Бурнонвиль, Александр II де

Александр II де Бурнонвиль фр. Alexandre II de Bournonville <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Князь де Бурнонвиль
1658 — 1690
Предшественник:	титул создан
Преемник:	Александр-Альбер де Бурнонвиль
Вице-король Каталонии
1678 — 1684
Предшественник:	Диего Фелипес де Гусман
Преемник:	Диего Фелипес де Гусман
Вице-король Наварры
1686 — 1690
Предшественник:	Эрнест Александр Доминик д'Аренберг
Преемник:	Хуан Гранде Сантос
Рождение:	5 января 1616(1616-01-05)
Смерть:	20 августа 1690(1690-08-20) (74 года) Памплона
Род:	Дом де Бурнонвиль
Отец:	Александр I де Бурнонвиль
Мать:	Анна де Мелён
Военная служба
Годы службы:	1638—1690
Принадлежность:	Священная Римская империя Священная Римская империя Испанская империя
Звание:	генерал-фельдмаршал капитан-генерал
Сражения:	Тридцатилетняя война Франко-испанская война (1635—1659) Деволюционная война Голландская война
Награды:

Князь Александр-Ипполит-Бальтазар де Бурнонвиль (фр. Alexandre-Hippolyte-Balthazar de Bournonville; 5 января 1616 — 20 августа 1690, Памплона) — военачальник и государственный деятель Испании и Священной Римской империи.

Биография

Сын герцога Александра I де Бурнонвиля и Анны де Мелён.

Граф де Энен-Льетар, барон де Комон, сеньор де Раншикур, Дивион, Мениль, Фюрн, Бондю, Васкешаль, Тамиз.

Вырос в Брюсселе при дворе инфанты Изабеллы. В 1626 получил роту пехоты. В 1633 был отправлен отцом учиться в Париж, откуда в 1637 перебрался ко двору герцога Савойского. В следующем году стал капитаном в полку графа фон Ритберга, с которым воевал в Германии, в том числе при взятии Кройцнаха в 1640 и Дорштейна в 1641. В том же году получил немецкий пехотный полк, а в 1643 губернаторство в Аме, столице графства Ла Марк. Защищал тамошнюю монашескую обитель от агрессии со стороны местного населения, принявшего протестантизм. Укрепив город, сорвал планы гессенцев и шведов генерала Кёнигсмарка, намеревавшихся атаковать это место.

В 1644 был губернатором Меппена, крепости в Мюнстерском епископстве. После окончания кампании вернулся на свой пост в Аме. В 1645 в должности генерала отличился во втором сражении при Нёрдлингене, где командовал войсками вестфальского округа и взял несколько знамен, получив две пули в свою кирасу. После гибели графа фон Мерси и пленения французами фельдмаршала ван Гелена и генерала кавалерии герцога Гольштейнского принял командование остатками разбитой армии.

Немного позднее, при рекогносцировании Вимпфена, получил еще две пули в свой доспех. Вернувшись в Ам, в кампании 1646 и 1647 оборонял Остфрисландию от графа Кёнигсмарка, которого в 1648 заставил снять осады Меппена и Падерборна. В том же году два раза оказывал помощь генералу Ламбуа: у Нойса и Ренена, близ Мюнстера, и был официально произведен в генералы.

В 1649 император Фердинанд III назначил Бурнонвиля дворянином своей Палаты, а король Испании приказал восстановить во владении землями дома, конфискованными брюссельской счетной палатой после осуждения и бегства его отца. После подписания Мюнстерского мира вернулся в свои владения, где набрал полк немецкой пехоты, передав его своему брату виконту де Барлену.

В 1650 вместе с герцогом Вюртембергским вторгся во Францию на помощь принцу Конде, в армии которого командовал испанскими артиллерией и пехотой. Участвовал в осадах Ретеля и Рокруа, где получил жестокую контузию, а мушкетная пуля пробила его шляпу, зацепив ухо. С большим мужеством действовал при обороне Арраса в 1654, и когда французы прорвали линии обороны, последним покинул траншею и в порядке отступил к Камбре. В следующем году четыре месяца оборонял Конде, сдав это место только по приказу эрцгерцога Леопольда Вильгельма. Тридцать один день продержался в осажденном Валансьене, дав время Хуану Австрийскому и принцу Конде прийти на помощь.

12 июля 1658 в Мадриде король Испании пожаловал ему титул князя де Бурнонвиля, возведя в этот ранг сеньорию Бугенхаут в Брабанте. До этого Александр назывался герцогом де Бурнонвилем, хотя этот титул и французские владения дома его отец в 1651 официально передал своему второму сыну Амбруазу. После окончания франко-испанской войны Людовик XIV 24 сентября 1660 пожаловал князю, прибывшему в Лувр, те же почести при своем дворе, которыми пользовался его брат. На следующий день братья подписали договор о транзакции владений, по которым князь уступал младшему брату французские сеньории.

Конфликту из-за титула и владений посвящена любопытная брошюра, изданная неким доктором права под инициалами F. I. C. без указания года и места, под названием «Апологетическая защита, или Выведение факта для монсеньора Александра, сира, герцога и князя де Бурнонвиля, графа де Энена, против монсеньора Амбруаза де Бурнонвиля, его второго брата, назначенного герцогом и пэром Франции, придворным королевы, и губернатором Парижа».

21 мая 1666 Карл II назначил своего «дорогого и преданного кузена» губернатором и капитан-генералом Артуа. В 1667 война возобновилась, и Бурнонвиль захватил несколько французских конвоев.

С началом Голландской войны в 1672 был вызван в Брюссель, где занимался ремонтом укреплений, затем был направлен в Германию на помощь императору. Был произведен в генерал-фельдмаршалы, и действовал в районе Падерборна вместе с курфюрстом Бранденбургским.

В кампанию 1673 действовал под командованием имперского генералиссимуса князя Монтекукколи, в отсутствие которого активно участвовал в осаде Бонна. В том же году был пожалован должностью дворянина Палаты императора Леопольда.

В 1674 помешал французам осадить Лимбург, затем был направлен в Пфальц, где после разгрома имперцев при Зинсхайме собрал остатки армии и увел их на правобережье Рейна по страсбургскому мосту. Был разбит Тюренном при Энцхейме 4 октября, Мюльхаузене 29 декабря и Тюркхейме 5 января 1675. В 1675 получил из рук Монтекукколи цепь ордена Золотого руна, пожалованную еще в 1672.

В 1676 был вызван королём Испании в Каталонию, где служил в качестве генерала-кампмейстера и члена военного совета. В 1677 был направлен на подавление Мессинского восстания. Высадившись недалеко от города, овладев окрестными крепостями и блокировав Мессину, заставил мятежников подчиниться королю. В следующем году назначен вице-королём Каталонии, где также командовал войсками в должности капитан-генерала. В 1686 назначен вице-королём Наварры. Умер в Памплоне; его сердце было помещено в церкви этого города, а тело перевезено в Брюссель и погребено в родовой усыпальнице в церкви кармелитов.

По словам отца Ансельма князь хорошо разбирался в математике, фалеристике и истории, а также в нескольких других науках.

Семья

Жена (3.05.1656): Жанна Эрнестина Франсуаза д'Аренберг (9.04.1628—10.10.1663), дочь князя Филиппа-Шарля д'Аренберга и Изабель-Клер де Берлемон. Умерла при родах

Дети:

• Анна-Мария-Франсуаза де Бурнонвиль (8.02.1657—1727). Муж (25.10.1672): Филипп-Эммануэль-Фердинанд де Крой (1641—1718), принц де Сольр
• Александр Эрнест де Бурнонвиль (05—25.11.1658)
• Александр Шарль Франсуа де Бурнонвиль (2.04.1659—09.1660)
• Изабелла-Тереза де Бурнонвиль (20.05.1660—). Муж (1678): Косм-Клод Филипп д'Онньи, граф де Купиньи
• князь Александр-Альбер де Бурнонвиль (16.04.1662—3.09.1705). Жена (29.08.1682): Шарлотта-Виктория д'Альбер де Люин (1667—1701), дочь Луи-Шарля д'Альбера, герцога де Люина, и Анны де Роган-Монбазон
• Мария-Франсуаза де Бурнонвиль (20.09.1663—1742). Муж (3.02.1694): Клод де Ришардо, граф де Каммераж (1663—1701)

Литература

• Père Anselme. Histoire généalogique et chronologique de la maison royale de France. T. V. — P.: Companie des Librairies, 1730., p. 821—822, 839—840
• Défense apologétique ou Déduction de fait pour Monseigneur Alexandre sire, duc, et prince de Bournonville, comte de Hennin, contre Monseigneur Ambroise de Bournonville son frere second, nommé Duc, & Pair de France, Chevalier d'honneur de le Reyne, & Gouverneur de Paris, 16?? [books.google.ru/books?id=T8RbAAAAQAAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false]

Ссылки

• [www.heraldique-europeenne.org/Armoriaux/Toison/Habsbourg_Charles_II_2.htm Armorial des Chevaliers de la Toison d’Or] — heraldique-europeenne.org
• [www.antiquesatoz.com/sgfleece/knights2.htm CHEVALIERS DE LA TOISON D’OR — MAISON DE HABSBOURG (HOUSE OF HABSBURG)]

Отрывок, характеризующий Бурнонвиль, Александр II де

Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.