д’Андло, Гастон Ардуэн Жозеф
| Гастон Ардуэн Жозеф д’Андло | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Подданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Гастон Ардуэн Жозеф д’Андло (нем. Gaston Hardouin Joseph d'Andlau, comte de Epoux; 1824—1892) — французский военачальник, бригадный генерал и публицист.
Биография
Гастон Ардуэн Жозеф д’Андло родился 1 января 1824 года во Франции в городе Нанси.
Учился в Сен-Сирском военном училище, по окончании которого в 1844 году был произведен в лейтенанты, а уже в 1845 переведен на службу в Генеральный штаб.
В чине капитана он отличился под Севастополем; по окончании Австро-итало-французской войны 1859 отправлен в столицу Австрии город Вену в качестве военного агента и был французским комиссаром при определении границ между Турцией и Сербией.
В 1870 году, будучи в звании полковника генштаба, д’Андло был прикомандирован к французской Рейнской армии, участвовал в сражении под Мецом, а после капитуляции этой крепости содержался в плену в городе Гамбурге. Здесь он написал «Lettre d’un colonel d'état-major sur la capitulation de Metz» и «Metz, campagne et négociations» — сочинения, наделавшие много шума, так как в них д’Андло очень искусно и с кажущимся беспристрастием сваливал вину мецской катастрофы на Франсуа Ашиля Базена и этим существенно содействовал организации суда над этим французским маршалом. За это д’Андло навлек на себя неудовольствие некоторых старших генералов и только в 1879 году получил чин бригадного генерала, а 1 января 1886 года был отчислен в запас генералитета.
После отставки, Гастон Ардуэн Жозеф д’Андло эмигрировал в Соединённые Штаты Америки, где и скончался в январе 1892 года в Новом Орлеане.
Библиография
- «La cavalerie dans le passé et dans l’avénir»,
- «Organisation et tactique de l’infanterie française, depuis son origine».
Напишите отзыв о статье "Д’Андло, Гастон Ардуэн Жозеф"
Ссылки
- Андло Гастон // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Д’Андло, Гастон Ардуэн Жозеф
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
