Деяния святых апостолов

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Деяния Апостолов»)
Перейти к: навигация, поиск
Христианство
Портал:Христианство

Библия
Ветхий Завет · Новый Завет
Апокрифы
Евангелие
Десять заповедей
Нагорная проповедь

Троица
Бог Отец
Бог Сын (Иисус Христос)
Бог Святой Дух

История христианства
Хронология христианства
Раннее христианство
Гностическое христианство
Апостолы
Вселенские соборы
Великий раскол
Крестовые походы
Реформация
Народное христианство

Христианское богословие
Грехопадение · Грех · Благодать
Ипостасный союз
Искупительная жертва · Христология
Спасение · Добродетели
Христианское богослужение · Таинства
Церковь · Эсхатология

Ветви христианства
Католицизм · Православие · Протестантизм
Древние восточные церкви · Антитринитаризм
Численность христиан

Критика христианства
Критика Библии · Возможные источники текста Библии


Дея́ния апо́столов (др.-греч. Πράξεις Αποστόλων, лат. Actus Apostolorum или Acta Apostolorum), полное название «Деяния святых апостолов» — книга Нового Завета, повествующая о событиях, происходивших вслед за евангельскими. Традиционно считается, что её автором является апостол Лука, автор третьего Евангелия. Повествовательная ткань автора не прерывается, Деяния начинаются с описания Вознесения, которым заканчивается Евангелие от Луки.

Деяния — единственная книга Нового Завета, которая имеет характер исторической хроники. Среди других новозаветных книг она выделяется также необычайно широкой географией действия — от Иерусалима до Рима — и большим количеством действующих лиц, многие из которых безусловно историчны и упоминаются в других исторических источниках. В Деяниях названы по имени 32 местности, 54 города и 95 персоналий[1].





Содержание

Основная тема книги — создание христианской церкви и её развитие в первые тридцать лет существования христианства после воскресения Иисуса Христа. Книга в смысловом плане делится на две части — в главах с 1 по 12 повествуется о создании Церкви и апостольской проповеди в Палестине, в главах с 13 по 28 идёт речь главным образом о миссионерских путешествиях апостола Павла по Малой Азии, Греции и восточному Средиземноморью.

Первая часть рассказывает о Вознесении, Пятидесятнице, создании Церкви и её расширении, первых гонениях. Особое внимание уделено первому христианскому мученику — диакону Стефану — и обращению Савла (Павла).

Вторая половина Деяний апостолов посвящена миссионерской деятельности апостола Павла. В 15-й главе подробно описан Апостольский собор в Иерусалиме, на котором были окончательно отвергнуты представления христиан из иудеев о необходимости обрезания христиан из язычников и соблюдения ими закона Моисеева (15:1—5).

Книга заканчивается прибытием апостола Павла в Рим.

От Вознесения до Пятидесятницы

Жизнь первой общины. Первые гонения

Смерть Стефана

Расширение Церкви

  • Великое гонение на христиан и участие в нём Савла (8:1—4)
  • Благовестие Филиппа в Самарии (8:5—13)
  • Проповедь в Самарии Петра и Иоанна. Попытка Симона-волхва купить духовные дары за деньги (8:14—25)
  • Диакон Филипп обращает вельможу эфиопской царицы (8:26—40)

Обращение Савла

  • Обращение Савла на дороге в Дамаск. Савл ослеп (9:1—8)
  • Анания из Дамаска исцеляет Савла (9:9—19)
  • Савл начинает проповедовать Христа в Дамаске (9:20—22)
  • Бегство из Дамаска, проповедь Савла в Иерусалиме и отъезд в Тарс (9:23—30)

Первые обращения язычников. Дальнейшее расширение Церкви

Гибель Иакова и заключение Петра

Первое миссионерское путешествие Савла, принявшего имя Павел, и Варнавы

Апостольский собор в Иерусалиме

  • Разногласия о соблюдении Моисеева обряда (15:1—2)
  • Споры и рассуждения на соборе (15:3—6)
  • Речь Петра (15:7—12)
  • Речь Иакова (15:13—21)
  • Решение собора и информирование антиохийских братьев (15:22—34)

Второе миссионерское путешествие Павла

Третье миссионерское путешествие Павла

Павел в узах

Путешествие в Рим

Авторство и время создания

В первых же строках книги, обращённой к Феофилу, как и Евангелие от Луки, утверждается, что книга Деяний — продолжение этого Евангелия. Стиль и литературные особенности автора также однозначно свидетельствуют, что Деяния написаны автором Евангелия от Луки. Все древнейшие письменные источники единодушно подтверждают, что автором обеих книг был апостол из числа 70 Лука, упомянутый в Новом Завете в качестве спутника апостола Павла. В Послании к Колоссянам Павел называет его «Лука, врач возлюбленный» (Кол. 4:14), в Послании к Филимону апостол перечисляет Луку в числе «сотрудников» (Фил. 23:1), а во Втором послании к Тимофею говорит о том, что Лука оставался с ним во время римских уз (2Тим. 4:10). Впервые об авторстве Луки упомянуто в Мураториевом каноне (190 год). Об авторстве Луки пишут Ириней Лионский, Климент Александрийский, Евсевий Кесарийский, Тертуллиан, Ориген и другие.

Автор Деяний сам указывает, когда он начинает описывать события как очевидец, — в 16-й главе, и далее он употребляет при описании миссионерских путешествий апостола Павла местоимение «мы». Вполне вероятно, что он был обращён во время второго путешествия апостола и стал с того времени его верным спутником. События первой части Деяний, так же как и евангельские события, были описаны им со слов апостолов, с которыми он общался.

Некоторые исследователи подвергали сомнению авторство Луки на том основании, что Деяния не несут и следа знакомства автора с посланиями Павла (некоторые из них, а возможно, и все, написаны раньше Деяний), что странно для постоянного спутника Павла. Большинство современных библеистов, однако, придерживается традиционной версии об авторстве Луки.

Больше споров вызывает вопрос о времени создания Деяний.

Традиционная версия относит создание Деяний к 60-м годам I века. В пользу этой версии говорит множество аргументов:

  • достаточно внезапный обрыв повествования на прибытии апостола Павла в Рим свидетельствует о том, что автор просто довёл изложение до современного ему момента. Первое пребывание апостола Павла в узах в Риме было в 6163 годах;
  • в книге нет упоминания о разрушении Иерусалима, случившегося в 70 году; крепость Антония упоминается как существующая;
  • о создании Деяний в Риме в начале 60-х годов I века пишут и древние писатели, например, Иероним;
  • Деяния сосредоточены на вопросах, которые были актуальны именно для Церкви 50—60-х годов — сосуществование в христианских общинах евреев и крещёных язычников, обязательность соблюдения Моисеева закона и т. д.;
  • богословские термины Деяний характерны именно для ранней Церкви. Так, христиане именуются «учениками», термин «народ» употребляется в адрес евреев и т. д.;
  • В Деяниях подчёркивается справедливое и беспристрастное отношение римских властей к христианам (суд над Павлом, мятеж Димитрия). После жестоких гонений на христиан при Нероне христианская литература описывала языческий Рим исключительно в чёрном свете. Так, в Откровении Иоанна Богослова, написанном в конце I века, языческий Рим представлен в образе «вавилонской блудницы», упоённой кровью святых.

Вторая версия датирует Деяния периодом 7085 годов. Главным аргументом этой версии является датировка времени создания Евангелия от Луки концом 60-х или 70-ми годами, а поскольку Деяния были созданы позже, то время их написания относят к 70-м годам. Обрыв повествования на прибытии Павла в Рим сторонники этой датировки объясняют тем, что целью Луки было показать первоначальное развитие и распространение Церкви, а апостольская проповедь в столице империи логично завершает этот этап[2].

Третья версия, о более позднем создании Деяний (90-е годы или даже II век), принадлежит т. н. Тюбингенской школе и её основоположнику Х. Бауру, немецкому исследователю первой половины XIX века[3]. Полностью отвергая традиционный подход, Баур датировал Деяния II веком и отказывал им в какой бы то ни было историчности. Подход тюбингенцев критиковался и отвергался крупными историками-библеистами А. фон Гарнаком, Э. Мейером и А. Викен-Хаузером.

Персоналии книги и их судьба

Апостолы и ученики

  • Лука. Наиболее вероятный автор Деяний. По преданию, принял мученическую смерть в Беотии в 80-х годах I века. По другим данным, скончался своей смертью.
  • Апостол Пётр. По преданию, казнён около 64 года в Риме в один день с апостолом Павлом.
  • Апостол Павел (Савл). Его обращение и деятельность подробно описаны на страницах Деяний. Согласно церковному преданию, после прибытия в Рим был два года в узах, потом отпущен, однако позже вновь взят под стражу и казнён около 64 года в Риме в один день с апостолом Петром.
  • Апостол Матфий — избрание описано на страницах Деяний. По преданию, проповедовал в Причерноморье, затем вернулся в Палестину и был замучен иудеями около 63 года.
  • Иосия Варнава — обращён в Иерусалиме (4:36—37). Спутник Павла в первом путешествии. Затем проповедовал на Кипре, где и был убит, согласно преданиям, в 61 году.
  • Диакон Стефан. Христианский первомученик. Смерть описана в 7 главе Деяний.
  • Филипп — один из первых 7 диаконов. Фигурирует в нескольких эпизодах Деяний, в том числе в эпизоде с обращением эфиопского вельможи. Не следует путать его с апостолом Филиппом. Согласно традиции, затем стал епископом в одном из малоазийских городов.
  • Корнилий. Римский сотник. Первый язычник, вошедший в Церковь. О его дальнейшей судьбе практически ничего не известно, по одному из преданий, он был епископом в Кесарии.
  • Иоанн Марк. Автор второго Евангелия. По преданию, проповедовал в Египте, где и был убит в 68 году.
  • Сила. Участвовал в Иерусалимском соборе. Спутник Павла во втором путешествии. Как видно из посланий Петра и Павла, помогал записывать некоторые из них. О дальнейшей судьбе практически ничего не известно.
  • Тимофей. Обращён Павлом в Ликаонии. Спутник апостола в путешествиях. По преданию, был поставлен Павлом епископом в Ефесе. Ему обращены 1-е и 2-е послания к Тимофею, входящие в состав Нового Завета. Погиб около 80 года.
  • Акила и Прискилла. Обращённые иудеи, у которых Павел жил в Коринфе. Сопровождали Павла в Ефес. Упомянутая в посланиях апостола Павла Приска единодушно идентифицируется комментаторами с Прискиллой.
  • Аполлос. Иудей из Александрии, который был наставлен в христианстве в Эфесе Акилой и Прискиллой. Проповедовал в Коринфе. Дальнейшая судьба неизвестна.

В большинстве случаев сведения о дальнейшей жизни апостолов и учеников приводятся только в церковном предании.

Прочие

  • Ирод Агриппа I — царь Иудеи. Убийца апостола Иакова Зеведеева. Умер на пиру около 44 года. Смерть Ирода описана в 12 главе Деяний и представлена как Божья кара за совершённые им преступления.
  • Гамалиил — фарисей, член синедриона, выступивший в защиту апостолов (Деяния 5:34—39). Учитель апостола Павла до обращения апостола в христианство. Был последователем Гиллеля. Очень высоко ценится в еврейской традиции. Согласно Мишне, «после смерти раббана Гамалиила уважение к Торе прекратилось». Несмотря на очевидную из Деяний симпатию к христианам, сведения об обращении в христианство самого Гамалиила носят характер легенды.
  • Юний Анней Галлион — римский сенатор, проконсул Ахайи, отказавшийся судить апостола Павла в Коринфе (Деяния 18:12—17). Старший брат знаменитого философа Сенеки. Как и брат, покончил жизнь самоубийством в 65 году по приказу Нерона.
  • Правитель Феликс — римский прокуратор Иудеи в 5260 годах. Судил апостола Павла (Деяния 23—24). В 60 году был смещён, прокуратором стал Порций Фест. Дата смерти неизвестна.
  • Правитель Порций Фест — римский прокуратор Иудеи в 6062 годах. Именно он принял решение об отправке апостола Павла в Рим на суд кесаря. Дата смерти неизвестна.
  • Агриппа II — сын Ирода Агриппы I, царь Иудеи. Последний из иудейских царей, воспитанный, однако, в римском духе. На страницах Деяний фигурирует в 25 и 26 главах. Во время Иудейской войны поддерживал римлян против своего же народа. Умер в 93 году.
  • Первосвященник Анания. Был первосвященником в период с 47 по 59 год. Допрашивал апостола Павла в 23 главе Деяний. Упомянут у Иосифа Флавия. Был сторонником римлян, растерзан толпой в начале Иудейской войны около 66 года.

География

  • Иерусалим. Крупнейший город и столица Иудеи. Город, где был распят Иисус Христос. Там же было сошествие Святого Духа на апостолов, была создана первая христианская община, а также происходят все события первых глав Деяний.
  • Дамаск — один из древнейших городов мира, в городе существовала ранняя христианская община, судя по истории обращения Савла, описанной в Деяниях. Ныне — столица Сирии.

  • Кесария. Город построен около 13 года до н. э. Иродом Великим на морском побережье. В I веке н. э. был официальной резиденцией римских прокураторов. Именно там произошло первое обращение язычников в христианство (апостол Пётр и сотник Корнилий — 10 глава Деяний). Во время третьего путешествия апостола Павла в Кесарии уже была большая христианская община, как видно из Деяний. В Кесарию же был увезён римлянами апостол Павел для спасения его от заговора иудеев. Там апостол прожил несколько лет при правителях Феликсе и Фесте. Город был разрушен в ходе войн крестоносцев с мусульманами. До наших дней сохранились руины.
  • Иоппия, ныне Яффа. Приморский город, один из главных портов Древнего Израиля. В Иоппии апостол Пётр, согласно Деяниям воскресил Тавифу (9), из Иоппии Пётр был призван сотником Корнилием.
  • Антиохия. Один из крупнейших городов Римской империи. Крупнейший центр христианства апостольских времён. Община в Антиохии была основана Павлом и Варнавой. По свидетельству Деяний (11,26), именно в Антиохии ученики первый раз начали называться христианами. Из Антиохии начинались три миссионерских путешествия Павла. В ходе истории город постепенно потерял своё значение. Ныне небольшой турецкий город Антакья.
  • Тарс. Древний город в провинции Киликия. Ныне город Тарсус в турецкой провинции Мерсин. Родина апостола Павла.
  • Паф. Город на западном побережье Кипра. Посещён Павлом и Варнавой во время первого путешествия. Существует и ныне.
  • Памфилия. Историческая область и римская провинция в Малой Азии. Павел и Варнава были в ходе первого путешествия в столице провинции — городе Пергия. От Пергии в наше время остались руины, расположенные в 15 км от Антальи.
  • Писидия. Римская провинция в Малой Азии, к северу от Памфилии. Павел и Варнава проповедовали в городе Антиохия Писидийская, руины которой были раскопаны в XIX—XX веках.
  • Ликаония. Историческая область в центральной части Малой Азии. Павел и Варнава проповедовали в ликаонских городах Иконии (ныне город Конья), Листре и Дервии (сохранились руины), Павел с Силой вновь посетили Ликаонию в ходе второго путешествия. Местным уроженцем был Тимофей.
  • Мисия. Историческая область на северо-западе Малой Азии. Крупный город Мисии Александрию Троадскую, называемую в Деяниях просто Троадой, Павел посещал в ходе второго и третьего путешествий.
  • Филиппы. Город в Македонии, основанный Филиппом II, в котором Павел основал первую в Европе христианскую общину. К ней обращено Послание к Филиппийцам. Руины города раскопаны, расположены недалеко от современного греческого города Кавала.
  • Фессалоника (Фессалоники, современное Салоники). Местная община основана Павлом вслед за филиппийской. К местным христианам направлены Первое и Второе послания апостола Павла к Фессалоникийцам. Ныне — второй по величине город Греции, Салоники.
  • Верия. Древнегреческий город неподалёку от Салоник. Существует и поныне.
  • Афины. С древних времён и до наших дней важнейший и крупнейший город Греции. Единственный город Греции, где проповедь Павла не имела большого успеха, хотя несколько человек из Афин всё же были им обращены в ходе второго путешествия.
  • Коринф. Греческий город на Коринфском перешейке. Павел жил и учил там полтора года у Акилы и Прискиллы. К местной общине направлены Первое и Второе послания к Коринфянам.

  • Ефес (Эфес). Важнейший город Малой Азии, центр почитания богини Артемиды. Ефес был посещён Павлом в ходе второго путешествия, а в ходе третьего Павел сделал этот город центром своей миссионерской деятельности. В Эфесе случился мятеж Димитрия против Павла. Общине обращено Послание к Ефесянам. Руины города ныне раскопаны археологами.
  • Милит (Милет). Старинный малоазийский город в области Кария. Павел посетил его в ходе третьего путешествия и произнёс там речь, где предсказал свои страдания.
  • Тир. Старинный финикийский город. Неоднократно (вместе с Сидоном) упоминается в Евангелиях. Павел был там на пути в Иерусалим в конце третьего путешествия. Ныне небольшой ливанский город.
  • Миры Ликийские (Мира). Прибрежный город в исторической малоазийской провинции Ликия. Апостол Павел в числе других узников был там пересажен на корабль, идущий в Италию. Город известен в связи с именем св. Николая Мирликийского, бывшего там епископом. Руины города раскопаны и расположены недалеко от современного турецкого города Демре.
  • Ласея. Город на Крите. В месте близ Ласеи под названием Хорошие Пристани корабль с апостолом Павлом на борту пристал перед роковым переходом, закончившимся крушением.
  • Мелит. Остров, на который был выброшен корабль. Современными библеистами общепринята идентификация Мелита с Мальтой[4]. Первая попытка идентификации этого острова была предпринята императором Константином Багрянородным в X в. Тогда было решено, что это небольшой остров Меления, сегодняшний Млет, возле берегов Хорватии. Также существует версия идентифицирующая Мелит с греческим островом Кефалония[5][6][7].
  • Рим. Столица и крупнейший город Империи. Павел неоднократно в видениях, о которых сообщают Деяния, призывался идти проповедовать в этот город. На прибытии апостола в Рим заканчивается текст Деяний. Местной общине обращено послание Павла к Римлянам. В Риме в 67 году приняли мученическую смерть апостолы Пётр и Павел.

Богослужение

Сомнений в каноничности Деяний в ранней Церкви практически не было, с первых веков христианства Деяния использовались в христианском богослужении. В современной богослужебной практике православия и католичества Деяния входят в состав «Апостола», богослужебной книги, содержащей, кроме Деяний, апостольские послания. «Апостол» читается во время Литургии. В православии «Апостол» читается, как правило, специальным чтецом или реже диаконом, однако священник вправе благословить на чтение Апостола и любого мирянина. В католической церкви чтение «Апостола» называется вторым чтением Литургии Слова (после ветхозаветного и перед евангельским). Протестантские церкви также читают на богослужениях Деяния апостолов, наряду с другими частями Нового Завета.

Богословие

В богословии Деяний выделяется несколько центральных моментов. Главные — это апология смерти и воскресения Иисуса Христа и доказательство того, что мессия, о котором говорится в Священном Писании, есть Иисус из Назарета[8].

Богословский язык Деяний обладает определённым своеобразием. В качестве основного эпитета Христа используется слово «Господь» (κύριος), которое встречается в Деяниях в приложении к Иисусу 47 раз[8] и призвано подтвердить Его божественность. Обычные для других книг Нового Завета выражения «Сын Божий», «Сын человеческий» и «Спаситель» используются редко.

Важную роль в богословии Деяний играют термины «слово», «сила» и «имя», укоренённые в ветхозаветной традиции. Слово Божие в Деяниях «растёт», «распространяется» и «возрастает»; «имя Господне» призывается, спасает и исцеляет. Те, кто творят чудеса, обладают «силой» (апостол Пётр, Стефан Первомученик, апостол Филипп).

Исключительно важное значение в Деяниях по сравнению с другими книгами Нового Завета придаётся роли Святого Духа. Всего Святой Дух упомянут в книге 56 раз[8], он представлен силой, которая объединяет и ведёт Церковь. Святой Дух вещает через пророков, нисходит на апостолов в день Пятидесятницы и на верующих после крещения, помогает в принятии решений и даже непосредственно указывает апостолам маршрут миссионерских путешествий.

Ряд исследователей уделяет особое внимание различиям и противоречиям в богословии апостола Павла, известном нам из Деяний, и богословии его посланий[9]. Так, например, в 16 главе Деяния сообщают о том, что Павел выполнил обрезание над Тимофеем «ради Иудеев, находившихся в тех местах», в то время как в Первом послании к Коринфянам апостол прямо призывает: «Призван ли кто необрезанным, не обрезывайся» (1Кор. 7:18—19). Многие современные исследователи считают, что появление некоторых из таких различий вызвано преломлением богословия апостола Павла в Деяниях через призму изложения Луки, главной целью которого было написание не богословского трактата, а истории ранней церкви[10].

Исследования

Источники Деяний

Очевидно, что по крайней мере первая часть Деяний написана автором, не бывшим очевидцем описываемых событий. Источником информации для автора могла послужить как устная традиция, так и не сохранившиеся письменные источники, описывавшие жизнь первой христианской общины. О количестве этих источников и их особенностях существует большое количество самых разнообразных версий.

Особый интерес представляет появление слова «мы» во второй части книги при описании путешествий. Существует три объяснения появления первого лица при изложении событий[11]:

  • автор (Лука) вставил в окончательную редакцию текста фрагменты дневника, который он вёл;
  • автор вставил в книгу фрагменты чужого дневника, а сам очевидцем событий не был;
  • «мы» — стилистический приём для придания достоверности описываемому.

Представляется интересным, что автор Деяний, по-видимому, был не знаком с посланиями апостола Павла. Несмотря на то, что деятельности Павла посвящена половина книги, нигде не рассказывается, что он писал послания основанным им общинам; кроме того, в Деяниях нет ни одной цитаты из них.

Текстология

Текст Деяний сохранился в двух вариантах: пространном, называемом также западным, и кратком (александрийском, восточном). Западный вариант текста представлен, например, в Кодексе Безы V века, хранящемся в Кембридже; а краткий в Синайском, Александрийском и Ватиканском кодексах[12]. Textus Receptus и переводы, основанные на нём, включая синодальный, базируются на восточном типе текста с некоторыми добавлениями западных элементов. Например, фраза «Трудно тебе идти против рожна» в сцене обращения Павла (9:4—6) присутствует только в западном тексте, в восточном она употребляется только в описании этого события царю Агриппе в 26 главе[13].

Западный текст приблизительно на 8 % длиннее. Отличия от восточного в основном малозначащи, например, к имени Иисуса часто добавляется Христос или Господь. По сравнению с более лаконичным восточным текстом, в западном более подробно объясняются моменты, которые редактор восточного текста считает и так понятными читателю. В западном тексте присутствуют некоторые колоритные детали: Симон Волхв, прося Петра молиться за него, плачет (8:24); указаны часы, в которые Павел проповедовал в училище Тиранна (19:9), и т. д. Однако отдельные стихи большинства переводов, включая старославянский и синодальный, воспроизводят более подробный западный текст, например, следующий стих (14:19):

  • западный: из Антиохии и Иконии пришли некоторые Иудеи и, когда [Апостолы] смело проповедывали, убедили народ отстать от них, говоря: они не говорят ничего истинного, а все лгут. И, возбудив народ, побили Павла камнями и вытащили за город, почитая его умершим;
  • восточный: пришли из Антиохии и Иконии Иудеи и, убедив толпы и каменовав Павла, выбросили его из города, полагая, что он умер[14].

В вопросе о соотношении западного и восточного текстов существует несколько версий[15][16]:

  • восточный текст исходен, западный текст возник в результате вольного обращения переписчиков с текстом;
  • оба текста принадлежат Луке: западный исходен, восточный — более поздняя редакция автора, убравшего лишние подробности, загромождавшие текст;
  • оба текста — результат различной переработки редакторами исходного текста Луки;
  • западный текст — результат изменений, внесённых более поздним редактором;
  • западный текст исходен, восточный — результат сокращения текста поздним редактором.

Язык

Деяния, как и весь Новый Завет, написаны на койне, разговорном греческом языке I века. Однако литературный уровень языка очень высок, многие исследователи считают язык Деяний, наряду с языком Евангелия от Луки и Послания к Евреям, лучшим в Новом Завете[17]. Многие религиозные обороты Лука заимствовал из Септуагинты. Встречающиеся в языке Деяний семитские обороты либо заимствованы из Септуагинты, либо являются подражанием её языку.

Исторический ракурс

Деяния Апостолов более, чем какая-либо другая книга Нового Завета, подвержены исторической критике ввиду большого количества сообщаемых там фактов, доступных проверке из других источников. Следует отметить, что историческая критика разбирает достоверность исключительно исторической фактологии (имена персоналий, должности, названия областей и городов, законы, общественные отношения и т. д.). Чудеса и другие сверхъестественные события, описанные в Деяниях, являются предметом веры.

Исследованиям Деяний с исторической точки зрения посвящена обширная литература. Одни авторы настаивают, что Деяния предельно точны в обращении с историческими фактами, тогда как другие опровергают историческую достоверность книги.

Критический взгляд на историчность Деяний развивался сторонниками Тюбингенской школы и их некоторыми последователями в XX веке. Однако исследования историков и археологов XX века предоставили множество аргументов сторонникам надёжности Деяний как исторического источника. Показательно, что знаменитый английский историк и археолог У. Рамзи, бывший сторонником тюбингенцев, после предпринятых им раскопок и исследований в Малой Азии изменил мнение о достоверности сообщаемых в Деяниях сведений на противоположное[18].

Как пример традиционного подхода можно упомянуть мнение оксфордского исследователя А. Шервин-Уайта, полагающего: «Историчность Деяний апостолов — всеобъемлющая, даже в том, что касается мелких деталей»[19].

Точность Луки как историка подтверждает следующее:

  • Лука абсолютно точен в названиях должностей и титулов, что подтверждают другие источники. Наместника Кипра он совершенно точно (для второй половины I века) называет «проконсул», что, учитывая часто изменявшуюся схему управления острова, показывает хорошее владение ситуацией. Магистратов в Фессалониках он называет редким титулом «политарх» (17:6), а большинство упоминаний этого титула в археологических находках приходится именно на Фессалонику и т. д.;
  • в Деяниях повествуется о том, как жители Листры приняли Варнаву и Павла за Гермеса и Зевса (14:12). Благодаря археологическим раскопкам в Ликаонии стало известно об особом почитании именно Зевса и Гермеса в этой области (с Зевсом и Гермесом идентифицировались местные боги);
  • многие исследователи (А. Кробель и другие) долгое время отрицали историчность существования так называемых квази-прозелитов — язычников, которые почитали Бога Израилева, принимали монотеизм, однако не становились прозелитами и не входили в иудейскую общину. Лука в Деяниях уделяет таким людям особое внимание, называя их «боящиеся Бога» и «чтущие Бога». Примерами таких квази-прозелитов на страницах Деяний являются сотник Корнилий и Лидия из Фиатир до своего обращения в христианство. Главным аргументом Кробеля было отсутствие упоминаний о таких людях в археологических источниках. Однако в 1976 году при раскопках в Карии была обнаружена стела, на которой были перечислены имена квази-прозелитов, названных при этом «те, которые чтут Бога»[20];
  • сведения о римском законе, сообщаемые Лукой при описании процесса над Павлом, полностью подтверждаются римскими источниками[19].

Самым серьёзным расхождением Деяний с другим историческим источником, а именно Иосифом Флавием, обычно считают речь Гамалиила (Деяния 5:36) в которой упомянут шарлатан Февда, живший до переписи Квириния, то есть в I веке до н. э., в то время как Иосиф Флавий действительно упоминает Февду[21], но как жившего в 4446 годах н. э. Скорее всего, или Иосиф, или Лука здесь ошиблись датой, тем более что в Деяниях Февда упомянут лишь мельком, и возможная ошибка никоим образом не влияет на основную линию повествования.

В культуре

Событиям, описанным в Деяниях, посвящено множество выдающихся произведений искусства. Популярными сюжетами для средневековых картин, фресок и скульптур были Пятидесятница (Эль Греко, Джотто, ван Дейк), смерть Стефана (Рембрандт, Джотто), обращение апостола Павла на дороге в Дамаск (Микеланджело, Караваджо, Брейгель Старший), убийство апостола Иакова Иродом (Дюрер) и другие события из жизни апостолов Петра и Павла, приведённые на страницах Деяний.

Обширна иконография праздника Пятидесятницы, а также апостолов Петра, Павла и вероятного автора Деяний — евангелиста Луки.

Напишите отзыв о статье "Деяния святых апостолов"

Примечания

  1. Левинская И. Главы I—VIII. Стр. 50—51
  2. Левинская И. Главы I—VIII. Стр. 30—32
  3. H. Harris. The Tubingen School: A Historical and Theological Investigation of the School of F. C. Baur.
  4. Левинская И. Гл. 9—28. стр. 572—573
  5. [www.ellada-russia.ru/magazine/46-МАРШРУТЫ/article/127-Кефалония-тот-самый-остров-Апостола-Павла Ирина Тресорукова. Кефалония: тот самый остров Апостола Павла // Эллада: журнал. — 2010. — № 16]
  6. [www.ionion.com/english/kefalonia/culture/monasteries/enstpaul.htm Has apostle Paul really gone to Malta?]
  7. [www.imk.gr/eng/opk/opk04.htm St. Paul The apostle. Holy Metropolis of Cephalonia]
  8. 1 2 3 Ткаченко А. А. [www.pravenc.ru/text/171799.html Деяния святых апостолов] // Православная энциклопедия. Том XIV. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2007. — С. 490—507. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-024-0
  9. Левинская И. Гл. 9—28. стр. 52—57.
  10. Левинская И. Гл. 9—28. стр. 57.
  11. Левинская И. Главы I—VIII. Стр. 43
  12. Б. Мецгер. Стр. 208—215
  13. Левинская И. Гл. 9—28. стр. 73.
  14. Левинская И. Гл. 9—28. стр. 236.
  15. Левинская И. Главы I—VIII. Стр. 37—39
  16. Strange, W. A. The Problem of the Text of Acts. Cambridge, 1992.
  17. Cadbury, H. J. Four Features of Lucan Style. 1978.
  18. Ramsay, W. The Bearing of recent Discovery on the Truthworthiness of the New Testament. 1915.
  19. 1 2 Sherwin-White, A. N. Roman Society and Roman Law in the New Testament. Oxford, 1963.
  20. Левинская И. Главы I—VIII. Стр. 46—50
  21. Иосиф Флавий. Иудейские Древности. 20, 97—98.

Литература

  • Левинская И. Деяния Апостолов: Историко-филологический комментарий. Главы 9—28. — СПб.: Факультет филологии и искусств Санкт-Петербургского государственного университета, Нестор-История, 2008. — ISBN 978-5-8465-0800-2.

Ссылки


Отрывок, характеризующий Деяния святых апостолов

– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.


Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?