Хьюберт де Бург, 1-й граф Кент

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Де Бург, Хьюберт»)
Перейти к: навигация, поиск
Хьюберт де Бург
англ. Hubert de Burgh<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Хьюберт де Бург на коленях перед алтарем. Хроника Матвея Парижского, XIII век.</td></tr>

1-й граф Кент
1227 — 1232
Предшественник: Новая креация
Преемник: Упразднено
главный юстициарий Англии
1215 — 1232
Предшественник: Питер де Рош
Преемник: Стивен де Сегрейв
смотритель Пяти портов
1215 — 1215
Предшественник: Уильям де Варенн
Преемник: Неизвестно
 
Рождение: ок. 1160
Смерть: 12 мая 1243(1243-05-12)
Банстед, Суррей, Англия
Место погребения: церковь Черных Монахов, Лондон, Англия
Род: де Бурги
Отец: Вальтер де Бург
Супруга: 1. Беатриса де Варенн
2. Изабелла Глостерская
3. Маргарита Шотландская
Дети: сыновья: Джон, Хьюберт
дочь: Маргарита

Хьюберт (Хью) де Бург (англ. Hubert de Burgh; ок. 1160 — 12 мая 1243) — юстициарий Англии (12151232) и смотритель Пяти портов (1215), 1-й граф Кент (12151232), один из самых влиятельных баронов во времена правления Иоанна Безземельного и Генриха III.





Биография

Молодые годы. Служба при Иоанне

Хьюберт был сыном Уолтера де Бурга из замка Бург в Норфолке и его жены Элис. Он был младшим братом Уильяма де Бурга, который сопровождал принца Иоанна в Ирландию в 1185 году, и в конечном итоге стал лордом Коннахта. Хьюберт имел также двух младших братьев, Джеффри и Томаса. Первый стал архидиаконом Норвича в 1202 году, а затем епископом Или, а второй был кастеляном Нориджа с 1215 по 1216 год.

Хьюберт был мелким чиновником при дворе принца Иоанна в 1197 году и стал его камергером в следующем году. Он утратил эту должность на короткое время после возвращения короля Ричарда I Львиное Сердце, а после смерти последнего в 1199 году, с воцарением Иоанна, Хьюберт вновь стал его камергером. В первые годы царствования Иоанна Хьюберт де Бург получил в награду от короля Корф в Сомерсете и три важных замка в Валлийской марке в 1201 году — Гросмонт, Скенфрит и Уайт. Он также стал шерифом Дорсета, Сомерсета, Херефордшира и Беркшира, кастеляном замков Лонкестона и Уоллингфорда. В следующем году Бург был назначен Иоанном констеблем Дуврского замка и ему был передан Фалез в Нормандии.

В 1202 году началась война между Иоанном при поддержке его матери Элеоноры Аквитанской и его племянником Артуром I, герцогом Бретани, который претендовал на владения дяди. В ходе войны Артур был взят в плен королём и помещен под стражу в замок Фалез. Хьюберт де Бург был назначен тюремщиком принца. По неподтвержденной версии ему было приказано ослепить Артура, что тот не исполнил.

Он был тяжело ранен при долгой осаде королём Франции Филиппом II замка Шинон в Нормандии в 1205 году, что могло быть причиной прекращения участия Хьюберта в государственных делах. Это подтверждается временным исчезновением упоминаний о нем из исторических источников.

В 1213 году он был назначен сенешалем Пуатье с целью вторжения во Францию, которое закончилось катастрофически для Иоанна в следующем году.

В источниках от 1215 года Хьюберт упоминается как смотритель Пяти портов, и, хотя управление этим постом совместно с должностью констебля Дуврского замка не было урегулировано до окончания баронских войн, между двумя назначениями прошел длительный период.

Хьюберт де Бург остался верен королю Иоанну во время восстания баронов в конце его царствования. Великая хартия вольностей упоминает его как одного из тех, кто советовал подписать грамоту королю. Его подпись, вместе с подписями двадцати пяти других сторонников короля, стоит на Великой хартии вольностей в качестве гаранта её соблюдения. Король сделал его главным юстициарием Англии в июне 1215 года[1]. В 1216 году Иоанн умер, его преемникам стал несовершеннолетний Генрих III.

Регентство. Последние годы жизни

Хьюберт играл важную роль в обороне Англии от вторжения принца Людовика Французского, сына Филиппа II. Людовик был признан королём Англии многими баронами и королём Шотландии. Первой целью Людовика был захват Дуврского замка, обороной которого командовал Хьюберт де Бург. Замок выдержал длительную осаду летом и осенью 1216 года, и Людовик был вынужден удалиться. На следующее лето Людовик не мог продержаться без подкрепления из Франции. Хьюберт собрал небольшой флот, который победил крупные французские силы в битве при Дувре и в битве при Сандвиче, что в конечном итоге привело к полному выводу французских войск из Англии.

После смерти графа Пембрука Уильяма Маршала в 1219 году, Хьюберт фактически стал регентом Англии, что привлекло к нему много противников. Когда Генрих III достиг совершеннолетия в 1227 году, Хьюберту де Бургу был передан в управление замок Монтгомери в Поуисе и титул графа Кента. Он оставался одним из самых влиятельных людей при дворе. 27 апреля 1228 года он был объявлен главным юстициарием пожизненно[1]. Но в 1232 году заговоры врагов, наконец, удались, и он был отстранен от должности и вскоре был заключен в тюрьму. Он бежал из замка Девайзес и присоединился к восстанию Ричарда Маршала в 1233 году. В 1234 году, Эдмунд Рич, архиепископ Кентерберийский осуществил примирение. Хьюберт де Бург официально снял с себя полномочия юстициария 28 мая 1234 года, хотя он не обладал реальной властью начиная с сентября 1232 года[1]. Решение по лишению Хьюберта всех титулов было отменено епископом Уинчистера Уильямом Рэли в 1234 году, и на время Хьюберту был возвращен титул графа Кента[2]. Его владения и титулы вновь подверглись конфискации в 1239 году, но он частично сохранил своё положение путём предоставления несколько замков королю, в том числе три замка в Уэльсе, которые он получил в 1201 году.

Брак дочери Хьюберта Маргариты[3] с молодым Ричардом де Клером, [графом Глостером], принес ему некоторые неприятности в 1236 году, так как граф был еще несовершеннолетним и находился под опекой короля и брак был заключен без королевского разрешения. Хьюберт, однако, возразил, что свадьба состоялась без его ведома, и обещал заплатить королю деньги. В конце концов брак либо был аннулирован или Маргарет уже к тому времени скончалась.

Он умер в 1243 году в Банстеде, в графстве Суррей и был похоронен в церкви Черных Монахов в Лондоне.

Хьюберт де Бург является персонажем пьесы Уильяма Шекспира «Король Иоанн» и экранизаций этого произведения.

Брак и дети

Помолвлен 28 апреля 1200: Джоан де Ревьер (ум. после 1233), дочь Уильяма де Ревьера, 5-го графа Девона. В том же году помолвка была расторгнута.

1-я жена: Беатриса де Варенн (ум. до 12 декабря 1214), дочь Уильяма де Варенн, лорда Вормгея и Беатрисы де Пьерпон, вдова Ральфа и Доона (ум. 1205), лорда Бардольфа. Дети:

2-я жена с сентября 1217: Изабелла Глостерская (ок. 1173 — 14 октября 1217), дочь Уильяма Фиц-Роберта, графа Глостера и Мабель Фиц-Роберт. Её первым мужем был король Иоанн, брак был расторгнут. Детей не имели.

3-я жена с 1221, развод в 1232: Маргарита Шотландская (1193—1259), дочь Вильгельма I Льва, короля Шотландии, и Ирменгарды де Бомон. Дети:

  • Маргарита (Маготта) (1223 — ноябрь 1237); муж с 1237 (без разрешения короля, брак сразу был расторгнут): Ричард де Клер (4 августа 1222 — 15 июля 1262)

Напишите отзыв о статье "Хьюберт де Бург, 1-й граф Кент"

Примечания

  1. 1 2 3 Powicke, F. Maurice and E. B. Fryde. Handbook of British Chronology. — 2nd Edition. — London: Royal Historical Society, 1961. — P. 70.
  2. Plucknett, T. A Concise History of the Common Law. — Little, Brown and Co, 1956. — P. 170.
  3. Она также была известна как Маготта.

Литература

  • Cokayne George E. The complete peerage of England, Scotland, Ireland, Great Britain and the United Kingdom, extant, extinct, or dormant / edited by H. A. Doubleday, Duncan Warrand and Lord Howard de Walden. — 2nd Edition. — London: The St. Catherine Press, 1910–1959. — Vol. VI. — P. 472.
  • Burke, Eamon. Burke People and Places. — Dublin, 1995.
  • Carpenter, D. A. The Fall of Hubert De Burgh. — Journal of British Studies, 1980. — Vol. 19.
  • Ellis, C. Hubert de Burgh, A Study in Constancy. — 1952.
  • Johnston, S.H.F. The Lands of Hubert de Burgh. — English Historical Review, 1935. — Vol. 50.
  • Powicke, F. Maurice and E. B. Fryde. Handbook of British Chronology. — 2nd Edition. — London: Royal Historical Society, 1961.
  • Weiss, Michael. The Castellan: The Early Career of Hubert de Burgh. — 2nd Edition. — Viator, 1974. — Vol. 5.
  • Remfry, P.M. Grosmont Castle and the families of Fitz Osbern, Ballon, Fitz Count, Burgh and Braose. — ISBN 1-899376-56-9.

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/ENGLISH%20NOBILITY%20MEDIEVAL.htm#_Toc254344901 EARLS of KENT 1352-1408 (HOLAND)] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 4 января 2010.
  • [www.stirnet.com/HTML/genie/british/bb4fz/burgh01.htm Burgh] (англ.). Stirnet. Проверено 28 декабря 2010. [www.webcitation.org/67aar3jhM Архивировано из первоисточника 12 мая 2012].
  • [en.wikisource.org/wiki/1911_Encyclop%C3%A6dia_Britannica/Burgh%2C_Hubert_de BURGH, HUBERT DE] (англ.). 1911 Encyclopædia Britannica. Проверено 9 января 2011. [www.webcitation.org/67aarVPMA Архивировано из первоисточника 12 мая 2012].
  • [www.thepeerage.com/p10487.htm#i104864 Hubert de Burgh, 1st Earl of Kent] (англ.). thePeerage.com. Проверено 4 января 2010. [www.webcitation.org/67aas9aIS Архивировано из первоисточника 12 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Хьюберт де Бург, 1-й граф Кент

Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».