Де Бенхувер, Йозеф

Йозеф Де Бенхувер

Йозеф Де Бенхувер (нидерл. Jozef De Beenhouwer; род. 26 марта 1948, Брасхат) — бельгийский пианист.

Начал учиться музыке в пятилетнем возрасте у своего деда. С 1964 года занимался частным образом под руководством Лоде Бакса, одновременно окончил Лёвенский католический университет (1970) как фармацевт, после чего продолжил занятия с Баксом в Антверпенской консерватории, которую окончил в 1975 году.

Выступал как солист и ансамблист в различных европейских странах, США и Южной Корее. Аккомпанировал ряду бельгийских вокалистов, со скрипачом Кесом Хюлсманом и виолончелистом Марином ван Сталеном сформировал Трио имени Шумана. В 1986—1996 гг. был официальным аккомпаниатором скрипачей и вокалистов на Международном конкурсе имени королевы Елизаветы.

Наибольшее место в творчестве Де Бенхувера занимает музыка Роберта Шумана. Реконструировал по автографам и впервые исполнил (1986, с Венским симфоническим оркестром) концертную пьесу Шумана для фортепиано с оркестром ре минор (1839). Впервые осуществил запись полного собрания сочинений для фортепиано соло Клары Шуман. Стал также первым в новейшее время исполнителем фортепианной сонаты друга Шумана Людвига Шунке. Пропагандирует также музыку фламандских композиторов; под редакцией Де Бенхувера издан ряд произведений Петера Бенуа, Виктора Легле, Августа де Бука и др. С 1983 г. профессор Антверпенской консерватории.

В 1993 г. удостоен Премии Роберта Шумана.

Отрывок, характеризующий Де Бенхувер, Йозеф

– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.