18 Подборов в защите: Деннис Родман, 22 Всего подборов: Деннис Родман, 34 Передач: Кевин Портер, 25 Перехватов: Эрл Тэйтум, 9 Блок-шотов: Эдгар Джоунс, 10 Потерь: Джерри Стэкхаус, 11 Очков: Джерри Стэкхаус, 57

Индивидуальные награды игроков

Самый ценный игрок Финала НБА Джо Думарс — 1989 Айзея Томас — 1990 Чонси Биллапс — 2004 Лучший оборонительный игрок НБА Деннис Родман — 1990, 1991 Бен Уоллес — 2002, 2003, 2005, 2006 Новичок года НБА Дон Мейнеке — 1953 Дэйв Бинг — 1967 Грант Хилл — 1995 Лучший шестой игрок НБА Корлисс Уильямсон — 2002 Тренер года НБА Рэй Скотт — 1974 Рик Карлайл — 2002 Менеджер года НБА Джо Думарс — 2003

Сборная всех звёзд НБА Ларри Фауст — 1955 Джордж Ярдли — 1958 Джин Шу — 1960 Дэйв Бинг — 1968, 1971 Айзея Томас — 1985, 1986 Грант Хилл — 1997 Вторая команда сборной всех звёзд НБА Фред Шаус — 1950 Ларри Фауст — 1952 Джордж Ярдли — 1957 Джин Шу — 1961 Бейли Хауэлл — 1963 Дэйв Дебуше — 1969 Дэйв Бинг — 1974 Айзея Томас — 1983, 1987 Джо Думарс — 1993 Грант Хилл — 1996, 1998, 1999, 2000 Уоллес, Бен — 2003, 2004, 2006 Чонси Биллапс — 2006 Третья команда сборной всех звёзд НБА Джо Думарс — 1990, 1991 Деннис Родман — 1992 Уоллес, Бен — 2002, 2005 Чонси Биллапс — 2007 Андре Драммонд — 2016

Первая команда сборной защиты НБА Джо Думарс — 1989, 1990, 1992, 1993 Деннис Родман — 1989, 1990, 1991, 1992, 1993 Бен Уоллес — 2002, 2003, 2004, 2005, 2006 Вторая команды сборной защиты НБА М. Л. Карр — 1979 Джо Думарс — 1991 Клиффорд Робинсон — 2002 Чонси Биллапс — 2005, 2006 Тэйшон Принс — 2005, 2006, 2007, 2008 Сборная новичков НБА Дэйв Дебуше — 1963 Джо Колдуэлл — 1965 Том ван Эрсдейл — 1966 Дэйв Бинг — 1967 Боб Ленье — 1971 Терри Тайлер — 1979 Айзея Томас — 1982 Келли Трипучка — 1982 Джо Думарс — 1986 Грант Хилл — 1995 Брэндон Найт — 2012 Вторая команда сборной новичков НБА Линдси Хантер — 1994 Желько Ребрача — 2002 Родни Стаки — 2008 Юнас Йеребко — 2010 Грег Монро — 2011 Андре Драммонд — 2013 Кайл Синглер — 2013

Ссылки

• [www.nba.com/pistons/ Официальный сайт] (англ.)

Отрывок, характеризующий Детройт Пистонс

Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.
– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m'avoir sauve… de cet enrage… J'en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C'est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j'ai recu ca. Sacre dieu, c'etait beau. Il fallait voir ca, c'etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l'atoux que j'y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n'ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]
– J'y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]
До такой степени капитан был наивно и добродушно весел, и целен, и доволен собой, что Пьер чуть чуть сам не подмигнул, весело глядя на него. Вероятно, слово «galant» навело капитана на мысль о положении Москвы.
– A propos, dites, donc, est ce vrai que toutes les femmes ont quitte Moscou? Une drole d'idee! Qu'avaient elles a craindre? [Кстати, скажите, пожалуйста, правда ли, что все женщины уехали из Москвы? Странная мысль, чего они боялись?]
– Est ce que les dames francaises ne quitteraient pas Paris si les Russes y entraient? [Разве французские дамы не уехали бы из Парижа, если бы русские вошли в него?] – сказал Пьер.
– Ah, ah, ah!.. – Француз весело, сангвинически расхохотался, трепля по плечу Пьера. – Ah! elle est forte celle la, – проговорил он. – Paris? Mais Paris Paris… [Ха, ха, ха!.. А вот сказал штуку. Париж?.. Но Париж… Париж…]
– Paris la capitale du monde… [Париж – столица мира…] – сказал Пьер, доканчивая его речь.
Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.
– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous etes Russe, j'aurai parie que vous etes Parisien. Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.
– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.