Джаббарлы, Джафар Кафар оглы

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Джаббарлы, Джафар»)
Перейти к: навигация, поиск
Джафар Джаббарлы
азерб. Cəfər Cabbarlı
Имя при рождении:

Джафар Кафар оглы Джаббарлы

Дата рождения:

20 марта 1899(1899-03-20)

Место рождения:

Хызы,
Кубинский уезд,
Бакинская губерния,
Российская империя

Дата смерти:

31 декабря 1934(1934-12-31) (35 лет)

Место смерти:

Баку, Азербайджанская ССР, СССР

Гражданство (подданство):

Российская империя Российская империя
АДР
СССР СССР

Род деятельности:

драматург, поэт, сценарист

Годы творчества:

19111934

Жанр:

драма, трагедия, поэзия

Язык произведений:

азербайджанский

Награды:

Заслуженный деятель искусств Азербайджанской ССР (1928)

Джафар Кафар оглы Джаббарлы, в советских источниках встречается написание Джабарлы (азерб. جعفر جبارلی, Cəfər Qafar oğlu Cabbarlı; 20 марта 1899, Хызы31 декабря 1934, Баку) — азербайджанский драматург, поэт, театральный постановщик и сценарист. Заслуженный деятель искусств Азербайджанской ССР (1928), зачинатель социалистического реализма в азербайджанской драматургии. В Литературной энциклопедии Джаббарлы назван тюркским писателем[1].





Биография

Джафар Кафар оглы Джаббарлы родился 20 марта 1899 года в городе Хызы. Родился в семье крестьянина. После смерти отца в 1902 году, семья трёхлетнего Джафара Джаббарлы переехала в Баку. Согласно кандидату исторических наук Нуриде Гулиевой являлся татом[2].

В 1920 году он поступил в Азербайджанский Государственный университет на факультет медицины, однако из-за отсутствия интереса к медицине, он вскоре перешёл на факультет востоковедения. Одновременно он посещал кружок драмы при Тюркском рабочем театре в Баку. В 1929 окончил Азербайджанский Государственный университет. Начал печататься с 1915 года. Ранние сатирические стихи и рассказы Джафара направлены против социального неравенства, женского бесправия и отсталости. В 1916 году Джафар Джаббарлы пишет историческую драму «Насреддин-шах», в котором разоблачает феодальную деспотию в Иране. Дальнейшие пьесы писателя «Айдын» (1922) и «Октай Эль-оглы» (1923) изображает суровую реалистическую манеру, реакционную сущность местной буржуазии. В 1923-1924 годах пишет поэму «Девичья башня», в основе которой лежит легенда о трагической судьбе женщины феодального Востока. В 1927 году пишет историческую трагедию «Невеста огня» о легендарном вожде освободительного восстания, Бабеке, которую направляет против религии ислама и феодального гнёта. В 1931 году Джафар Джаббарлы пишет пьесу «В 1905 году», где показывает обстановку межэтнических столкновений татар (азербайджанцев) и армян в период первой русской революции в Закавказье.  Джаббарлы — автор либретто оперы Р. М. Глиэра «Шахсенем» и многих киносценариев. Был также переводчиком. Перевел на азербайджанский язык произведения У. Шекспира, Ф. Шиллера, П. Бомарше, Л. Н. Толстого, М. Горького и многих других русских и европейских классиков.

Джафар Джаббарлы умер в возрасте 35 лет от сердечной недостаточности.

Литература и театр

Джаббарлы начал писать стихи в раннем возрасте. По последним данным, одно из его ранних стихотворений было опубликовано в азербайджаноязычной газете «Хагигат-и Афкар» в 1911 году. В последующие годы он написал более двадцати пьес, а также стихов, очерков, рассказов и статей. На его труды огромное влияние оказала советизация 1920-х годов, пропаганда идей коммунизма и темы равноправия, труда, образования, интернационализма, раскрепощения женщин, культурных перемен и пр. Джаббарлы доносил до непривилегированных слоёв азербайджанского общества традиции европейского театра и драматургии. Его крупнейшим вкладом был перевод и постановка в Азербайджанском государственном драматическом театре «Гамлета» (Уильям Шекспир) на азербайджанском языке в 19251926 годах.

Кино

Джафар Джаббарлы считается основателем школы киносценаристов Азербайджана. По мотивам двух его пьес — «Севиль» и «Алмаз» — были сняты фильмы в 1929 и 1936 годах соответственно. В основе обоих фильмов лежит тема борьбы за права женщин и крушение традиционного гендерного неравенства.

Память

Имя Джаббарлы было присвоено:

Напишите отзыв о статье "Джаббарлы, Джафар Кафар оглы"

Примечания

  1. [enc-dic.com/enc_lit/Dzhabarl-1616.html Джаббарлы в Литературной энциклопедии]
  2. [irs-az.com/new/pdf/091110154652.pdf Таты Азербайджана] // Международный азербайджанский журнал «IRS-Наследие». Нурида Гулиева, кандидат исторических наук.

Ссылки

  • [slovari.yandex.ru/~книги/Лит.%20энциклопедия/Джабарлы/ Статья в Литературной энциклопедии](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2866 дней))
  • [www.kino-teatr.ru/kino/screenwriter/sov/253990/bio/ Биография на сайте КИНОТЕАТР]

Отрывок, характеризующий Джаббарлы, Джафар Кафар оглы

Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.