Вилье де Лиль-Адан, Жан де
| Жан де Вилье де Лиль-Адан фр. Jean de Villiers de L'Isle-Adam<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1399 — 1437 | |||
| Предшественник: | Пьер II де Лиль-Адан | ||
| Преемник: | Жак де Лиль-Адан | ||
| |||
| с 1418 | |||
| Предшественник: | Жан II ле Менгр | ||
| Рождение: | 1384 | ||
| Смерть: | 22 мая 1437 Брюгге | ||
| Место погребения: | собор Св. Донатиана в Брюгге | ||
| Супруга: | Мария де Гаренсье | ||
| Дети: | сыновья: Жан де Вилье | ||
| Награды: |
| ||
Жан де Вилье, граф де Лиль-Адан (фр. Jean de Villiers de L’Isle-Adam; 1384 — Брюгге, 22 мая 1437) — губернатор Парижа во время осады города в 1429 году, маршал Франции и кавалер ордена Золотого руна.
Биография
Жан де Вилье был сыном Пьера II де Вилье (ум. 1399) и Жанны де Шатильон и происходил из знатного французского рода. В 1415 году попал в плен к англичанам при осаде Арфлёра и был отпущен за выкуп. Карл VI Французский сделал его лесничим (фр. maître des eaux et forêts) в Нормандии. В том же 1415 году он был ранен в битве при Азенкуре.
Во время войны бургундцев и арманьяков Жан де Вилье присоединился к партии бургундцев и стал одним из её вождей. 29 мая 1418 года он сумел захватить Париж и был причастен к последовавшей за этим резне, во время которой погиб Бернард VII, граф Арманьяк. В том же году бургундский герцог Жан Бесстрашный назначил его маршалом Франции вместо Жана II ле Менгра, попавшего в плен при Азенкуре.
Он удачно защищал Бове от англичан, но в 1420 году Томас Бофор захватил Париж и бросил Жана в Бастилию. Освобождённый в 1422 году, он стал сражаться на стороне Джона Ланкастера и осаждал Мёлан. Снова назначенный маршалом Франции, он поступил на службу Филиппу Доброму, герцогу Бургундии, и стал его советником. В октябре 1426 года он стал губернатором графства Голландия и помогал Филлипу Доброму во время «Войны крючков и трески». В 1429 году снова стал губернатором Парижа и удачно защищал город во время осады Парижа войсками Жанны Д’Арк. В 1430 году стал одним из первых 24 рыцарей основанного Филиппом Добрым ордена Золотого руна.
В 1432 году он осаждал Ланьи-сюр-Марн, а в 1435-м захватил Сен-Дени. После заключения Аррасского мира между Францией и Бургундией он вернулся на французскую службу при короле Карле VII и сражался с англичанами при Понтуазе и Париже.
Лиль-Адан был убит 22 мая 1437 года в Брюгге во время перестрелки между горожанами Брюгге и отрядами, сопровождавшими Филиппа Доброго. Его похоронили в соборе святого Донатиана в Брюгге.
Потомки
Внуком Жана де Вилье был Филипп де Вилье де л’Иль-Адам, магистр ордена госпитальеров во время обороны Родоса в 1522 году.
Напишите отзыв о статье "Вилье де Лиль-Адан, Жан де"
Отрывок, характеризующий Вилье де Лиль-Адан, Жан де
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
