Авила, Луис де

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Де Авила-и-Суньига, Луис»)
Перейти к: навигация, поиск
Луис де Авила-и-Суньига
исп. Luis de Ávila y Zúñiga
Род деятельности:

дипломат, полководец, историк

Место рождения:

Пласенсия

Награды и премии:
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Луис де Авила-и-Суньига (исп. Luis de Ávila y Zúñiga; 1500, Пласенсия1564) — испанский дипломат, полководец и историк.

Родился в Пласенсии около 1490 года, воспитывался у брата своей матери, герцога Пласенсия из рода Суньига. Пользовался доверием Карла V, посылавшего его с важными поручениями к папам Павлу IV и Пию IV и сделавшего его великим магистром ордена Алькантары. Он сопровождал императора в его походах в Африку и против Шмалькальденского союза и в 1552 году, при осаде Меца, получил начальство над кавалерией.

Как историк он известен своей историей Шмалькальденской войны, написанной хотя и не беспристрастно, но остроумно и ясно, простым, выразительным и живым языком. Она первоначально была издана в 1547 году в Испании под заглавием «Comentarios de la guerra de Alemaña, hecha por Carlos V en 1546 y 1547», потом переработана автором на итальянском языке и переведена на другие языки. На немецком языке существуют два перевода этого сочинения: 1552 и 1858 годов.



Источник

Напишите отзыв о статье "Авила, Луис де"

Отрывок, характеризующий Авила, Луис де

С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.