Де Анджелис, Элио

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Де Анжелис, Элио»)
Перейти к: навигация, поиск
Элио Де Анджелис
Гражданство

Италия

Дата рождения

26 марта 1958(1958-03-26)

Дата смерти

15 мая 1986(1986-05-15) (28 лет)

Выступления в «Формуле-1»
Сезоны

8 (19791986)

Автомобили

Shadow, Lotus, Brabham

Гран-при

109 (108 стартов)

Дебют

Аргентина 1979

Последний Гран-при

Монако 1986

Победы Поулы
2 (Австрия 1982) 3 (Европа 1983)
Подиумы Очки БК
9 122 0

Элио Де Анджелис (итал. Elio de Angelis, 26 марта 1958, Рим — 15 мая 1986, Марсель) — итальянский пилот Формулы-1. За восемь лет в чемпионате дважды побеждал, неоднократно занимал место на подиуме. Был весьма популярен среди болельщиков в 80-е годы, за аккуратное поведение на трассе получил прозвище «Последний честный игрок» (англ. last gentleman player). Попав в аварию на тестах в Ле-Кастелле, не смог вовремя выбраться из загоревшейся машины без посторонней помощи и умер на следующий день от отравления продуктами горения.





Биография

Ранние годы

Де Анджелис родился в Риме в 1958 году в богатой семье. Его отец, Джулио Де Анджелис, был поставщиком и гонщиком спортивных катеров, завоевавшим множество титулов в этом виде спорта в 60-70-е годы. Финансовые возможности семьи частично облегчили Элио начало гоночной карьеры. Как и многие пилоты, начал он с картинга, после чего в 1977 перешёл в итальянскую Формулу-3. Третью же для себя гонку он выиграл, а в конце сезона смог победить и в борьбе за титул. В европейском чемпионате той же Формулы он стал седьмым. На следующий год он перешёл в Формулу-2, где выступал за «Минарди», провёл одну гонку в Британской Формуле-1, а также выиграл престижный Гран-при Монако Формулы-3. Эти нешуточные успехи на трассе, а также спонсорская поддержка позволили ему получить место в Формуле-1 — в команде «Шэдоу».

Формула-1

Место для дебюта было выбрано не очень удачное — лучшие дни команды прошли, а перед началом ей был нанесён и вовсе мощный удар — большая группа конструкторов во главе с Джеки Оливером покинула её ряды, прихватив с собой чертежи болида. Тем не менее, в условиях ограниченного бюджета и при наличии не очень быстрой машины, Элио смог извлечь максимум из данного. Он регулярно финишировал в десятке сильнейших, а в последней гонке сезона и вовсе финишировал четвёртым. Всё это позволило ему в следующем, 1980 сезоне, перейти в легендарную команду «Лотус».

Итальянец оправдал ожидания, заняв уже во второй гонке второе место, проиграв лидеру, Рене Арну, всего лишь 24 секунды. В дальнейшем, в сезоне он ещё трижды финишировал в очках, набрал их 13, и совершенно затмил собственного партнёра — титулованного Марио Андретти, который смог заработать лишь одно. Следующий сезон стал для Де Анджелиса не менее успешным — он регулярно финишировал в очках и почти вдвое опередил по их числу партнёра, Найджела Мэнселла. В Австрии он победил, опередив будущего чемпиона Кеке Росберга на считанные мгновения — всего на 0,05 секунды.

Третий сезон в команде Чепмена выдался для Элио трудным. Команда сменила проверенный годами Cosworth DFV на турбированный мотор «Рено», и весь сезон промучилась с проблемами надёжности. Начав сезон с дисквалификации за позднюю смену мотора, Де Анджелис регулярно квалифицировался в первых рядах, на Гран-при Европы завоевал поул, но до финиша добрался всего дважды. Очки заработать удалось лишь на родном этапе в Италии, где он занял пятое место.

Следующий, 1984 сезон, стал более успешным — команда, наконец, справилась с проблемой надёжности, и Элио стал регулярно набирать очки. Лучшим результатом для него стало второе место в Гран-при Детройта. Многое о стабильности пилота говорит тот факт, что, заняв третье место в чемпионате, он стал единственным не побеждавшим среди первых пяти пилотов. Одно время он и вовсе лидировал в чемпионате, а всего в сезоне заработал 34 очка.

Статус Элио, как первого пилота команды, до того незыблемый, пошатнулся после прихода в команду многообещающего молодого пилота Айртона Сенны. Вдохновлённая талантами бразильца, команда уделяла почти всё внимание ему и, как следствие, в чемпионате Де Анджелис проиграл напарнику. Более того, Сенна выиграл дважды, в том числе, в Португалии, где он в дождевых условиях на круг опередил всех, кроме одного гонщика. По сравнению с этим единственная победа Элио, и то доставшаяся ему после дисквалификации Проста, выглядела неутешительно. Следует заметить, что после ухода итальянца, Сенна не дал команде взять на освободившееся место конкурентоспособного Дерека Уорика — вместо него взяли обладающего внушительным титулом, но не хватающего звезд с неба аристократа Джонни Дамфриза. Британец, в свою очередь, был изгнан из команды столь же легко, как и принят, когда «Хонде», поставлявшей команде моторы, потребовалось посадить за руль своего протеже Сатору Накаджиму.

Уйдя из «Лотуса», в котором он провёл почти всю карьеру — шесть лет — Де Анджелис устроился в не менее известную команду Формулы-1 — «Брэбем». В ней он заменил Нельсона Пике, к тому времени двукратного чемпиона мира.[1]. Команда, работавшая над очередной революционной идеей конструктора Гордона Марри, как обычно бывает в таких случаях, страдала от всевозможных неполадок. Реализация идеи, автомобиль Brabham BT55, отличался сверхнизким профилем, что позволяло существенно уменьшить фронтальное сопротивление, вместе с тем увеличив прижимную силу. Автомобиль был надёжен, а вот двигатель — нет. Для того, чтобы вместить его в машину, пришлось увеличить угол развала цилиндров до 72 градусов, что в свою очередь привело к проблемам с циркуляцией масла. Это ещё более увеличивало «запаздывание турбо», которое у моторов BMW и так было относительно немаленьким. Команда пыталась бороться с проблемами, но на тестах в ле-Кастелле случилась трагедия.

Гибель

Тесты проходили на французском автодроме Поль Рикар всего через неделю после Гран-при Монако, где Элио в очередной раз сошёл. После прохождения быстрой прямой под нагрузкой заднее антикрыло Brabham BT55 оторвалось, болид потерял прижимную силу, перелетел через отбойник и перевернулся[2]. Сам по себе удар не причинил вреда Де Анджелису, но выбраться самостоятельно он не мог. Ситуация усугублялась тем, что на трассе отсутствовали маршалы, как и вообще кто-либо, кто мог оказать помощь. Непосредственными свидетелями аварии были лишь двое механиков «Бенеттон», устанавливавшие датчики в конце пит-лейн. Через минуту на место аварии подъехал Алан Джонс, который тем не менее не мог ничего сделать один и был вынужден просто стоять и смотреть.

Вскоре появились Прост и Мэнселл, но к этому моменту уже разгорелось пламя и стало невозможно не то что перевернуть, а даже подойти к машине. Наконец, явился маршал, экипированный лишь в футболку и шорты, зато вооружённый огнетушителем. Попытка потушить пламя сделала ситуацию только хуже: по воспоминаниям Джонса, большая часть струи отправилась не на огонь, а прямо в кокпит, что ещё ухудшило и без того плохое состояние гонщика. Подъехавший пожарный автомобиль тоже не мог сразу приступить к тушению — не хватило длины шланга, чтобы дотянуться до машины. Наконец, после десяти минут задержки Элио был извлечён из машины. Ещё полчаса потребовалось, чтобы прибыл медицинский вертолёт, который отвёз гонщика в госпиталь в Марселе.

Поначалу казалось, что итальянец легко отделался — из всех повреждений у него имелся лишь перелом ключицы и лёгкие ожоги на спине, но через 29 часов он умер от отравления продуктами горения, которые вдыхал, пока находился в машине. Элио стал последним гонщиком, погибшим в аварии Формулы-1 вплоть до гибели Ратценбергера на Гран-при Сан-Марино 1994 года. По иронии судьбы, его место в «Брэбеме» занял Дерек Уорик — тот самый, кто не смог занять его место в «Лотусе». Ходили слухи, что приглашение британца было вызвано тем, что он оказался единственным нетрудоустроенным гонщиком, кто не предложил своих услуг шефу команды Берни Экклстоуну непосредственно после аварии.

Гибель гонщика непосредственно повлияла на решения, принятые впоследствии руководством Формулы-1 для усиления безопасности гонок. По инициативе президента ФИА Жана-Мари Балестра были введены ограничения на мощность двигателей, а автодром был урезан вдвое — в результате быстрая связка поворотов Verrerie, где случилась авария, была превращена в медленный поворот. Эти меры, несомненно снизившие вероятность тяжёлой аварии, в действительности не принимали во внимание основную причину катастрофы: не выдерживавшее никакой критики обеспечение маршалами и медиками. Позднее во время Гран-при Франции на том же автодроме только проворство Филиппа Стрейффа уберегло его от травм — его автомобиль, загоревшийся из-за технических неполадок, сгорел почти полностью, а пожарный автомобиль сначала отправился в неверном направлении, а потом залил пеной полтрассы, а не автомобиль.

По иронии судьбы, Элио не любил тестов, считая, что пилоты и так имеют достаточно возможностей попрактиковаться во время официальных уикендов. За подобные взгляды однажды его даже отчитал Колин Чепмен. Гибель его на тестах привела впоследствии к кардинальному изменению порядка обеспечения гонок медиками. Возможно, за отсутствие последствий аварии Герхарда Бергера в Имоле в 1989 следует благодарить именно его — австрийца извлекли из машины буквально за секунды.

Интересные факты

Помимо высоких гоночных способностей, Элио был одарённым пианистом, способным выступать на концертном уровне, а также прекрасно импровизировать. Во время забастовки пилотов в 1982 он вместе с Жилем Вильнёвым целый вечер развлекал игрой на пианино запершихся в отеле гонщиков.

Результаты гонок

Год Команда Шасси Двигатель Ш 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 Место Очки
1979 Interscope Shadow
Racing Team
Shadow
DN9
Ford Cosworth
DFV
3,0 V8
G АРГ
7
БРА
12
ЮЖН
Сход
СШЗ
7
ИСП
Сход
БЕЛ
Сход
МОН
НКВ
ФРА
16
ВЕЛ
12
ГЕР
11
АВТ
Сход
НИД
Сход
ИТА
Сход
КАН
Сход
СШВ
4
15 3
1980 Team Essex
Lotus
Lotus
81
Ford Cosworth
DFV
3,0 V8
G АРГ
Сход
БРА
2
ЮЖН
Сход
СШЗ
Сход
БЕЛ
10
МОН
9
ФРА
Сход
ВЕЛ
Сход
ГЕР
16
АВТ
6
НИД
Сход
ИТА
4
КАН
10
СШВ
4
7 13
1981 Team Essex
Lotus
Lotus
81
Ford Cosworth
DFV
3,0 V8
M СШЗ
Сход
БРА
5
АРГ
6
САН
БЕЛ
5
8 14
Lotus
87
МОН
Сход
John Player
Team Lotus
ИСП
5
ФРА
6
G ВЕЛ
ДСК</small>
ГЕР
7
АВТ
7
НИД
5
ИТА
4
КАН
6
ЛВС
Сход
1982 John Player
Team Lotus
Lotus
87B
Ford Cosworth
DFV
3,0 V8
G ЮЖН
8
9 24
Lotus
91
БРА
Сход
СШЗ
5
САН
БЕЛ
4
МОН
5
СШВ
Сход
КАН
4
НИД
Сход
ВЕЛ
4
ФРА
Сход
ГЕР
Сход
АВТ
1
ШВА
6
ИТА
Сход
ЛВС
Сход
1983 John Player
Team Lotus
Lotus
91
Renault-Gordini EF1
Mecachrome
1,5 V6T
P БРА
ДСК</small>
17 2
Lotus
93T
СШЗ
Сход
ФРА
Сход
САН
Сход
МОН
Сход
БЕЛ
9
СШВ
Сход
КАН
Сход
Lotus
94T
ВЕЛ
Сход
ГЕР
Сход
АВТ
Сход
НИД
Сход
ИТА
5
ЕВР
Сход
ЮЖН
Сход
1984 John Player
Team Lotus
Lotus
95T
Renault EF4
Mecachrome
1,5 V6T
G БРА
3
ЮЖН
7
БЕЛ
5
САН
3
ФРА
5
МОН
5
КАН
4
СШВ
2
СШЗ
3
ВЕЛ
4
ГЕР
Сход
АВТ
Сход
НИД
4
ИТА
Сход
ЕВР
Сход
ПОР
5
3 34
1985 John Player Special
Team Lotus
Lotus
97T
Renault EF
Mecachrome
1,5 V6T
G БРА
3
ПОР
4
САН
1
МОН
3
КАН
5
СШВ
5
ФРА
5
ВЕЛ
НКЛ
ГЕР
Сход
АВТ
5
НИД
5
ИТА
6
БЕЛ
Сход
ЕВР
5
ЮЖН
Сход
АВС
ДСК</small>
5 33
1986 Motor Racing
Developments
Brabham
BT55
BMW M12/13
1,5 L4T
P БРА
8
ИСП
Сход
САН
Сход
МОН
Сход
БЕЛ
КАН
СШВ
ФРА
ВЕЛ
ГЕР
ВЕН
АВТ
ИТА
ПОР
МЕК
АВС
24 0

Напишите отзыв о статье "Де Анджелис, Элио"

Примечания

  1. Small, 1996, с. 33.
  2. [www.eliodeangelis.info/elio_de_angelis_paul-ricard.php The Accident at Paul Ricard, May 14th 1986]. Проверено 17 мая 2013. [www.webcitation.org/6GlxjkYvz Архивировано из первоисточника 21 мая 2013].

Литература

Steve Small. [books.google.com.ua/books?id=fGoqAAAACAAJ The Grand Prix Who's Who]. — 2. — Guinness World Records Limited, 1996. — С. 33. — 464 с. — ISBN 0-85112-623-5.

Ссылки

  • [wildsoft.ru/drv.php?l=%C4&id=197901018 Элио Де Анджелис]  (рус.) на сайте wildsoft.ru
  • [www.historicracing.com/driver_detail.cfm?driverID=1646 Де Анджелис, Элио]  (англ.) на сайте historicracing.com
  • Де Анджелис, Элио: тематические медиафайлы на Викискладе
Предшественник:
Риккардо Палетти
Пилоты, погибшие в результате аварий
на Гран-при «Формулы-1»

15 мая 1986
Преемник:
Роланд Ратценбергер

Отрывок, характеризующий Де Анджелис, Элио

– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.