Де Маранш, Александр

Александр де Маранш фр. Alexandre de Marenches
директор Службы внешней документации и контрразведки
1970 — 1981
Президент:	Жорж Помпиду Валери Жискар д'Эстен
Рождение:	7 июня 1921(1921-06-07) Париж
Смерть:	2 июня 1995(1995-06-02) (73 года) Монако
Отец:	Шарль Констан Мари де Маранш
Мать:	Маргарет Кларк де Л'Эстрейд
Награды:

Александр де Маранш (фр. Alexandre de Marenches; 7 июня 1921, Париж — 2 июня 1995, Монако) — французский военный, разведчик и политик, директор спецслужбы SDECE в 1970—1981. Основатель международного антикоммунистического разведывательного сообщества Клуб Сафари. В 1980-х — политический советник президента США Рональда Рейгана.

Антинацистский разведчик

Родился в аристократической семье. Отец Александа де Маранша — капитан Шарль Констан Мари де Маранш происходил из средневекового рыцарского рода, наследовал графский титул, служил в штабе маршала Фоша, в годы Первой мировой войны представлял генерала Петэна при генерале Першинге. Мать Александра де Маранша — Маргарет Кларк Л’Эстрейд была гражданкой США. В детстве и юности Александр де Маранш постоянно общался с представителями французской военной элиты.

В 1939 году Александр де Маранш поступил на военную службу в кавалерию. В 1940 участвовал в боях с немцами. Скрывался от оккупационных властей, занимался антинацистской разведывательной деятельностью. В 1942 году с трудом избежал попадания в гестапо, предпринял рискованный переход через Пиренеи в Испанию, оттуда добрался до Алжира — где присоединился к войскам генерала де Голля. На стороне Антигитлеровской коалиции воевал в Италии. В качестве адъютанта генерала Жюэна координировал наступление французских и американских войск на Рим (функция, сходная с ролью де Маранша-старшего в Первой мировой).

После войны оставался в действующем резерве. Вышел в отставку в 1962 году — в знак протеста против согласия де Голля на деколонизацию Алжира.

Антикоммунистическая спецслужба

Преемник де Голля Жорж Помпиду в 1970 году назначил Александра де Маранша директором Службы внешней документации и контрразведки (SDECE). Этому способствовала важная услуга, которую де Маранш оказал новому президенту — пресечение распространяемой некоторыми сотрудниками клеветы о связях супруги Помпиду с Аленом Делоном.

Во главе SDECE де Маранш приобрёл серьёзный политический вес. Разведывательная спецслужба превратилась в институт, во многом определявший внешнюю политику Франции. Взгляды де Маранша придавали операциям SDECE выраженно антикоммунистический и антисоветский характер (безотносительно к официальному курсу французской дипломатии 1970-х годов).

Граф Александр де Маранш, участник Сопротивления в годы Второй мировой войны, действовал бок о бок с коммунистами. В годы «холодной войны» де Маранш стал их ярым противником, патологическим врагом коммунизма и Советского Союза. В «Советской империи» (в ту пору всякое другое название СССР в СДЕСЕ было запрещено) де Маранш видел единственного «стратегического» врага свободного мира. Советский марксизм представлялся ему настоящей опасностью, аналогом варварства, как у вчерашних гитлеровцев.

С профессиональной точки зрения французская разведка принадлежала к наиболее эффективным в мире. SDECE заблаговременно получила информацию о скором начале Войны Судного дня и советского вторжения в Афганистан. Наибольших результатов французская разведка достигала в Африке и на Ближнем Востоке.

Как управленец де Маранш отличался жёсткостью и решительностью. Левые критики обвиняли де Маранша в том, что он идеологизировал государственную спецслужбу, превратил разведку в оперативный инструмент крайне правых сил.

В 1974 году, после кончины президента Помпиду, Александр де Маранш оказался единственным человеком, имевшим доступ к личному сейфу покойного. Этот факт по достоинству оценил новый глава государства Валери Жискар д’Эстен. Де Маранш остался на своём посту и стал президентским советником.

Однако между ними часто возникали серьёзные разногласия: де Маранша возмущала пассивность Жискар д’Эстена в отношении коммунистической угрозы, неготовность к предлагаемым действиям. В частности, SDECE предлагала активно вмешаться в политические процессы, развивавшиеся в бывших португальских колониях, воспрепятствовать приходу к власти марксистских партий в Анголе и Мозамбике. Отказ Жискар д’Эстена от этих проектов ухудшил отношение спецслужб к президенту. Де Маранш также был против осуществлённого Жискар д’Эстеном увольнения куратора африканской политики Жака Фоккара — знатока тайной дипломатии и разведки, активного антикоммуниста.

Во главе «Сафари»

Разведывательная активность де Маранша развивалась на трёх основных направлениях: СССР, Ближний Восток, Африка. В Советском Союзе использовались глубоко законспирированные агенты. В арабских странах связи устанавливались обычно через военную коммерцию. В Африке де Маранш активно взаимодействовал с Жаком Фоккаром, используя созданную им оперативную сеть.

В 1976 году Александр де Маранш инициировал создание Клуба Сафари — антикоммунистического союза французской, марокканской, египетской, саудовской и иранской разведок. В подборе партнёров сказались ближневосточные приоритеты SDECE. Благодаря своим американским связям де Маранш наладил системное взаимодействие с ЦРУ, даже несмотря на негативное отношение президента Картера к операциям Клуба.

Организация сыграла важную роль в африканских военных конфликтах. Удалось защитить прозападный заирский режим Мобуту при вторжении левых мятежников из Анголы весной 1977. Помощь Сиаду Барре в эфиопо-сомалийской войне позволила оторвать Сомали от «социалистического лагеря».

«Клуб Сафари» на всех этапах процесса играл важную роль в заключении мирного договора между Египтом и Израилем. Окончательная антисоветская переориентация Египта, образование фактического альянса между президентом Садатом и премьер-министром Бегином серьёзно изменили в пользу Запада мировой геополитический расклад.

Разногласия с французскими властями

После начала войны в Афганистане де Маранш разработал концепцию Mosquito — локальных, но постоянных и активных ударов по военно-политической инфраструктуре СССР. Оперативный подход графа однозначно предполагал «игру без правил», вплоть до целенаправленного распространения гашиша среди личного состава ОКСВ. Предложение было отклонено Жискар д’Эстеном.

В 1981 году победу на президентских выборах одержал социалист Франсуа Миттеран. В новом правительстве Пьера Моруа получили посты представители компартии. В таких условиях госслужба стала неприемлема для Александра де Маранша. Кроме того, он не одобрял конкретные планы Миттерана по реорганизации спецслужб. Де Маранш подал в отставку с поста директора SDECE.

Советник Рейгана. Мемуары и предсказания

С 1981 Александр де Маранш являлся специальным политическим советником президента США Рональда Рейгана. Ряд его концепций и проектов, многие наработки «Клуба Сафари» были использован в Доктрине Рейгана. Прежде всего это касалось помощи антикоммунистическим повстанцам — организационному содействию и военному снабжению ангольской УНИТА, афганских моджахедов, никарагуанских контрас.

В соавторстве с бельгийским журналистом Кристином Окрентом де Маранш написал книгу Dans le secret des princes — Секреты принцев (на английском языке вышла под названием The Evil Empire: Third World War Continues — Империя зла: Третья мировая война продолжается). Он, в частности, возлагал на администрацию Картера вину за падение шаха Пехлеви — США отказали иранскому лидеру в поддержке за нарушения прав человека.

Следующая работа де Маранша, написанная в соавторстве с Дэвидом Анделманом называлась The Fourth World War: Diplomacy and Espionage in the Age of Terrorism — Четвёртая мировая война: Дипломатия и шпионаж в эпоху терроризма. Эта книга, предсказавшая институционализацию террора, привлекла большой интерес после событий 9/11.

Штрихи к портрету

Александр де Маранш был рыцарем Мальтийского ордена и членом Королевской академии Марокко.

Из-за крупной комплекции и раскованных манер граф де Маранш носил прозвище Porthos — Портос. Реально же по типу личности он скорее напоминал Арамиса.

См. также

• Жак Фоккар

Отрывок, характеризующий Де Маранш, Александр

– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.