де Бройль, Морис

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Морис де Бройль
фр. Maurice de Broglie

Портрет Мориса де Бройля работы Марселя Баше (1932)
Место рождения:

Париж, Франция

Место смерти:

Нёйи-сюр-Сен, Франция

Научная сфера:

физика рентгеновских лучей

Место работы:

Коллеж де Франс

Учёное звание:

член-корреспондент АН СССР

Альма-матер:

Морская школа
Марсельский университет

Научный руководитель:

Поль Ланжевен

Известные ученики:

Луи де Бройль

Награды и премии:

Луи Сезар Виктор Морис, 6-й герцог Брольи, более известный как Морис де Бройль (фр. Louis-César-Victor-Maurice, 6ème duc de Broglie, Maurice de Broglie; 27 апреля 1875, Париж — 14 июля 1960, Нёйи-сюр-Сен) — французский физик-экспериментатор, старший брат знаменитого теоретика Луи де Бройля. Член Парижской академии наук (1924) и Французской академии (1934). Научные работы посвящены физике рентгеновского излучения, атомной и ядерной физике, физике космических лучей.





Биография

Морис де Бройль принадлежал к известной аристократической семье Брольи, представители которой на протяжении нескольких веков занимали во Франции важные военные и политические посты. Морис был вторым из пяти детей 1846—1906[fr], 5-го герцога де Брольи, и Полины д’Армай (фр. Pauline d’Armaille), внучки наполеоновского маршала Филиппа Поля де Сегюра. После блестящего окончания парижского коллежа Станислава[fr] в 1893 году Морис поступил в Морскую школу[fr], где учился до 1895 года. На протяжении нескольких следующих лет он служил морским офицером на одном из кораблей Средиземноморской эскадры. Одновременно он изучал физику в Тулонском и Марсельском университетах, последний из которых окончил в 1900 году со степенью лиценциата наук. Морис де Бройль установил первый беспроводной радиопередатчик на корабле французского флота и хотел посвятить всё своё время науке, однако под давлением членов семьи был вынужден остаться на службе. Только в 1904 году, уже после смерти деда, он взял бессрочную увольнительную, а спустя четыре года окончательно вышел в отставку[1].

После ухода со службы Морис де Бройль изучал спектроскопию под руководством Анри Деландра в Мёдонской обсерватории. Кроме того, он организовал небольшую частную лабораторию в своём доме на улице Шатобриана в Париже. Здесь, а также в Коллеж де Франс, он изучал ионизацию газов, движение заряженных атомов, молекул и более крупных частиц дыма и пыли, измерил заряд электрона. Эта проблематика составила предмет его докторской диссертации, защищённой в 1908 году под руководством Поля Ланжевена. После расширения своей лаборатории Морис де Бройль получил возможность пригласить ряд учеников и сотрудников для более интенсивной работы над интересовавшими его вопросами[1][2].

В 1912 году, после открытия дифракции рентгеновских лучей, де Бройль занялся рентгеновской спектроскопией, которая стала основным направлением его деятельности. Независимо от Уильяма Генри Брэгга он предложил использовать вращающийся кристалл для изучения рентгеновских спектров, обнаружил «эффект фокусировки» и получил с помощью этого метода качественные спектры нескольких металлов, однако не заметил закономерность, обнаруженную примерно в то же время Генри Мозли[1]. Успех метода вращающегося кристалла оказался во многом неожиданным, поскольку многим учёным представлялось, что поворот лишь смажет картину отражения лучей от поверхности. Оказалось, однако, что медленное вращение кристалла (со скоростью несколько градусов в час) позволяет устранить случайности в спектрах, возникающие из-за шероховатости поверхности, за счёт наложения большого числа изображений, немного повёрнутых друг относительно друга[3]. Кроме того, де Бройль обнаружил ионизацию частиц рентгеновским излучением[2] и сконструировал рентгеновский спектрограф путём замены ионизационной камеры спектрометра фотопластинкой[4].

После начала Первой мировой войны Морис де Бройль был мобилизован как морской лейтенант, занимался проблемами обнаружения и установления радиосвязи с подводными лодками[2][1]. Работая сначала в Камарге, а затем на международной станции беспроволочной связи в Бордо, он сумел существенно продвинуться, одним из первых успешно использовав триод для генерации и детектирования радиосигналов. В дальнейшем он занимался артиллерийской звукометрией, а также служил французским военно-морским атташе при Британском Адмиралтействе[5].

После войны вместе с Александром Довийе (фр. Alexandre Dauvillier) и другими сотрудниками Морис де Бройль изучал спектры поглощения рентгеновских лучей в свете квантовых представлений о структуре материи. В частности, он ещё в 1913 году впервые наблюдал края полос поглощения рентгеновского излучения, которые лишь позже получили правильную интерпретацию[6][7], позже открыл третий край L-полосы поглощения, детально изучил тонкую структуру многих линий и так называемые «корпускулярные спектры», то есть спектры испускаемых при рентгеновском облучении фотоэлектронов, однако был разочарован недостаточной чувствительностью имевшейся аппаратуры[1][8]. Тем не менее, к 1921 году ему удалось установить, что все особенности спектра фотоэлектронов в точности повторяют особенности спектра порождающего их рентгеновского излучения, причём полная энергия кванта излучения должна целиком передаваться индивидуальному электрону. Другими словами, энергия вторичных электронов, порождаемых рентгеновскими лучами, была не меньше энергии первичных электронов, породивших эти лучи, что представляло существенную проблему: если электромагнитное излучение — это волна, то она должна затухать при распространении в окружающем пространстве. Анализируя полученные результаты, де Бройль пришёл к выводу, что рентгеновское излучение должно иметь корпускулярную природу или, по крайней мере, его энергия должна каким-то образом концентрироваться на поверхности волны[9][10][11]. Всё это значительно повлияло на развитие взглядов Луи де Бройля, который увлёкся физикой во многом благодаря старшему брату: Морис ещё в 1911 году работал секретарем первого Сольвеевского конгресса и смог заинтересовать Луи нерешёнными проблемами квантовой физики, обсуждавшимися там. В начале 1920-х годов младший де Бройль подключился к проводившимся в лаборатории исследованиям и стал соавтором нескольких работ, касавшихся природы излучения и строения атома[12]. За свои достижения в физике рентгеновских лучей Морис де Бройль (один и вместе с братом) несколько раз номинировался на Нобелевскую премию по физике[13].

Постепенно круг работ, выполнявшихся в его частной лаборатории, расширялся и включал в себя новые направления — ядерную физику и физику космических лучей. Морис де Бройль первым во Франции использовал камеру Вильсона, установил в лаборатории большой генератор Кокрофта — Уолтона на 300 кВ. При помощи камеры Вильсона и большого электромагнита Академии наук он исследовал космические лучи и установил, что они в основном состоят из положительно заряженных частиц[2]. В 1932 году, вскоре после открытия нейтрона, де Бройль совместно со своим сотрудником Луи Лепренсом-Ренге[fr] провёл пионерские опыты по рассеянию и поглощению этих частиц и установил, что нейтроны, испускаемые новым радон-бериллиевым источником, эффективно поглощаются и рассеиваются парафином, тогда как свинец практически прозрачен для них[14]. В 1942 году по просьбе Фредерика Жолио-Кюри де Бройль сменил Поля Ланжевена, арестованного оккупационными властями, на посту заведующего кафедрой общей физики Коллеж де Франс и занимал эту должность на протяжении двух лет. Он оставил активную научную деятельность в 1946 году[15].

Морис де Бройль активно участвовал в организационной и административной работе, в работе Комиссии по атомной энергии, был членом Морской академии[fr] и Океанографического института[fr][1]. Пользуясь широтой своих связей, учёный всячески способствовал использованию получаемых в его лаборатории результатов и разрабатываемого там оборудования в промышленности; многие его ученики консультировали крупные компании или переходили туда на работу. Столь тесная связь с промышленным производством была нехарактерна для французской академической науки того времени и позволяла, помимо прочего, не ограничиваться семейными средствами и получать дополнительное финансирование на проведение исследований[16][17]. К известным ученикам и сотрудникам Мориса де Бройля относятся Александр Довийе, Луи де Бройль, Луи Лепренс-Ренге, Жан Тибо (фр. Jean Thibaud), Жан-Жак Трийя[fr], Рене Люка[fr], Луи Картан[fr] и другие французские физики[18]. Согласно воспоминаниям учеников и коллег, де Бройль руководил лабораторией неавторитарно, с уважением и вниманием относился к сотрудникам. Как писал Лепренс-Ренге, де Бройль был «чрезвычайно любезен, в нём не было какого-либо высокомерия; он непринуждённо обращался к человеку, с которым разговаривал, так что вы чувствовали в нём проницательность, принципиальную скромность настоящего учёного, сбалансированное суждение о событиях или людях, которых он описывал... с энергичным, даже язвительным юмором»[Комм 1][15].

Морис де Бройль с 1904 года был женат на Камилле Берну де Рошетайе (фр. Camille Bernou de Rochetaillée, 1883—1966)[19], их единственная дочь умерла в 1911 году в шестилетнем возрасте[20]. После смерти Мориса герцогский титул, который перешёл к нему в 1906 году от отца, унаследовал Луи де Бройль[21].

Награды и членства

Публикации

Книги

  • La théorie du rayonnement et les quanta: Rapports et discussions de la Reunion tenue à Bruxelles du 30 octobre au 3 novembre 1911, sous les auspices de M. E. Solvay / M. de Broglie, P. Langevin (eds.). — Paris: Gauthier-Villars, 1912.
  • De Broglie M. Les rayons X. — Paris: Gauthier-Villars, 1922.
  • De Broglie L., De Broglie M. Introduction à la physique des rayons X et <math>\gamma</math>. — Paris: Gauthier-Villars, 1928.
  • De Broglie M. Atomes, radioactivité, transmutations. — Paris: Flammarion, 1939.
  • De Broglie M. Les premieres congrès de physique Solvay et l'orientation de la physique depuis 1911. — Paris: Albin Michel, 1951.

Основные научные статьи

  • De Broglie M. Sur un nouveau procédé permettant d’obtenir la photographie des spectres de raies des rayons de Röntgen // Comptes rendus de l'Académie des sciences. — 1913. — Vol. 157. — P. 924—926.
  • De Broglie M. Sur un système de bandes d’absorption correspondant aux rayons L des spectres de rayons X des éléments, et sur l'importance des phénomenes d'absorption sélective en radiographie // Comptes rendus de l'Académie des sciences. — 1916. — Vol. 162. — P. 352—354.
  • De Broglie M. Sur les spectres corpusculaires des éléments // Comptes rendus de l'Académie des sciences. — 1921. — Vol. 172. — P. 274—275, 527—529.
  • De Broglie M., De Broglie L. Sur le mode d'atome de Bohr et les spectres corpusculaires // Comptes rendus de l'Académie des sciences. — 1921. — Vol. 172. — P. 746—748.
  • De Broglie M. Sur les spectres corpusculaires. Lois de l'émission photo-électrique pour les hautes fréquences // Comptes rendus de l'Académie des sciences. — 1921. — Vol. 172. — P. 806—808.
  • De Broglie M., De Broglie L. Sur les spectres corpusculaires des éléments // Comptes rendus de l'Académie des sciences. — 1921. — Vol. 173. — P. 939—941.
  • De Broglie M. Les phénoménes photo-électriques pour les rayons X et les spectres corpusculaires des éléments // Le Journal de Physique et Le Radium. — 1921. — Vol. 2. — P. 265—287. — DOI:10.1051/jphysrad:0192100209026500.
  • De Broglie M., De Broglie L. Remarques sur les spectres corpusculaires et l'effet photo-électrique // Comptes rendus de l'Académie des sciences. — 1922. — Vol. 175. — P. 1139—1141.
  • De Broglie M. La relation <math>h \nu = E</math> dans les phénomènes photo-électriques // Atomes et électrons: Rapports et décisions du Conseil de physique tenue à Bruxelles du ler au 6 avril 1921. — Paris: Gauthier-Villars, 1923. — P. 80—130.
  • De Broglie M., Leprince-Ringuet L. Sur les neutrons du bore excité par l'émanation du radium // Comptes rendus de l'Académie des sciences. — 1932. — Vol. 195. — P. 88—89.

Напишите отзыв о статье "Де Бройль, Морис"

Комментарии

  1. «...extremely affable, with nothing of the haughty about him, he put the person with whom he was speaking at ease: you sensed in him the discretion, the fundamental modesty of the true scientist, a balanced judgment on events and on men that he described... with a cheerful, even caustic, humor.»

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 Weill-Brunschvicg & Heilbron, 1970.
  2. 1 2 3 4 Wilson, 1961.
  3. Heilbron, 1967, pp. 457, 482—483.
  4. 1 2 Храмов, 1983.
  5. Wheaton, 2007, pp. 47—48.
  6. Heilbron, 1967, pp. 461.
  7. Lytle F. W. The EXAFS family tree: a personal history of the development of extended X-ray absorption fine structure // Journal of Synchrotron Radiation. — 1999. — Vol. 6. — P. 124. — DOI:10.1107/S0909049599001260.
  8. Jenkin J. G., Leckey R. C. G., Liesegang J. The development of x-ray photoelectron spectroscopy: 1900–1960 // Journal of Electron Spectroscopy and Related Phenomena. — 1977. — Vol. 12. — P. 14—16. — DOI:10.1016/0368-2048(77)85065-2.
  9. Wheaton B. R. The tiger and the shark: Empirical roots of wave-particle dualism. — N.Y.: Cambridge University Press, 1983. — P. 263—270.
  10. Wheaton, 2007, pp. 53—54.
  11. Nye, 1997, pp. 411-412.
  12. Nye, 1997, pp. 405-406, 412.
  13. Nye, 1997, p. 414.
  14. De Gregorio A. G. [www.jstor.org/stable/10.1525/hsps.2005.35.2.293 Neutron physics in the early 1930s] // Historical Studies in the Physical and Biological Sciences. — 2005. — Vol. 35. — P. 296—297.
  15. 1 2 Nye, 1997, p. 417.
  16. Wheaton, 2007, p. 50.
  17. Nye, 1997, p. 411.
  18. Nye, 1997, pp. 409-410.
  19. Nye, 1997, p. 404.
  20. Nye, 1997, p. 416.
  21. Nye, 1997, pp. 401, 417.
  22. 1 2 Académie.
  23. Nye, 1997, p. 409.
  24. РАН.
  25. École.

Литература

  • Wilson W. Maurice, Le Duc de Broglie // Biographical Memoirs of Fellows of the Royal Society. — 1961. — Vol. 7. — P. 31–36. — DOI:10.1098/rsbm.1961.0003.
  • Lépine P. [www.academie-sciences.fr/pdf/eloges/broglie_notice.pdf Notice sur la vie et les travaux de Maurice de Broglie] // Académie des sciences. — 1962. — P. 625–656.
  • Heilbron J. L. [www.jstor.org/stable/228422 The Kossel-Sommerfeld theory and the ring atom] // Isis. — 1967. — Vol. 58. — P. 450—485.
  • Weill-Brunschvicg A. R., Heilbron J. L. [www.encyclopedia.com/doc/1G2-2830900649.html Louis-César-Victor-Maurice de Broglie] // Dictionary of Scientific Biography. — New York: Charles Scribner's Sons, 1970. — Vol. 2. — P. 487—489.
  • Храмов Ю. А. Бройль (де Брольи) Луи-Сезар-Виктор-Морис де (Louis-Cesar-Victor-Maurice de) // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 46—47. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)
  • Nye M. J. [www.jstor.org/stable/236150 Aristocratic culture and the pursuit of science: The de Broglies in modern France] // Isis. — 1997. — Vol. 88. — P. 397–421.
  • Wheaton B. R. Atomic waves in private practice // Quantum mechanics at the crossroads: New perspectives from history, philosophy and physics / Eds. J. Evans, A. S. Thorndike. — Springer, 2007. — P. 39–71. — DOI:10.1007/978-3-540-32665-6_3.

Ссылки

  • [www.academie-francaise.fr/les-immortels/maurice-de-broglie?fauteuil=37&election=24-05-1934 Maurice de Broglie] (фр.). Académie française. — Информация на сайте Французской академии. Проверено 30 марта 2016.
  • [ecole.nav.traditions.free.fr/officiers_debroglie_louis.htm Louis César Victor Maurice de Broglie] (фр.). École navale. — Информация на сайте Морской школы. Проверено 30 марта 2016.
  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49680.ln-ru Профиль Мориса де Бройля] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Де Бройль, Морис

– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.