Браозы

Браозы (англ. de Braose, современное произношение: де Брайоз; фр. de Briuze — де Бриуз) — английский дворянский род нормандского происхождения в Средние века. После нормандского завоевания Англии дом де Браоз получил во владение суссексский рейп Брамбер, однако в дальнейшем интересы рода концентрировались, прежде всего, в Уэльсе. Активные участники англонормандской экспансии в Уэльсе, де Браозы к концу XII века стали самым влиятельным дворянским родом Валлийской марки, подчинив большую часть Радноршира и Брекнокшира, Гауэр, верхний Монмутшир и графство Лимерик в Ирландии. В результате конфликта Уильяма де Браоза с королём Иоанном Безземельным дом де Браоз на некоторое время в начале XIII века лишился влияния в стране, однако позднее частично восстановил свои позиции и играл одну из ключевых ролей в англо-валлийских отношениях XIII века и завоевании Уэльса Эдуардом I. После прекращения старшей линии де Браозов в 1230 году большинство их владений перешло к роду Мортимеров. Боковые ветви просуществовали до XV века, однако их представители уже не играли сколь-либо существенной роли в политической жизни Англии.

Происхождение

Дом де Браоз вёл своё происхождение из Нормандии. Его основатель — Вильгельм де Бриуз (ум. 1093) владел небольшим замком Бриуз в Нижней Нормандии неподалёку от Фалеза, на территории современного департамента Орн. Вильгельм, очевидно, принадлежал к среднему рыцарству и не выделялся знатностью или богатством. Об отце де Бриуза ничего не известно, а мать, возможно, была из северофранцузского рода д’Иври и находилась в родстве с Вильямом Фиц-Осберном. В 1066 году де Бриуз принял участие в нормандском завоевании Англии и, вероятно, сражался в битве при Гастингсе. За службу король Вильгельм Завоеватель предоставил ему один из рейпов Суссекса, находящийся на важном с военной и торговой точек зрения пути из Нормандии в Лондон, где Бриуз построил замок Брамбер, став таким образом 1-м лордом Брамбера, а также замок Непп. Первые сведения о Вильгельме де Бриузе в исторических документах относятся именно к периоду непосредственно после завоевания, когда в качестве владельца Брамберского рейпа Вильгельм даровал ряд земельных участков аббатству Баттл, основанному на месте сражения при Гастингсе. Помимо Брамбера, де Бриуз также получил множество маноров в других частях Англии, в частности в районе Уарема в Дорсете, а также в Шропшире, на границе с Уэльсом. Именно последние с конца XI века стали территориальной базой для экспансии, развёрнутой де Браозами в направлении валлийских княжеств Центрального Уэльса, и основой их могущества в ранненормандской Англии.

Основные представители

Сын Вильгельма де Браоза Филипп, 2-й лорд Брамбера (ум. в 1130-х), в конце XI века в числе других англонормандских баронов валлийского приграничья начал планомерное наступление на соседние земли Среднего Уэльса. Ему удалось завоевать достаточно значительную территорию к северу от Брихейниога, где им были основаны замки Раднор и Бильт, ставшие центрами владений Браозов в Валлийской марке. Старший сын Филиппа Уильям де Браоз, 3-й лорд Брамбера (ум. ок. 1181), благодаря женитьбе на наследнице Миля Глостерского присоединил к своим владениям большую часть Брекнокшира и верхний Монмутшир с замками Абергавенни и Брекон. В результате под его властью оказался практически вся Средняя Валлийская марка, что вывело де Браозов на первый план среди англонормандских аристократов Уэльса. Младший брат Уильяма Филипп де Браоз (ум. до 1201) участвовал в завоевании Ирландии Генрихом II в 1171—1172 годах и закрепил за собой территорию современного графства Лимерик. Пик могущества Браозов пришёлся на конец XII — начало XIII веков и был связан с деятельностью Уильяма де Браоза, 4-го лорда Брамбера (ум. 1211). Уильям был ключевой фигурой в англо-валлийских отношениях этого периода. В 1170-х — 1180-х он вёл практически непрекращающиеся войны с валлийцами, в 1175 году организовал убийство нескольких валлийских князей и членов их семей в своём замке Абергавенни, а в 1198 году разгромил войска Гвенвинвина, правителя Южного Поуиса в сражении у Пайнкасла. Однако уже в 1189 году Уильям заключил союз с королём Дехейбарта, выдав свою дочь замуж за сына Риса ап Грифида. В начале правления Иоанна Безземельного Уильям де Браоз являлся одним из ближайших соратников короля и пользовался его особым покровительством. Это позволило ещё более увеличить земельные владения семьи: Уильям получил графство Лимерик, замки Хай (Брекнокшир), Тотнес (Девон), Уайткасл, Скенфрит и Гросмонт (все — Монмутшир), опеку над Гламорганом, Монмутширом и Гуинллугом, в 1203 году король пожаловал ему Гауэр, а в 1206 году назначил шерифом Херефордшира и юстициаром Глостершира. Уильям де Браоз играл ключевую роль в пленении Артура Бретонского в 1202 году, а затем отвечал за его содержание под стражей. Однако за быстрым взлётом Уильяма последовало его стремительное падение: в 1207 году он был, по не совсем понятной причине, смещён со своих постов и лишён владений. После попытки организовать восстание в Уэльсе, в 1210 году Уильям де Браоз бежал во Францию, где и скончался. Жена и старший сын Уильяма, по легенде, были замучены голодом королём Иоанном в Виндзорском замке.

В 1213 году в Англию вернулся Реджинальд де Браоз (ум. 1228) и его брат Жиль, епископ Херефорда (ум. 1215), младшие сыновья Уильяма. Они подняли восстание против короля в Уэльсе и добились возвращения владений дома де Браоз. Реджинальду однако не удалось полностью восстановить позиции семьи и, потерпев ряд поражений от валлийцев Дехейбарта и Гвинеда, он признал сюзеренитет Лливелина ап Иорверта, а в 1221 году уступил Гауэр своему племяннику Джону де Браозу (ум. 1232), который основал таким образом боковую линию дома, во владение которой перешёл помимо Гауэра Брамбер, Уайткасл, Скенфрит и Гросмонт. Сын Реджинальда Уильям, казнённый в 1230 году за любовную связь с женой Лливелина, не оставил после себя потомства мужского пола, в результате чего владения де Браозов в Средней марке были разделены между четырьмя дочерьми Уильяма и их детям. Большая их часть, включая Раднор, досталась дому Мортимеров, потомкам Мод де Браоз (ум. 1301), которые таким образом заместили де Браозов в качестве доминирующей силы Центрального Уэльса. Абергавенни отошёл к Джону Гастингсу, внуку Эвы де Браоз (ум. 1255), Брекон и Хай — к роду де Богун, а Бильт был включён в состав королевского домена. Представители Гауэрской линии де Браозов в XIII веке оставались на втором плане в среде англонормандской аристократии Валлийской марки. Уильям де Браоз, 1-й барон Браоз, (ум. 1291), участвовал в кампаниях Эдуарда I по завоеванию Уэльса. Его сын, также по имени Уильям (ум. 1326), в 1320 году продал Гауэр Хамфри де Богуну, графу Херефорд. Это, однако, было оспорено другими потенциальными наследниками из домов Мортимер и Моубрей. Более того, король Эдуард II объявил о конфискации Гауэра и передаче его своему фавориту Хью Диспенсеру. После нескольких лет борьбы за наследство Браозов, Брамбер и Гауэр достались Джону де Моубрей (ум. 1361), чьи потомки в конце XIV века получили титул герцогов Норфолк. Боковые линии Браозов продолжали существовать до XVIII века в Дорсете, Суффолке, Глостершире и Суссексе (в Суффолке и Суссексе — под фамилией Брюc (англ. Brewes)), однако их представители уже являлись лишь небогатыми рыцарями, вассалами более крупных английских баронов.

Генеалогия

Вильгельм де Бриуз (ум. 1093), сеньор де Бриуз, 1-й лорд Брамбера, участник битвы при Гастингсе; жена: Эва де Буасси;

1. Филипп де Браоз (ум. в 1130-х), 2-й лорд Брамбера, завоеватель Радноршира, лорд Раднора и Бильта, участник Первого крестового похода; жена: Аэнора Тотнес, наследница замка Тотнес в Девоне;
   1. Уильям де Браоз (ум. ок. 1181), 3-й лорд Брамбера, лорд Раднора и Бильта, лорд Брекона и Абергавенни (с 1066); жена: Берта, дочь Миля Глостерского, графа Херефорда;
      1. Уильям де Браоз (ум. 1211), 4-й лорд Брамбера, 7-й барон Абергавенни, лорд Раднора, Бильта и Брекона, лорд Гауэра (с 1203); лорд Лимерика (с 1201), лорд Уайткасла, Скенфрита и Гросмонта; шериф Херефордшира и юстициар Глостершира (с 1206), близкий соратник Иоанна Безземельного, участник пленения и, вероятно, свидетель убийства Артура Бретонского; владения и должности конфискованы в 1207 году; жена (до 1170): Мод де Сен-Валери (ум. 1210), дочь Бернара де Сен-Валери;
         1. Уильям де Браоз (ум. 1210), арестован вместе с матерью в 1210 г. по приказу Иоанна Безземельного и умер, вероятно от голода, в Виндзорском замке; жена: Матильда де Клер, дочь Ричарда де Клера, 4-го графа Хертфорд;
            1. Джон де Браоз (ум. 1232), лорд Гауэра (с 1219), 7-й лорд Брамбера (с 1226), лорд Уайткасла, Скенфрита и Гросмонта (1228—1230), вассал Хьюберта де Бурга, графа Кента (с 1230); жена (1219): Мараред верх Лливелин (ум. после 1263), дочь Лливелина ап Иорверта, короля Гвинеда;
               1. Уильям де Браоз (ум. 1291), лорд Гауэра, 8-й лорд Брамбера, 1-й барон Браоз; 1-я жена: Алина де Мультон, дочь Томаса де Мультона, лорда Гилсланда; 2-я жена: Агнесса де Мёле, дочь Николя де Мёле, коменданта Кардигана и Кармартена; 3-я жена: Мэри де Рос, дочь Роберта де Рос;
                  1. (1) Уильям де Браоз (ум. 1326), 2-й барон Браоз, лорд Гауэра, участник завоевания Уэльса Эдуардом I, в 1320 году продал права на Гауэр Хамфри де Богуну, графу Херефорд; 1-я жена: Агнесса; 2-я жена (1317): Элизабет де Сюлли;
                     1. Уилям де Браоз (ум. 1320), лорд Лландимора;
                     2. Джоанна де Браоз (ум. 1323); 1-й муж (ок. 1295): Джеймс де Богун, лорд Мидхерст (ум. 1306); 2-й муж (1310): Ричард Фолиот (ум. 1317);
                     3. Алина де Браоз (ум. 1331), наследница Гауэра и Брамбера; 1-й муж (1298): Джон де Моубрей (4 сентября 1286 — 23 марта 1322), 2-й барон Моубрей, участник баронского движения против Эдуарда II; 2-й муж: Ричард де Пешейль; Гауэр и Брамбер унаследовали дети Алины де Браоз и Джона де Моубрея;
                  2. (2) Жиль де Браоз (ум. 1305), лорд Ноултон (Дорсет) и Бакингем, участник войн с Шотландией; 1-я жена: Беатриса де Сент-Хелен, дочь Джона де Сент-Хелен; 2-я жена: Мод де Уайтни, дочь Эсташа де Уайтни; потомки Жиля де Браоза — Брюсы из Дорсета;
                  3. (3) Ричард де Браоз (ум. 1296), лорд Тетбери (Глостершир) и Чесворта (Суссекс);
                  4. (3) Питер де Браоз (ум. 1312), лорд Тетбери и Чесворта; жена (1300): Агнесса, вдова Генри Хьюза; потомки Питера де Браоза — Брюсы из Глостершира и Брюсы из Суссекса, линии угасли в XV веке;
                  5. (3) Маргарита де Браоз (ум. до 1319); муж (1303): Ральф де Камойс, комендант Виндзорского замка;
                  6. (3) Уильям де Браоз;
               2. Ричард де Браоз (ум. 1292), лорд Стинтон (Норфолк); жена: Алиса ле Рус (ум. 1301), вдова Ричарда Лонгспе; потомки Ричарда де Браоза — Брюсы из Суффолка, линия угасла в XVIII веке;
               3. Джон де Браоз (ум. до 1295), лорд Корсем (Уилтшир) и Гласбери (Брекнокшир), на службе у дома де Клер;
               4. Лливелин де Браоз (ум. 1291), лорд Синтон, вассал Клиффордов;
            2. Жиль де Браоз, содержался под арестом в замке Корф до 1218;
            3. Филипп де Браоз;
            4. Уолтер де Браоз (ум. ок. 1233); жена (ок. 1223): Хависа Лондонская;
            5. Гилберт де Браоз;
            6. Ричард де Браоз;
            7. Мод де Браоз (р. 1200); муж: Генри де Траси;
         2. Мод де Браоз (ум. 1210); муж (1189): Грифид ап Рис II (ум. 1201), сын Риса ап Грифида, короля Дехейбарта;
         3. Жиль де Браоз (ум. 1215), епископ Херефорда (с 1200), барон Абергавенни (с 1215), один из руководителей баронского движения против короля Иоанна в 1213—1215 гг.;
         4. Реджинальд де Браоз (ум. ок. 1228), восстановлен в правах наследования земель де Браозов в 1216—1217 гг., 5-й лорд Брамбер (до 1226), 9-й барон Абергавенни, лорд Раднора, Бильта и Брекона, лорд Гауэра (до 1219); 1-й жена: Грейс, дочь Уильяма де Бривера; 2-я жена (1215): Гвладис Ди, дочь Лливелина ап Иорверта, короля Гвинеда;
            1. Уильям де Браоз «Чёрный Уильям» (ок. 1197—1230), 10-й барон Абергавенни, лорд Раднора, Бильта и Брекона, казнён за любовную связь с женой Лливелина ап Иорверта; жена: Ева Маршал (ум. 1246), дочь Уильяма Маршала, графа Пембрука;
               1. Изабелла де Браоз (ум. ок. 1248), наследница Бильта; муж: Давид ап Лливелин (ум. 1246), правитель Гвинеда, сын Лливелина ап Иорверта; детей не имели, после смерти Изабеллы Бильт был включён в состав королевского домена;
               2. Мод де Браоз (ум. 1301), наследница Раднора; муж: Роджер Мортимер, 1-й барон Вигмор (ум. 1282);
               3. Ева де Браоз (ум. 1255); наследница Абергавенни; муж (1241): Уильям III де Кантилуп (ум. 1254). Старшая дочь Евы и Уильяма Джоанна де Кантилуп (ум. 1271) вышла замуж за Генри де Гастингса (ум. 1268), таким образом Абергавенни перешёл во владение дома Гастингс;
               4. Элеонора де Браоз (ум. 1251), наследница Хая и Брекона; муж: Хамфри де Богун (ум. 1265), их сын: Хамфри де Богун, 3-й граф Херефорд;
            2. Матильда де Браоз; муж: Рис Мехил (ум. 1244), сын Риса Грига и внук Риса ап Грифида;
         5. Роджер де Браоз;
         6. Филипп де Браоз;
         7. Берта де Браоз; муж: Уильям де Бошем, лорд Элмли (ум. 1197);
         8. Томас де Браоз;
         9. Вальтер де Браоз;
         10. Джон де Браоз (ум. 1205); жена (1204): Амабиль де Лимези;
         11. Маргарита де Браоз (ок. 1177 — ок. 1255); муж: Уолтер де Ласи (ум. 1241), лорд Мита;
         12. Генри де Браоз;
         13. Аннора де Браоз (ок. 1190 — ок. 1241), наследница Тетбери (Глостершир), арестована в 1210 г. по приказу Иоанна Безземельного за попытку бегства в Ирландию, освобождена в 1214 г.; муж: Гуго де Мортимер, лорд Вигмор (ум. 1227); детей не имели;
         14. Лоретта де Браоз (ум. ок. 1266); муж: Роберт де Бомон, 4-й граф Лестер;
         15. Фландрина де Браоз, аббатиса Годстоу;
         16. Бернард де Браоз;
      2. Мод де Браоз; муж: Джон де Бромптон;
      3. Сибилла де Браоз (1150—1227); 1-й муж: Уильям де Феррерс, 3-й граф Дерби (ум. 1190); 2-й муж: Адам де Порт;
      4. Джон де Браоз;
      5. Роджер де Браоз;
   2. Филипп де Браоз (ум. до 1201), участник нормандского завоевания Ирландии, комендант Уэксфорда и сеньор Северного Мунстера;
   3. Базилия де Браоз; муж: Эд де Даммартен;
   4. Гилиана де Браоз; муж: Фульк дю Мерль.

См. также

• Нормандская экспансия в Уэльсе
• Мортимеры

Ссылки

• [freespace.virgin.net/doug.thompson/BraoseWeb/stage.htm История рода де Браоз]  (англ.)
• [freespace.virgin.net/doug.thompson/BraoseWeb/family/home.html Биографии представителей рода де Браоз]  (англ.)
• [www.renderplus.com/hartgen/htm/de-braose.htm#name3705 Генеалогия дома де Браоз]  (англ.)
• [homepages.rootsweb.com/~pmcbride/james/f026.htm#T71 Генеалогия дома де Браоз]  (англ.)
• [racineshistoire.free.fr/LGN/PDF/Braose.pdf Генеалогия дома де Браоз на сайте Racines et Histoire]  (фр.)

Отрывок, характеризующий Браозы

– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.